Читать интересную книгу Сожженные мосты - Александр Маркьянов

Поручик заговорил в рацию, передавая указание. Надо было немного подождать…

— Сколько всего нижних чинов и офицеров в дежурной смене охраны?

— Двенадцать, господин контр-адмирал.

— Так много? — удивился я.

— Так точно. Плюс бодрствующая смена, находящаяся внутри посольства — еще двенадцать человек.

— Почему так много, Владимир?

— Угроза террористических актов, господин контр-адмирал. Посольство охраняется по усиленному варианту, всего на эти цели выделено шестьдесят человек, пять смен, из которых две в соответствии с графиком сменности должны постоянно находиться в посольстве.

— Есть основания так беспокоиться?

— Так точно. Например — за несколько дней до приезда Вашего превосходительства, совсем недалеко отсюда на улице остановили машину третьего секретаря посольства Австро-Венгрии, ограбили его, избили и угнали машину. Избили его так, Ваше превосходительство, что он вынужден был немедленно выехать на лечение на воды.

Мда… История… Третий секретарь посольства — это выражение у людей подобных мне вызывает понимающую улыбку. Хаупт-кундшафт-штелле, во всех посольствах третий секретарь — это объявленный резидент разведки. Вот только непонятно, кто же его так… приголубил. В цивилизованных странах надоедливому и перешедшему границы приличий разведчику из посольской резидентуры вручают паспорт и дают двадцать четыре часа на отъезд. А тут видимо работают более топорно. Может быть, он так достал всех, что местная контрразведка решила ему так вот отомстить?

— А кто сделал такое?

— Руки с ногой не оставили, ваше превосходительство. Признаться, и мне бы легче спалось, если бы я знал что Вы ездите с охраной.

В кармане поручика забурчала рация, тот поднес ее к уху, включил, выслушал.

— Ваше превосходительство… Они не уезжают, говорят что улица — общая и они имеют право стоять, где сочтут нужным.

— Вот негодяи. Значит, обстановка такова, господин поручик. Через сорок минут меня приглашают прогуляться по саду британского посольства, дабы я мог ознакомиться с типичным образчиком регулярного британского сада. До этого посол Великобритании вручил мне совершенно возмутительную ноту — поэтому у меня есть основания опасаться за свою жизнь и безопасность. Но не пойти я не могу — не имею права. Поэтому — поднимайте всех, включая и бодрствующую смену. Вооружение — как на случай нападения террористов. Если они хотят сыграть с нами в игру — мы примем вызов. И… есть ли у вас бронежилет скрытого ношения?

— Найдется, ваше превосходительство. Может, вам нужно и оружие?

Вместо ответа я забросил в сейф ноту во вскрытом пакете, захлопнул дверь сейфа, на слух проконтролировав срабатывание запирающего дверцу замка. Затем достал из верхнего ящика стола свой Браунинг.

— Пистолет у меня есть, поручик. Здесь и в самом деле — порой бывает опасно.

Примерно через полчаса ворота посольства Российской Империи распахнулись — и из них выкатились два внедорожника Егерь, в каждом из которых было по четыре человека. Через затемненные стекла видно не было, но если бы кто смог проникнуть взглядом через эту черноту, то увидел бы, что сидящие в машинах люди — в военной форме и вооружены. В каждой машине имелись не только автоматы, но и пулемет — к вопросу безопасности посольств Российская Империя после убийства Грибоедова подходила основательно.

Одна из машин остановилась так, чтобы блокировать одновременно и улицу и британскую машину — британцы ничего предпринять не осмелились. Вторая машина встала так, чтобы блокировать ворота британского представительства, а при необходимости — и протаранить их. Естественно, охранявшие британских дипломатов специалисты — из полка герцога Йоркского — предъявили претензии, на что получили ответ, что улица общая и русские тоже имеют право на ней стоять, где пожелают.

На крышу посольства поднялись два снайпера, еще два были в полной готовности вместе с тревожной группой. Обеим сменам — и дежурной и бодрствующей — раздали бронежилеты и тяжелое оружие, включая гранатометы. Часть бодрствующей смены вышла в сад и заняла позиции, часть осталась в здании посольства. Конечно, никто британское дипломатическое представительство штурмовать не собирался — но дать британцам понять, что шутки неуместны, было нужно. Я прожил в метрополии не один год, знал и страну и ее знал присущую британцам привычку без предупреждения наносить сильнейший удар в челюсть. Другим народам такой способ решения конфликтов не был свойственен, русские к примеру всегда предупреждали — иду на вы. Вот мы сейчас как раз и предупреждали.

