У меня похолодели руки, невзирая на жаркий день.
— Не знаю… что?
Он закусил нижнюю губу, стараясь не встречаться со мной глазами. Наконец он тяжело вздохнул:
— Я не убил его. Но ранил.
— Да, Луиза говорила, что ты его тяжело ранил. Но она также сказала, что он поправляется.
Вдруг в моей памяти всплыла та последняя сцена в Фонтенбло. Последняя, перед тем как темнота поглотила мое сознание. Острый конец шпаги пронзает покрытую каплями дождя оленью кожу. Кожу, из которой были сшиты брюки Джека Рэндолла. Огромное красное пятно на брюках у пояса и шпага, стремительно двигающаяся от пояса к низу живота.
— Джейми, — воскликнула я, с ужасом глядя на него, — Джейми, что ты сделал?!
Он сидел, опустив глаза и потирая обожженную крапивой ладонь о подол шотландской юбки. Он покачал головой, как бы сам удивляясь содеянному.
— Я был таким глупцом, Саксоночка. Я бы не считал себя мужчиной, если бы позволил ему уйти неотомщенным за то, что он сотворил с мальчиком. И все-таки… я все время мысленно повторял себе: «Ты не должен его убивать, ты же обещал! Ты не должен его убивать». — Он горько улыбнулся, глядя на свою ладонь. — У меня внутри бушевало пламя, но я по-прежнему продолжал твердить про себя: «Ты не должен его убивать». И я до поры до времени сдерживал данное тебе обещание. Но я пребывал в бешенстве, в ушах у меня звенела кровь… и в какой-то момент я вспомнил Уэнтуорт и Фергюса, и эти воспоминания затмили твою просьбу, и лезвие моей шпаги… — Он внезапно умолк.
Я почувствовала, как кровь отхлынула у меня от головы, и тяжело опустилась на камень.
— Джейми, — прошептала я. Он беспомощно пожал плечами.
— Мне нечего сказать тебе, Саксоночка, — продолжал он, избегая моего взгляда, — кроме того, что я ранил его в это самое дьявольское место.
— Боже. — Я сидела, не в силах пошевелиться, а он внимательно разглядывал свои руки. На одной из них, на правой, сохранился небольшой розовый шрамик. След от гвоздя, который Джек Рэндолл вогнал в нее. Там, в Уэнтуорте.
— Ты ненавидишь меня за это, Клэр? — спросил он тихо, чуть слышным голосом.
Я закрыла глаза и покачала головой:
— Нет, — а когда открыла их снова, увидела взволнованное лицо Джейми. — Я не знаю, что я сейчас думаю, Джейми. Правда не знаю. Но в одном я уверена: я не испытываю к тебе ненависти. — Я взяла его руку, нежно пожала и добавила: — А сейчас, прошу тебя, дай мне побыть одной несколько минут, хорошо?
Джейми ушел, а я надела свою успевшую высохнуть одежду и теперь сидела на валуне, разглядывая кольца у себя на руках — одно серебряное, другое золотое. Я носила оба обручальных кольца и не знала почему.
Итак, Джек Рэндолл никогда не сможет стать отцом. Джейми был уверен в этом, а я не была склонна расспрашивать его о причине такой уверенности. И все же я носила кольцо Фрэнка. Я все еще помнила человека, который был моим первым мужем, все, что было связано с ним и чего больше нет. Как же он может не существовать?
Я не знала. Возможно, я никогда не узнаю, так ли это. Я тряхнула головой, отбросив назад растрепанные ветром кудри. Если мы порой можем повлиять на наше будущее, во всяком случае пытаемся это сделать, то наше недавнее прошлое изменить мы не в силах. Что сделано, то сделано. И что бы я ни предпринимала, ничего изменить нельзя. Джек Рэндолл никогда не сможет зачать ребенка.
По склону позади меня скатился камешек, подпрыгивая я увлекая за собой водопад гравия. Я повернулась и взглянула вверх, где Джейми, уже одетый, внимательно смотрел куда-то вдаль.
