Ринвальд.
— Я того же мнения, — согласился и Блоом. — Чем скорее мы уберемся из этого проклятого места, тем будет лучше. Крайне неприятно иметь перед глазами эти разлагающиеся, смердящие трупы животных, да и для здоровья это очень небезопасно.
— Вы вполне правы, дорогой Блоом, — подтвердил ба-ас. — Я сейчас распоряжусь, чтобы готовились в путь, а там чего Бог даст.
Ганс Блоом был прав, говоря, что близость разлагавшихся трупов животных угрожала опасностью для здоровья переселенцев. В первое время трупы павших животных зарывались, но потом, когда скот начал падать целыми массами, у несчастных собственников его прямо, как говорится, опустились руки. Запах от гниющих трупов делался положительно невыносимым; поэтому действительно следовало спешить убраться из этого места, становившегося гнездом миазмов и заразы.
Множество хищных животных, привлеченных видом и смрадом падали, уже дожидались на утесах вожделенной минуты, когда уберутся люди и можно будет вдоволь полакомиться богатой добычей. Жалобный вой шакалов смешивался с криками гиен и режущими ухо голосами павианов. Концерт голодных зверей был поистине ужасающий.
На самой вершине скалы сидели, тоже выжидая добычи, громадные коршуны, сверкая огненными глазами, и время от времени испускали пронзительные крики, в которых так и слышалось все нетерпение их хищной природы.
Высоко-высоко, в самом поднебесье, едва видимые простым глазом, кружились орлы, также, очевидно, желавшие принять участие в богатом пире…
Окончив совет со своими товарищами, Ян ван Дорн собрал всех членов каравана и, не объясняя им подробностей своего плана, объявил о необходимости немедленного возвращения под мовану и приказал готовиться к выступлению.
К счастью, он имел дело с мужественным и рассудительными людьми, готовыми на всевозможные труды и лишения и не задумывающимися ни перед какой опасностью. Ни одного упрека, ни одной жалобы он не услышал, даже ни одной слезы не увидел на лицах женщин. Все одинаково хорошо понимали свое положение и безропотно покорялись необходимости.
Только в минуты подобных испытаний и можно вполне узнать и оценить завидный характер голландцев. Выходя из своей обычной флегмы, они в эти минуты являются стоиками, которых ничто не в состоянии смутить. Победить или молча, с достоинством, умереть — вот их девиз.
Распоряжение бааса было выслушано без малейшего протеста и тотчас же стало приводиться в исполнение.
Переселенцы были даже рады снова возвратиться на прежнее место, где были такие роскошные деревья, усыпанные вкусными плодами, где была веселая зелень, радовавшая глаз, и протекала прекрасная река.
Если там еще и остались цеце, то опасаться их было больше нечего: насекомые эти никогда не нападают на человека. Они могли быть вредны только для лошади Пита, но, наверное, давно уже улетели в другое место производить свои опустошения среди животных.
Сборы в обратный путь пошли очень быстро. Переселенцы не хотели оставить ничего, кроме пустых повозок; поэтому приходилось нести очень много. К счастью, они не успели отойти слишком далеко от мованы, и можно было все перенести в несколько приемов. Чтобы не терять времени, баас посоветовал одним заняться исключительно упаковкой вещей, а другим — переноской их под мовану.
Женщинам и детям, сообразно с их силами, тоже дали по небольшой ноше и отправили их вперед в сопровождении нескольких человек для охраны.
Сопровождал их, между прочим, и Андрэ Блоом. Он и его товарищи-спутники не имели никакой ноши, кроме оружия, на случай защиты от нападения диких зверей. Но, видя, что никакой опасности, по-видимому, не угрожает, они предложили женщинам нести их ношу.
Мать Андрэ, понадеявшись на свои силы, взяла больше, чем была в состоянии снести, и совершенно согнулась под тяжестью своей ноши, но тем не менее она отклонила предложение сына облегчить ее труд.
— Ничего, донесу как-нибудь и сама, — сказала она веселым тоном. — А ты вот лучше помог бы девочкам: у них силы меньше, чем у меня. Смотри, как им трудно.
Андрэ в душе очень желал бы подслужиться Катринке, но не решался предлагать ей своих услуг после эпизода во время переправы через реку, да кстати и Пит уже предупредил его, взвалив себе на плечи ношу Катринки и посадив на нее любимицу девушки, маленькую обезьянку Грэ, которая все время строила уморительные гримасы и по временам слегка попискивала.
Нужно сказать, что эта обезьянка очень недолюбливала Андрэ и постоянно старалась досадить ему чем-нибудь. Так и на этот раз. Не успел молодой человек приблизиться нечаянно к Питу, маленькое животное моментально стащило у него с головы шляпу и потешно махало ею в воздухе перед самым носом Андрэ, не давая ему, однако, ее поймать.
Эта выходка уморительного животного всех очень рассмешила и страшно обозлила Андрэ; но, опасаясь новых насмешек со стороны Катринки, он удержался пока от всяких проявлений своей злобы и притворно равнодушно продолжал путь с открытой головой при веселом смехе спутников.
Над ним, по обыкновению, сжалилась Мейстья.
— Фу, какая ты противная! — крикнула она обезьяне. — Только и думаешь, как бы делать неприятности!.. Отдай мне шляпу!.. Слышишь, Грэ?!
Вместо того чтобы послушно отдать шляпу, обезьянка насмешливо оскалила зубы и надела ее на себя. Шляпа закрыла ее почти всю. Найдя, что так неудобно, она приподняла край шляпы, выставила из-под него свою мордочку и показала Мейстье язык.
Девушка знала, чем взять расшалившееся животное. Она достала из кармана кусочек вкусного сдобного печенья, показала его обезьянке и сказала:
— Хочешь этого, Грэ? А?
Маленькие черные лапки тотчас же швырнули шляпу и протянулись за печеньем. Мейстья подхватила шляпу на лету и подала ее Андрэ, говоря:
— Вы слишком добры к этой хитрой плутовке На вашем месте я проучила бы ее немножко за такие шалости… Надевайте же скорее шляпу, не то вы рискуете получить солнечный удар.
— Вот вы так действительно очень добры, Мейстья! — заметил Андрэ, тронутый заботливостью девушки. — Благодарю вас. Если бы моя голова и не пострадала от солнечного удара, то шляпа, наверное, сильно бы потерпела от этого маленького уродца. Позвольте и мне, в свою очередь, услужить вам. Давайте я понесу ваш узел. Вам тяжело нести его.