Ровно за пять минут до назначенного срока из ворот посольства вышел я. Одет я был намного теплее, чем стоило бы в такую жару — но иначе невозможно было скрыть ни бронежилет, ни пистолет. Вдобавок к этому у меня был маяк, позволяющий отслеживать мое местонахождение в пределах пары километров — он был приклеен прямо к телу на ноге — нечто вроде пластыря. Обливаясь потом, расстреливаемый прямым солнечными лучами, я преодолел дистанцию от одних ворот до других, мельком оценил ситуацию на улице (переборщили, у всех нервы на взводе, а пальцы — на курках) и несильно постучал в окованные железом двери британского дипломатического представительства.

Дверь открылась почти сразу — и в десятке сантиметров от своего живота я увидел дуло автоматической винтовки «Стерлинг». Рыжий, тонкошеий уроженец Соединенного королевства нацепил большой, кевларовый шлем с маскировочной сеткой на нем, и от этого по его лицу пот тек буквально ручьями, а сам он, в шлеме и в бронежилете находился на грани теплового удара. Если бы не винтовка — все это было бы достаточно комично.

— Сэр?

Выговор я узнал — типичный bite…[284]

— У меня встреча с сэром Уолтоном — сказал я — извольте доложить, молодой человек.

Молодой человек был видимо или слишком плохо воспитан или слишком напуган — он захлопнул дверь перед моим носом и я остался стоять на солнцепеке. Если этот bite не вернется вовремя — то солнечный удар грозит уже не ему, а мне.

Сэр Уолтон не заставил себя ждать — не успел я вытереть лицо (рукавом, извините, платок был мокрым насквозь) в третий раз, как калитка в двери распахнулась, и наружу выглянул сэр Уолтон Харрис.

— Сэр, добро пожаловать на землю Британии.

— Спасибо — я шагнул внутрь — признаться, сэр я бы сейчас предпочел хоть на минуту оказаться где-нибудь на земле королевы Мод.[285]

Посол рассмеялся — мне показалось что искренне.

— Вы не одиноки в своих желаниях, сэр. В беседке сервирован столик для чаепития. Горячий чай,[286] он лучше всего спасает от жары. Пройдем сразу в беседку, господин посол, или все-таки посмотрим сад?

— Не осмотреть такой сад было бы кощунством, сэр.

Подмышкой у сэра Уолтона была небольшая папка.

— Тогда прошу, сэр.

Оставив позади нервничающего йоркца, мы неспешно направились вглубь сада.

Сад и в самом деле был хорош — в России таких не было. В России вообще очень мало было регулярных садов, не лежала к этому душа у русских. В типичном русском поместье был парк где деревья, в том числе экзотические росли как им вздумается, а все вмешательство человека ограничивалось подкормкой, борьбой с вредителями и сбором хвороста. Русские не вмешивались в природу, они не пытались придать дереву форму шара или куба, они просто принимали дерево таким, какое оно есть — и жили рядом с ним.

Это кстати было характерно и для других сторон жизни. В отличие от британцев мы не пытались сделать русскими, например, турков. Турки оставались турками и были такими же полноправными подданными Его Величества, как и русские. Да, были законы общие для всех, и их полагалось соблюдать. Да, на Восточных территориях в некоторых местах местными законами например от женщин требовалось ношение паранджи — и закон уважали, а полиция следила за его исполнением. Ношение паранджи было обязательным по закону в Мекке и Медине — а это были крупные города с населением несколько миллионов человек каждый. Но одновременно рядом росли огромные, космополитичные города — Константинополь, Багдад, Измир, Бейрут, Дамаск. Кто хотел — тот мог просто уехать туда и жить уже не в девятнадцатом веке, а в двадцать первом, не носить паранджу и заниматься сексом до брака. Если кому то не везло родиться содомитом — тот мог уехать в Варшаву, где принимали и таких. У каждого было самое главное — был выбор. А вот если кто-то пытался воспрепятствовать этому выбору — те же исламские экстремисты, которые заявляли, что русские совращают арабскую молодежь — вот тут уже вмешивалось государство. Потому что у каждого было право выбора, где и как жить и остальные должны были этот выбор уважать. Нельзя силой загонять молодежь в рамки каменного века.