Ярко-белая поверхность известнякового холма свидетельствовала о том, что коричневый грязный слой его под влиянием скорее всего непогоды разрушился и сполз вниз. Там виднелись малюсенькие, только что проклюнувшиеся из земли растения, нашедшие приют на этом свежем участке почвы. Они резко контрастировали с густым кустарником, покрывающим остальные участки горы. Джейми брел по склону, хватаясь за валуны руками. Я видела, как он обогнул гигантский валун, и среди полуденной тиши услышала звон его кинжала, ударившегося о камень.
Потом он исчез из моего поля зрения. В ожидании, когда он появится с другой стороны скалы, я сидела, блаженно жмурясь и подставляя плечи горячему солнцу. Он все не появлялся. Через несколько минут я забеспокоилась. А что, если он поскользнулся и упал или ударился головой о скалу? Минуты казались вечностью. Я стянула с ног сапоги, подоткнула юбки и стала взбираться вверх по холму, осторожно ступая ногами по белым теплым камням.
— Джейми!
— Я здесь, Саксоночка! — Голос его прозвучал прямо у меня за спиной, и я от неожиданности чуть не потеряла равновесие. Он схватил меня за руку и помог подняться на маленькую площадку между двумя валунами.
Потом он повернул меня к стене известняка со следами ржавчины от стекавшей когда-то по ней воде.
— Смотри, — тихо произнес он.
Я посмотрела, куда он указывал, и увидела нарисованные на стене, словно мчавшиеся прямо на нас стада бизонов и оленей, а над ними кружили стаи птиц. Картина была написана в черно-красных и желтых тонах и свидетельствовала о незаурядном мастерстве художника. Оно проявилось и в том, как он использовал естественные трещины и неровности камня. Когда-то это картина, сотворенная безымянным художником при свете костра, украшала стены пещеры. Со временем стены пещеры разрушились, и она предстала на всеобщее обозрение, такая же прекрасная и при свете солнечного дня.
— Саксоночка! Иди сюда, пожалуйста! — Голос Джей-ми звучал как-то непривычно, и я поспешила на его зов. Он стоял у входа в одну из небольших пещер, словно выстроившихся в ряд, заглядывая внутрь.
Они лежали за выступом скалы, как будто бы укрывшись здесь от ветра. Их было двое. Они лежали рядом, как бы обнявшись, на твердом полу пещеры. В сухом воздухе их кости сохранились, хотя плоть давным-давно истлела. На одном черепе уцелел небольшой кусочек коричневой кожи с волосами, порыжевшими от времени. Они слегка шевелились под легкими порывами ветерка.
— Бог мой, — тихо произнесла я, как бы боясь потревожить их покой. Джейми обнял меня и привлек к себе. — Наверное… их… убили? По-видимому, ритуальное убийство?
Джейми покачал головой, внимательно вглядываясь в небольшую груду хрупких костей.
— Нет, — ответил он. Он тоже говорил тихо, как обычно принято говорить в церкви. Он повернулся и показал рукой на картину за нашей спиной, на которой были изображены скачущие олени и курлыкающие журавли, нарисованные на камне. — Нет, — повторил он. — Люди, которые рисовали эти картины, не могли так поступить. — Он вновь повернулся к двум скелетам, сплетенным у наших ног. Он склонился над ними, прослеживая пальцем линию их костей, но стараясь не касаться их мраморной поверхности. — Видишь, как они лежат? Они не упали здесь, и никто не принес их откуда-то сюда. Они сами легли здесь. — Его рука скользила над длинными костями рук более крупного скелета. — Он обнимает ее. Он обхватил ее ногами и крепко прижал к себе. Его голова покоится на ее плече. — Рука Джейми мелькала то тут, то там, как бы озаряя бренные останки силой своего воображения, и мне казалось, что я вижу их живыми, обнявшимися последний раз и навсегда. Мелкие фаланги пальцев разрушились, но хрящи уцелели, и благодаря этому поза скелетов сохранилась в первозданном виде. Влюбленные встретили свой смертный час в объятиях друг друга.