Не дожидаясь появления в зале следующего свидетеля, коронера округа Лос-Анджелес Томаса Ногучи, Канарек попросил устроить совещание в кулуарах. Он передумал, заявил Канарек. Ранее он показывал миссис Касабьян фотографии убитых, но теперь “я все обдумал, и считаю, что это было ошибкой, Ваша честь”. Канарек попросил изъять из вещественных доказательств фотографии мертвых тел — в особенности те из них, что выполнены в цвете. Просьба отклонена. Фотографии могут быть использованы для целей идентификации, постановил Олдер; что же до возможности их предъявления свидетелям в качестве вещественных доказательств, то решение по данному вопросу будет принято позднее.
Всякий раз, когда Канарек выкидывал подобный фокус, я думал: “Ну, уж похлеще этого не бывает ничего”. И всякий раз ошибался; Канарек не только был способен перекрыть собственные “достижения”, но и делал это.
Я и прежде несколько раз беседовал с доктором Ногучи, но последний разговор состоялся в моем кабинете, прямо перед началом судебного заседания. Коронер, выполнивший вскрытие тела Шарон Тейт и руководивший вскрытиями четверых других жертв, имел привычку неожиданно преподносить маленькие сюрпризы. На судебных процессах и так хватает неожиданных заявлений, чтобы еще выслушивать их от собственных свидетелей; поэтому я прямо спросил у коронера: существует ли что-то такое, о чем я еще не знаю?
Ну, разве что только одно, признал Ногучи. Об этом не упоминалось в отчетах о вскрытии, но, изучив потертости на левой щеке покойной, он сделал вывод: “Шарон Тейт была повешена”.
Это не явилось причиной смерти, сказал он, и, скорее всего, женщина находилась в подвешенном состоянии менее минуты, но, по его убеждению, потертости представляли собою ссадины от натянутой веревки.
Я внес в свои заметки изменения, необходимые для того, чтобы этот вывод коронера мог прозвучать в зале суда.
Почти все показания доктора Ногучи были важны, но некоторые особенно: они подтверждали рассказ Линды Касабьян.
Ногучи показал, что многие из ножевых ран повредили кости; Линда рассказала о жалобах Патриции Кренвинкль: у нее болела рука из-за того, что ее нож попадал в кости.
Линда рассказала, что два ножа, выброшенных ею из окна машины, имели примерно одинаковую длину лезвия, и определила ее (показывая руками) как находящуюся в промежутке между 5 1/2 и 6 [174]/2 дюйма. Доктор Ногучи показал, что многие из ран имели глубину в 5 дюймов. Это не только почти соответствовало прикидкам Линды, но и подчеркивало крайнюю жестокость нанесения ран.
Линда определила ширину лезвия как равную дюйму. Доктор Ногучи сказал, что раны нанесены лезвием с шириной лезвия от дюйма до полутора.
Толщину лезвия Линда определила как, пожалуй, в два или три раза превышавшую толщину обычного кухонного лезвия. По словам доктора Ногучи, толщина ран варьировалась от 1/8 до 1/2 дюйма, что соответствовало приблизительному определению Линды.
Линда (которая, живя на ранчо Спана, несколько раз затачивала похожие ножи под присмотром Мэнсона) показала, что ножи были заточены с обеих сторон: с одной стороны до самой рукояти, а с другой — по крайней мере на дюйм от кончика лезвия. Доктор Ногучи показал, что примерно две трети ран сделаны лезвием или лезвиями, заточенными с обеих сторон на расстоянии от полутора до двух дюймов — одна из сторон затем становилась тупой, тогда как вторая оставалась острой1.
Как я скажу присяжным позднее, данное Линдой описание тех двух ножей — их толщина, ширина, длина, даже характер заточки обоюдоострого лезвия — свидетельствует в пользу того, что описанные два ножа как раз и были теми орудиями, о которых говорил доктор Ногучи.
Во время своей части перекрестного допроса коронера Канарек не только постоянно использовал слово “скончались” в отношении жертв, но даже говорил об Абигайль Фольгер, бежавшей к “месту своего успокоения”. Это походило на фразы из экскурсионного путеводителя по лесным лужайкам.
Идиотизм происходящего не прошел мимо внимания Мэнсона. Он подал жалобу: "Ваша честь, мой адвокат ничего не делает из того, о чем я прошу, не слушает ни единого слова… Этот человек — не мой адвокат, он ваш адвокат. Я хотел бы уволить его и получить другого".
Я не знал точно, серьезно говорит Мэнсон или же нет. Даже если Чарли кривил душой, это все равно был прекрасный тактический ход: по сути дела, он заявлял присяжным: “Не судите меня по тому, что этот человек говорит или делает”.
Затем Канарек отдельно расспросил Ногучи о каждой из двадцати восьми ножевых ран на теле мисс Фольгер. Его целью, как он признался у судейского стола, было установить “виновность Линды Касабьян”. Если бы Линда побежала за подмогой, пояснил Канарек, миссис Фольгер, возможно, осталась бы в живых.
Здесь явно что-то было не так. Самой постановкой вопросов Канарек, по сути дела, предполагал присутствие Линды на месте преступления. Кроме того, он подчеркивал — снова, снова и снова — активное участие в нем Патриции Кренвинкль. Ничего неэтичного в этом не было: клиентом Канарека был Мэнсон. Меня удивляло лишь то, что собственный адвокат Кренвинкль, Пол Фитцджеральд, не так уж часто выражал протесты.
Аарон первым подметил обманчивость происходящего. “Ваша честь, даже если сам Кристиан Барнард[175] стоял бы там вместе с операционной наготове, жертва все равно не выжила бы: ранение аорты и тогда осталось бы фатальным”.
Позже, в отсутствие присяжных, судья Олдер спросил у Мэнсона, по-прежнему ли тот желает заменить Канарека. Чарли успел передумать, но во время обсуждения этого вопроса сделал интересное замечание о собственных ощущениях по ходу слушаний: “Поначалу мы действовали совсем неплохо. А потом, когда люди начали давать показания, вроде как утратили контроль".
Хотя первым, кто заметил одежду, найденную телевизионной съемочной группой, на самом деле был репортер программы новостей 7-го канала Эл Ваймен, вместо него мы вызвали телеоператора Кинга Баггота. Если бы мы взяли показания о находке телевизионщиков с Ваймена, впоследствии он не смог бы освещать ход процесса на своем канале. Перед тем как принести присягу, Баггот подошел к судейскому столу, где его уже ждали адвокаты; Олдер хотел удостовериться, что тот не упомянет перед присяжными об опубликованном признании Сьюзен Аткинс, приведшем тележурналистов к выброшенной одежде. В итоге, когда Баггот дал наконец показания, у присяжных создалось впечатление, что телевизионщики действовали, положившись на собственное везение.
После того как Баггот опознал различные предметы одежды, мы вызвали Джо Гранадо из ОНЭ. Джо должен был дать показания относительно взятых им проб крови.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});