Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Можно, — согласился Лазо, — только быстрее пусть собираются.
— Какие у казаков сборы, не успеет стриженая девка косы расплести.
Метелица вихрем сорвался с места, помчался к своим казакам.
Проводить Лазо и отъезжающих с ним товарищей пришли вместе с Фролом Богомягков, Киргизов и новый командир 1-го Аргунского полка, бывший прапорщик-аргунец Василий Бронников.
Уже все готово было к отъезду, казаки прицепили к классному вагону еще две теплушки с поставленными в них конями и даже травы натаскать в них успели, чтобы было чем кормить лошадей в дороге, да и самим-то ехать удобнее, растянувшись на мягкой душистой кошенине. Из паровозной будки выглядывает машинист, ожидая сигнала к отправке, а Лазо все еще не может расстаться со своими соратниками, с которыми сдружился он за эти боевые, героические месяцы на фронте. Они окружили его, только теперь полностью осознав, как дорог им был Лазо, которого они уважали как начальника, как друга, искренне сожалея, что он от них уезжает. И времени остается мало, а сказать надо еще много, потому и спешит Метелица и говорит что-то Бронникову, сует ему исписанные листки из блокнота и еще что-то пишет. Киргизов слушает, что наказывает ему Рускис, согласно кивает головой, а сам глаз не сводит с бывшего командующего. Больше всех говорит Лазо и то теребит за рукав Богомягкова, то хлопнет по плечу Балябина, а тот угрюмо молчит, лишь изредка вставляя в разговор и свое слово; с грустной улыбкой смотрит на отъезжающего друга Георгий Богомягков.
Как и его боевые друзья, в царской армии Лазо был всего-навсего прапорщиком, и само собой разумеется, что, став командующим фронтом, он не имел для этого достаточных воинских знаний и опыта, но, будучи человеком недюжинных способностей, он обладал прекрасным качеством организатора и сумел сколотить боевой, дружный командный коллектив. В этом главная заслуга Сергея Лазо, это помогло ему справиться с обязанностями командующего фронтом, успешно решать стоящие перед ним задачи. Об этом и говорил он сегодня при прощании.
— Мы как бы дополняли один другого, — говорил он своим друзьям, — это был один боевой, дружный коллектив, без которого я не мог бы командовать фронтом. Я руководил вами, товарищи, но и учился у вас. Вы воспитали меня идейно, приняли в ряды партии большевиков, спасибо вам за это, сердечное спасибо! Уезжая от вас, я уверен, что передал командование фронтом в надежные руки, а вы, мои боевые товарищи, будете так же хорошо помогать новому командующему, как это было при мне. Врагов мы рано или поздно одолеем, и будет, товарищи, праздник на нашей улице, будет.
Глянув на хмурые лица Фрола и Богомягкова, он обвел провожающих озорным, веселым взглядом и речь свою неожиданно закончил шуткой:
— И у Богомягкова на свадьбе погуляем, не век же ему воевать да агитацией заниматься, и у Флора Емельяновича на крестинах барыню спляшем!
Словно солнце в пасмурный день выглянуло из-за туч, и все вдруг переменилось: ожило, засверкало. Повеселевшие командиры задвигались, заулыбались и еще теснее окружили Лазо. А он, торопливо пожимая им руки, говорил на прощанье:
— А пока будем бить всех и всяческих врагов в хвост и в гриву. До свиданья, товарищи, до свиданья!
Последние слова Лазо крикнул, уже стоя на подножке вагона, когда тронулся поезд. Позади него стояли на площадке Метелица, Рускис и человек пять красногвардейцев, они тоже что-то кричали, мелькали их руки и шапки. Провожающие ответно махали фуражками, шагая рядом с поездом, пока он, все больше увеличивая скорость, не оторвался от них и скрылся за водокачкой.
Грустные думы снова обуревали Флора, когда он возвращался к себе в служебный вагон, с ума не шло у него сегодняшнее сообщение Центросибири. Он прекрасно понимал, какие грозные тучи собираются над Советским Забайкальем; а люди устали от войн, они сражаются героически, надеясь, что скоро покончат с семеновщиной и смогут побывать дома. А теперь все это рушится, насмарку пойдут нынешние победы, мятежники помогут белым захватить власть в области. Придется уходить в подполье, собирать новые силы, и борьба будет еще более ожесточенной, потому что большевики, революционный народ не сложат оружия, пока не добьются победы над силами контрреволюции.
Уже около вагона Фролу повстречался вооруженный казак. Не доходя до Фрола четыре шага, казак встал во фронт и, приложив правую руку к фуражке, доложил, что он прислан начальником караула, охраняющего арестованных. И тут Фрол вспомнил, что еще вчера сюда пригнали арестованных анархистов вместе с Главарем их Пережогиным.
— Так что Пережогин поговорить с вами желает, — докладывал казак, — и вагон, значит, для себя особый требует.
