— Нет, теперь твоя очередь. Если только ты не против. Ты с ним раньше встречалась?
— Я встречалась с его матерью, но мне она никогда особенно не нравилась. Ксантия Летридж. Насколько я помню, с ней никто никогда не разговаривал, потому что она не отличалась умением хранить секреты. Стоило ей довериться и что-то рассказать, как наутро об этом знал весь Лондон… — Она поймала на себе взгляд Стефани. — Может быть, у них это фамильная черта. Я позвоню ему. Если он в городе, то встречусь с ним завтра.
Алан Летридж жил в особняке, обставленном вышедшей из моды мебелью, видимо, перешедшей к нему от родителей.
— Почти рухлядь, правда? — спросил он Сабрину, идя впереди и указывая ей дорогу в гостиную. Он был высок ростом, худощав, с красивым, энергичным лицом, с длинными волосами; на нем были голубые джинсы и просторный свитер. — Неудивительно, что они решили ее сбагрить. А я слишком ленив, чтобы ходить по магазинам, к тому же все равно не знаю, что купить. Сижу вот и жду принцессу, которая появится и сделает эту берлогу дворцом. Не хотите ли присесть, миссис Андерсен? Чем могу служить? Помнится, как-то раз, довольно давно, мне доводилось встречаться с вашей сестрой, но вот где — забыл.
Присев, Сабрина подождала, когда он сядет.
— Я ищу Макса Стювезана и подумала, что, может, вы сумеете мне помочь.
— Макса? Макса Стювезана? О чем вы говорите? — Воцарилась звенящая тишина. Сабрина чуть ли не слышала, как у него в голове, нагоняя одна другую, теснятся мысли. — Это что, шутка? Макс погиб.
— Считалось, что погиб. Но разве вам не удалось выяснить, что он остался жив?
— Мне? Ничего мне не удалось выяснить. Каким образом? Ведь я не был с ним знаком, да никогда и не видел его. То есть, время от времени мы с ним, конечно, встречались, как это обычно и бывает среди людей… знаете, на приемах или на скачках, но разговаривать никогда не разговаривали. Ну… то есть, если бы я его увидел, то, наверное, и не узнал бы.
— А, по-моему, вы знали, что он жив, и кому-то сказали об этом.
— Нет, я никому ничего не говорил. — Словно в надежде на помощь со стороны, он вперил взгляд в потолок. — То есть, я не знал, что он жив, стало быть, разумеется, никому ничего не говорил.
— А, по-моему, все-таки говорили. Очень важно, чтобы вы мне сказали, кому именно.
— Никому! Послушайте, миссис Андерсен, прошу прощения, но, судя по всему, я ничем не могу вам помочь, так что, если у вас нет ко мне других вопросов… то есть, извините за бестактность, но… — Встав с места, он посмотрел на нее сверху вниз.
Тоже поднявшись, Сабрина подошла к нему. Он в самом деле вел себя с ней бестактно, и единственной тому причиной был охвативший его страх.
— Мы с вами не в бирюльки играем, Алан. Все это очень серьезно. По большому счету, из-за вас кое-кому может грозить опасность… — В глазах у него отразилась паника, но он упрямо сжал губы и не спеша направился к двери. Вот здесь я допустила ошибку, подумала Сабрина, да, ошибку, потому что мы со Стефани еще не решили, как много можно ему рассказать. Направившись следом за ним к двери, она снова заговорила, но на этот раз уже более непринужденным тоном.
— Если вы что-нибудь вспомните, пожалуйста, позвоните мне. Я остановилась в доме леди Лонгуорт и пробуду в городе еще несколько дней.
— Нечего тут вспоминать! — Точь-в-точь как Клифф, мелькнула у Сабрины мысль, — такой же недовольный, ворчливый тон. Чувствует сам, что виноват.
— Он лжет, причем не очень умело, — сказала она Стефани, когда вернулась домой.
— Он что, боится? — спросила та. — А чего ему бояться?
— Может быть, Яны. Если она та принцесса, которую он ждет, то ему не хотелось бы, чтобы она узнала. Ведь он нарушил обещание, а это повлекло за собой серьезные последствия. Нам с тобой нужно решить, что мы можем ему рассказать на случай, если снова придется разговаривать с ним.
— Почему мы не можем рассказать ему, что произошло с Максом?
— Потому… — Встав, Сабрина взяла поленце и бросила его в огонь.
Они сидели в гостиной наверху, где проводили большую часть времени. Окна были зашторены, огонь, пылавший в камине, бросал медно-красные блики на их лица. На колени Сабрины, полулежавшей в шезлонге, и Стефани, свернувшейся калачиком в глубоком кресле, были наброшены кашемировые пледы. На столике стоял чайный сервиз, время от времени они с улыбкой переглядывались от того, что им так хорошо вместе в этом теплом и тихом доме. — Потому что, мне кажется, нам вообще никому ничего не стоит говорить.
— Но почему? Как мы узнаем, кто подослал того типа, если никому не станем рассказывать о том, что произошло?
— Не знаю. Но, по-моему, лучше никому ничего не говорить, по крайней мере пока. Интуиция. Если хочешь, давай поговорим об этом подробнее, но я сама не знаю, почему мне так кажется.
— Да нет, я тебе верю. — Наклонившись вперед, Стефани сняла с чайника стеганый чехольчик и налила чай в чашки. — Но если Алан так ничего нам и не расскажет, что мы будем делать?
— Тогда надо будет поговорить с Ласло и Карра. Не знаю, насколько близкие отношения у них были с Максом, но мы точно знаем, что они работали на него, но потом рассорились из-за того, что занимались еще и подделкой произведений искусства. Может быть, кто-то заводил с ними разговор о Максе или задавал вопросы, показавшиеся странными… или… Ой…
— Что такое?
— Я вспомнила. Вот странно! Прошлой весной, когда я была здесь, Дентон пришел в «Амбассадорз» и спросил меня, не слышала ли я чего-нибудь про Макса.
— Про Макса?
— Ну да, я еще подумала, не спятил ли он. Но когда я ответила, что Макса нет в живых, он возразил, мол, только считается, что нет, ведь труп так и не нашли. А потом сказал, что, может, тот попытается со мной связаться.
— Вот ужас, правда? И что ты ему ответила?
— Сказала, что Макс ведь его друг, так что, если бы он был жив, то позвонил бы ему, а не Стефани Андерсен, которая живет в Америке. И тогда он сказал… обожди минутку, я сейчас попробую вспомнить. Он сказал: «Знаете, если он выплывет на поверхность… тут он извинился, что неудачно выразился… так вот, если он на самом деле даст о себе знать и позвонит вам, вы не могли бы об этом меня известить? Я, знаете ли, не могу поверить, что его на самом деле нет в живых. Мне всегда казалось, что его нельзя уничтожить». И потом в его поведении было что-то еще, Стефани. Мне кажется, он испугался.
— Чего?
— Не знаю. Впрочем, я сейчас ему позвоню.
После краткого разговора она повесила телефонную трубку.
— Охотится в Германии. Приедет в пятницу.
— Но ведь не может быть, чтобы ему было что-то об этом известно, правда? Просто на него что-то нашло. Бывает, что на Дентона что-то находит?