После того как Баггот опознал различные предметы одежды, мы вызвали Джо Гранадо из ОНЭ. Джо должен был дать показания относительно взятых им проб крови.
Но Джо давал их не особенно долго. Он забыл захватить свои записи и отправился за ними. К счастью, наготове у нас уже был другой свидетель — Хелен Таббе, работающая в “Сибил Бранд” помощница шерифа, взявшая пробу волос Сьюзен Аткинс.
Джо нравился мне как человек, но в качестве свидетеля оставлял желать много лучшего. Он оставлял впечатление крайне неорганизованного человека; не мог толком выговорить многих технических терминов, хорошо известных ему как профессионалу; часто давал путаные, расплывчатые ответы. Отнюдь не приба вило ему авторитета и то, что он не стал брать пробы множества пятен, равно как не провел тесты на подгруппу крови многих взятых проб. Меня особенно беспокоило то, что он взял так мало проб из двух кровавых лужиц на пороге дома, перед входной дверью (“Я взял несколько проб наугад, а затем решил, что вся эта кровь одного типа”), как и то, что он вообще не брал пробы с кустов у крыльца (“В то время я, наверное, решил, что вся кровь имеет одно происхождение”). Беспокоился я оттого, что взятые пробы соответствовали группам и подгруппам крови Шарон Тейт и Джея Себринга, тогда как не имелось абсолютно никаких свидетельств тому, что кто-то из них выбегал из дома через главный вход. Я мог, разумеется, заявить присяжным, что убийцы или сам Фрайковски принесли кровь на своих ногах из дома, но уже предвидел, как защита использует эту неясность для того, чтобы бросить тень недоверия на историю, рассказанную Линдой, и поэтому спросил у Джо: “Вы не знаете, насколько верно взятые наугад пробы передают общую картину?”
О.: “Справедливый вопрос. Для этого мне бы пришлось слишком долго копаться”.
Гранадо также дал показания о найденном в кресле складном ноже и о радиоприемнике с часами, находившимся в автомобиле Парента. Увы, кто-то в ДПЛА, очевидно, пытался слушать радио, поскольку на циферблате больше не горели цифры 00:15 — и мне пришлось заявить, что это произошло уже после того, как их зафиксировал Гранадо.
Вскоре после окончания процесса Джо Гранадо уволился из ДПЛА и перешел работать в ФБР.
Лишенные доступа в зал суда, члены “Семьи” устроили пикетирование у дверей Дворца юстиции, на углу Темпл и Бродвея.
"Я жду, пока моего отца не выпустят из тюрьмы", — сказала репортерам коленопреклоненная Сэнди, устроившись рядышком с одним из наиболее оживленных перекрестков в Лос-Анджелесе. “Мы останемся тут, — при почтительном молчании зевак объявила телевизионщикам Пищалка, — пока не освободят всех наших братьев и сестер”. В своих интервью девушки говорили об идущем процессе не иначе, как о “втором распятии Христа”.
Ночами они спали в кустах у здания. Когда полиция положила этому конец, спальные мешки перекочевали в припаркованный неподалеку белый фургон. Днем “Семья” продолжала стоять на коленях или сидеть на тротуаре, давать интервью, стараться обратить в свою веру любопытствующих помоложе. Отличить настоящих мэнсонитов от случайно приблудившихся к группе было легко: у каждого из членов “Семьи” на лбу виднелся вырезанный знак “X”. При каждом был также надежно укрытый в ножнах охотничий нож.
Поскольку ножи были выставлены на общее обозрение, их владельцев нельзя было арестовать за скрытое ношение оружия. Полицейские пробовали отвозить ведущих участников “Семьи” в участок за бродяжничество — но после собеседования или, в лучшем случае, нескольких дней заключения все они оказывались на прежнем месте, и спустя недолгое время полиция оставила их в покое.
Ближайшие городские и окружные офисные здания предоставляли им необходимый комфорт — кресла для отдыха и туалетные кабинки. Телефоны-автоматы также были под рукой; в определенное время одна из девушек подходила к телефону и дожидалась проверочных звонков от других членов “Семьи” — включая и тех, что разыскивались полицией. Некоторые доброхоты-репортеры, освещавшие ход суда, сочиняли статьи, в сочувственном тоне восхвалявшие невинность, свежесть и собранность во внешнем облике участников пикета, их трогательную, умилительную преданность подсудимым. Эти репортеры также снабжали их деньгами, которые тратились неизвестно на что — может быть, на пищу. Впрочем, мы точно знали, что “Семья” постоянно пополняет потайные склады оружием и боеприпасами. “Семья” резко выступала против убийства животных, и наверняка оружие приобреталось не для самозащиты.
Смерть матери и отчима стала для Сьюзен Стратерс большим ударом, от которого она оправлялась постепенно, с трудом. Поэтому в качестве свидетеля вызвали Фрэнка Стратерса, который опознал на фотографиях Лено и Розмари Лабианка, а также описал то, что увидел, вернувшись домой вечером в ту субботу. Увидев кошелек, найденный на станции “Стандард”, Фрэнк опознал в нем (равно как и в часиках, лежавших в одном из отделений) собственность матери. Отвечая на вопросы Аарона, Фрэнк показал также, что не обнаружил никаких других пропаж.
Рут Сивик показала, что покормила собак четы Лабианка вечером в субботу. Нет, она не видела кровавых слов на дверце холодильника. Да, она открыла и закрыла эту дверцу, доставая собачью еду.
Продавца газет Джона Фокианоса, рассказавшего о своем разговоре с Розмари и Лено между часом и двумя ночи в ту субботу, сменили офицеры полиции голливудского участка Родригес и Клайн, описавшие свое прибытие на Вейверли-драйв и увиденную ими сцену преступления. Клайн дал показания относительно сделанных кровью надписей. Галиндо, первый из появившихся на Вейверли-драйв следователей, дал подробное описание дома и прилегающей территории, сказав, в частности: “Я не обнаружил никаких следов ограбления. Мною были найдены многочисленные ценные предметы”, которые он затем перечислил. Следователь Брода дал показания относительно сделанной им находки; незадолго до начала вскрытия тела Лено Лабианка в горле убитого был найден нож, не замеченный — из-за натянутой на голову Лено наволочки — никем из других офицеров, что подвело нас к показаниям заместителя медицинского эксперта Дэвида Кацуямы. И к проблемам, связанным с ними.
В первом отчете о ходе следствия по делу об убийстве четы Лабианка читаем: “Хлебный нож, извлеченный из горла [Лено Лабианка], по-видимому, послужил орудием, использованным в обоих убийствах”.
Для такого вывода не существовало ровным счетом никакой научной основы — ведь Кацуяма, проведший вскрытия обоих тел, так и не измерил большинства нанесенных жертвам ран.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});