вам, — прошептала девушка. — Я, право, не знаю, чем мы можем отплатить вам за все, что вы для нас делали.
— Чем? По возвращении из экспедиции я вам отвечу на этот вопрос, — так же тихо произнес молодой человек.
Девушка еще больше вспыхнула и опустила глаза в землю.
— А пока, — продолжал Пит, — позвольте мне надеяться, что вы будете молиться за нас… за меня и что вам не наскучит вспоминать с моими сестрами хоть изредка обо мне.
— О, Пит! — невольно воскликнула девушка. — Неужели вы можете сомневаться в этом? Я сама буду постоянно искать общества ваших милых сестер… Мы будем все время говорить только о… вас и молиться за ваше благополучное возвращение.
— Благодарю, Катринка. Эти слова ободряют меня. Я очень счастлив, что слышу их. Судя по ним, я смею надеяться, что вы… что я не совсем противен вам?
— О, Пит, будьте уверены, что вы имеете во мне самого лучшего друга! Что бы ни случилось, я никогда, никогда не… забуду вас!
Высказав все это, девушка окончательно смутилась, убежала к своей матери и бросилась ей на шею. Мать хотя и не слыхала, о чем говорили молодые люди, но поняла, что между ними произошло почти объяснение, и крепко прижала к груди Катринку.
Бегство девушки помешало Питу довести до желанного конца объяснение, но он отлично понял ее последние слова, и сердце его затрепетало от счастья.
Между тем госпожа ван Дорн говорила Карлу де Моору:
— Поручаю вам, Моор, своего сына. Вы знаете, как он еще молод и горяч. Я так боюсь за него. Излишняя смелость может снова вовлечь его в беду. Удержать его от этой экспедиции я, конечно, не имею права: он идет в качестве представителя своего отца. Ради Бога, обещайте мне следить за ним и по возможности оберегать его. Я только тогда буду спокойна, насколько можно быть спокойной в моем положении, когда получу от вас такое обещание.
При первых словах госпожи ван Дорн по лицу Карла де Моора пробежала нервная судорога, а при последних он сделал было даже движение рукою, точно хотел отстранить от себя кого-то, но сейчас же овладел собою и проговорил своим обычным сухим, почти грубым тоном:
— Я сам был отцом и не могу… забыть этого.
Госпожа ван Дорн не обратила внимания на загадочный смысл фразы Моора и в порыве искреннего доверия и материнских чувств протянула ему руку.
— О, благодарю вас! — сказала она. — Эти слова успокаивают меня лучше всяких многословных обещаний. Я знаю, что вы наш лучший друг, и мы вполне полагаемся на вас. Да сохранит вас Господь!
Госпожа ван Дорн не подозревала того, что в эту минуту таилось в груди Карла де Моора. Она и представить себе не могла, чтобы этот человек был исполнен тайной ненавистью и жаждою мести, ожидавшими лишь удобного случая вырваться наружу.
А между тем это было верно. Карл де Моор действительно давно и с редким терпением выжидал случая погубить бааса и его семейство. С этой целью он и присоединился к каравану переселенцев.
Смерть самого Яна ван Дорна не казалась ему достаточным возмездием за то, что он сам выстрадал по его милости. Моор знал, что баас больше всех из своего семейства любит старшего сына, Пита, и потеря его была бы для него особенно тяжела; поэтому Моор и хотел выбрать Пита первою жертвою своей мести, а потом погубить и все семейство ван Дорна.
Но чем мог внушить Карлу де Моору такую жажду мести Ян ван Дорн, этот благороднейший, великодушнейший из людей? Дело заключалось в следующем.
Лет за пять перед описываемыми событиями Карл де Моор был счастливым отцом семейства и богатым собственником, уважаемым всеми соседями. В течение одного года он лишился всего: состояния, любимой жены и сына. С последним ударом судьбы он сделался таким, каким мы его теперь видим: мрачным, угрюмым и необщительным.
Первым его несчастьем была смерть сына Лауренса, красивого и храброго молодого человека, составлявшего радость и гордость отца. Он погиб на охоте, вдали от дома родителей. Друг Моора, с которым уехал Лауренс на охоту, возвратился один и рассказал злополучному отцу, что он с Лауренсом примкнул по дороге к большому обществу соседних охотников. Дорогою на охотников напали бушмены, взяли Лауренса в плен и тут же убили, причем ни начальник охотничьей экспедиции, ни члены ее не сделали ни малейшей попытки к спасению несчастного пленника, хотя и имели полную возможность это сделать.
Из дальнейших слов рассказчика Карл де Моор узнал, что начальником охотничьей экспедиции, к которой примкнули его друг и сын, был Ян ван Дорн. Моор находил, что, раз его сын отдался под покровительство ван Дорна, последний обязан был сделать все от него зависящее для спасения молодого человека и, если он этого не сделал, значит, он — подлец, достойный возмездия и наказания.
Мать Лауренса умерла через несколько дней после известия о гибели единственного, горячо любимого сына. Доведенный этим новым ударом до полного отчаяния, чуть не до сумасшествия, Карл де Моор на скорую руку, за десятую часть стоимости, распродал все свое имущество и погнался за Яном ван Дорном, считая его настоящим убийцей Лаурейса и поклявшись жестоко отомстить ему за сына.
«Око за око, зуб за зуб! — постоянно твердил он. — Отныне это цель моей жизни!.. У ван Дорна есть дети, есть любимый сын. Я погублю сначала его, потом и других… Пусть умрет тогда с отчаяния его жена, как умерла моя. Пусть и он изведает отцовское горе!..»
Месть вовсе не была свойственна Карлу де Моору. Не в его характере было действовать из-за угла и устраивать западни. Но смерть сына и жены ожесточила его до неузнаваемости и внушила ему уверенность, что он обязан отомстить за них, обязан воздать «око за око, зуб за зуб». Эта уверенность не покидала его ни на минуту.
Он нашел Яна ван Дорна в самый момент приготовлений к переселению и присоединился к его каравану.
Мы видели, что ему