— Каков подлец, сукин сын! — вскипел Фрол, обозленный наглостью старого анархиста. — Скажи этому мерзавцу, что я и видеть его не желаю. Отдельный вагон захотел, грабитель. Кабы моя на то воля, так я бы ему оказал преимущество перед другими: его бандитов расстрелял бы, а его повесил. Так и передай этому прохвосту. Можешь идти.
Множество всяких, больших и малых, дел обрушилось на широкие плечи Фрола в первый же день его командования фронтом. Надодетально ознакомиться с положением на фронте, просмотреть последние сводки, наметки полевого штаба, внести кое-какие дополнения в план, который предстояло обсудить сегодня на заседании военного совета. Какие бы там беды ни угрожали области с запада, здесь задача оставалась прежняя: разгромить Семенова во что бы то ни стало. А тут сегодня же шифрованной телеграммой вызывают в Читу, — как видно, там назревает что-то серьезное, потому что просят прислать туда хорошо вооруженный и наиболее надежный отряд красногвардейцев. Фрол решил вызвать с фронта отряд горняков-красногвардейцев Николая Зыкова и Бориса Кларка с его седьмой сотней.
До заседания военного совета оставалось еще часа два, когда в дверь заглянул вестовой Фрола, круглолицый, темно-русый, густо обросший курчавой бородой Тихон Бугаев. Девятьсот шестого года присяги, Тихон до мобилизации в армию жил в городе Нерчинске и работал там в ресторане поваром, казак из него получился никудышный, но денщик преотличный. Находился Тихон при Фроле с момента появления его в Аргунском полку, вот уже четвертый год, и теперь исполнял при нем обязанности ординарца, коновода и денщика. Работящий, добродушный Тихон привык к Фролу, заботился о нем, как о родном сыне, и даже нередко ворчал на него из-за какого-нибудь пустяка, на что тот не обращал внимания.
— Ты где пропадал-то? — напустился Тихон на Фрола, ввалившись к нему в вагон. — Ушел ни свет ни заря и глаз не кажешь, даже и без завтрака! Али деньгами хочешь получить за недоед-то?
— Не мешай! — отмахнулся Фрол, продолжая просматривать бумаги. — Некогда мне.
— Што опять за дела такие, обедать-то придешь?
— Приду.
— Скоро?
— Ты отстанешь или нет?! — Рассердившись, Фрол оторвался от бумаг, выпрямился в кресле, уже хотел ругнуть Тихона, но передумал, почувствовав, что сильно проголодался, заговорил миролюбиво: — Что у тебя за обед сегодня, хватит человека на три?
— Можно сделать и на три.
— И выпить найдется?
— Все выпивал бы! — Сердито насупившись, Тихон отвернулся, что-то соображая, потеребил бороду и лишь после этого ответил: — Есть ишо бутылка коньяку, последняя, больше, проси не проси, нету.
— Чудесно, молодец, Тихон Михеич, — обрадовался Фрол, — тогда вот что, позови к обеду Киргизова и Богомягкова разыщи, а когда придут, скажи мне, я пока еще поработаю. Да вот еще что, после обеда харчишек приготовь мне в дорогу, в Читу поеду сегодня.
— Опять в Читу, что за дело у тебя там?
— Ну, это уж не твоего ума дело, ступай.
В тот же день, к вечеру, Фрол выехал в Читу, вместе с ним отправились отряд красногвардейцев, человек триста, Николая Зыкова и Борис Кларк во главе седьмой сотни аргунцев.
Глава XX
Поезд, в котором ехал Фрол с красногвардейцами, прибыл в Читу ранним утром. Вместе с Фролом в одном купе ехали еще двое — Борис Кларк и командир отряда горняков Николай Зыков. Все трое спали, подложив под бока шинели. Раньше всех проснулся Кларк. Спрыгнув со средней полки, он потянулся, похрустел суставами, и первой мыслью его было: «Пойти бы сейчас в вагон к своим хлопцам, взять коня и съездить к себе домой. Уж очень что-то хочется повидать ребятишек, жену», но, вспомнив строгий приказ Балябина, он только вздохнул и принялся будить спутников.
— Э-эх, сон какой видел сегодня, — громко зевнув, заговорил Зыков, — будто рыбу ловили мы с отцом в Кеноне. Отец стоит на берегу, а я надел на ноги что-то похожее на лапти и пошел по воде сеть заносить. Иду по озеру, как посуху, под ногами вода плещется, окуней вижу, плавают, а сам думаю: «Почему же я раньше так не делал?» Приснится же какая-то чертовщина!
- Забайкальцы. Книга 4. - Василий Балябин - Историческая проза
- Забайкальцы. Книга 3. - Василий Балябин - Историческая проза
- Любовь к электричеству: Повесть о Леониде Красине - Василий Аксенов - Историческая проза