При повторном допросе обвинение может также уточнить подробности эпизодов, всплывших лишь при перекрестном допросе. Поскольку защите удалось поднять проблему совершенной Линдой кражи пяти тысяч долларов, я лишь теперь смог представить смягчающие обстоятельства: стянув эти деньги, Линда отдала их “Семье”, более не видела их и не имела с них личной выгоды.
И только при повторном допросе я дал Линде возможность объяснить причины ее побега с ранчо Спана без дочери. Как мне казалось, задержка в представлении этих сведений лишь сыграла нам на руку: к началу повторного допроса присяжные уже достаточно хорошо узнали Линду Касабьян, чтобы принять ее объяснение.
Прямой. Перекрестный. Повторный. Повторный перекрестный. Вновь повторный. Вновь повторный перекрестный. Лишь 19 августа, незадолго до наступления полудня, Линда Касабьян окончательно покинула свидетельское место. Там она провела семнадцать дней: больше, чем обычно длится суд в целом. В свое время защита получила двадцатистраничную выжимку всех моих бесед с нею, равно как и копии всех ее писем ко мне, — но ни разу ее не смогли уличить в даче противоречивых показаний. Я очень ею гордился; если когда-либо свидетель становился “звездой обвинения”, то это Линда Касабьян.
Вслед за завершением дачи показаний Линда улетела домой, в Нью-Хэмпшир, чтобы воссоединиться с детьми. Испытание, однако, еще не завершилось для нее окончательно: Канарек сделал запрос о возможности ее повторного вызова защитой, и, кроме того, ей также предстояло вновь давать показания, когда в суд будет наконец доставлен Уотсон.
Рэнди Старр не стал единственным свидетелем, которого потерял Народ на протяжении августа.
Все еще не утолив жажду путешествий, Роберт Касабьян и Чарльз Мелтон отправились на Гавайи. Я просил Гари Флейшмана, адвоката Линды, попробовать отыскать их там, но тот заявил, что оба медитируют в пещере на каком-то маленьком, не указанном на картах островке и что разыскать их решительно невозможно. А ведь Мелтон был мне особенно нужен: он должен был рассказать в суде о замечании Текса: “Может, когда-нибудь Чарли и мне разрешит отпустить бороду”.
Потеря другого свидетеля стала для стороны обвинения еще большим ударом. Саладин Надер — актер, чью жизнь Линда спасла в ночь убийства четы Лабианка, — выехал из своей квартиры. Друзьям он сказал, что уезжает в Европу, но не оставил никакого адреса. Я дал следователям “команды Лабианка” поручение попробовать отыскать Надера через ливанское консульство и службу иммиграции, но никаких концов они так и не сумели найти. Тогда я попросил следователей поговорить с хозяйкой квартиры, миссис Элеанор Лелли, которая, на худой конец, могла показать, что в течение августа 1969 года актер действительно проживал в Венисе, в квартире номер 501 дома 1101 по Оушн Фронт-уолк.
18 августа, однако, мы нашли другого свидетеля, причем одного из лучших.
Хуан Флинн все-таки решился на разговор — по истечении целых семи месяцев после того, как я впервые попросил Уоткинса и Постона убедить его явиться ко мне для беседы.
Опасаясь, что он станет свидетелем обвинения, “Семья” начала настоящую кампанию устрашения против долговязого панамского ковбоя: предпринятые ими меры включали письма с угрозами, молчание в телефонную трубку и выкрики “Хрю-хрю!” или “Свинья!” из машин, проносящихся по ночам мимо его трейлера. Все это вконец разозлило Хуана — настолько, что он решил связаться с ОШЛА, сотрудники которого позвонили в ДПЛА.
Я был в это время в суде, и поэтому первую беседу с Флинном в Центре Паркера провел Сартучи. То был короткий разговор; перенесенный на бумагу, он уместился всего на шестнадцати страницах машинописи, но содержал при этом действительно потрясающее признание.
Сартучи: “Когда вам впервые стало известно о том, что Чарльза Мэнсона обвиняют в преступлениях, по делу о которых в настоящее время идет суд, где он находится в качестве подсудимого?”
Флинн: “Мне стало известно о преступлениях, по делу о которых обвиняют Мэнсона, когда он признался мне в происходивших убиваниях…”
На своем ломаном английском Флинн пытался сказать, что Мэнсон сознался ему в убийствах!
В.: “Был ли у вас отдельный разговор с упоминанием четы Лабианка? Может, он говорил об убийствах вообще, или как?”
О.: “Ну, я и не знаю, говорил ли он сразу или отдельно, но он привел меня к выводу… он сказал мне, что является основной причиной совершения этих убийств”.
В.: “Говорил ли он еще что-нибудь?”
О.: “Он признался… он похвастался… что за два дня лишил жизни тридцать пять человек”.
Когда сотрудники ДПЛА доставили Хуана ко мне в кабинет, я еще не успел поговорить с Сартучи или выслушать запись той первой беседы, поэтому рассказ Флинна о весьма неосторожных признаниях Мэнсона стал для меня настоящим сюрпризом.
Расспросив Хуана, я выяснил, что разговор происходил в кухне на ранчо Спана, от двух до четырех дней спустя после первых телевизионных сообщений об убийстве Тейт. Хуан только успел присесть перекусить, когда в кухню вошел Мэнсон и правой рукой потер свое левое плечо: очевидно, то был сигнал остальным выйти, поскольку они немедленно сделали это. Понимая, что сейчас должно что-то произойти, но не зная, что именно, Хуан принялся за еду.
(Все время с момента появления “Семьи” на ранчо Спана Мэнсон пытался уговорить высокого, шести футов ростом, ковбоя присоединиться к ним. Мэнсон даже обещал Флинну: “Я раздобуду тебе золотой браслет, утыкаю его алмазами, и ты станешь предводителем моих зомби”. То была не первая попытка соблазнить Флинна. Когда поначалу Мэнсон предложил ему ту же наживку, что и прочим мужчинам, Хуан с готовностью воспользовался предложением, о чем вскоре пожалел. “Чертов триппер никак было не вывести, — сказал мне ковбой, — я бился с ним три… нет, четыре месяца”. Оставаясь на ранчо, Хуан тем не менее отказывался быть чьим бы то ни было зомби — а уж тем более зомби малыша Чарли. Впрочем, с течением времени Мэнсон становился все настойчивее.)
Внезапно Мэнсон схватил Хуана за волосы, заломил ему голову назад и, приставив к горлу нож, произнес: “Ах ты, сукин сын, разве ты не знаешь, что именно я совершаю все эти убийства?"
Несмотря даже на то, что Мэнсон не стал уточнять, какие именно убийства имеются в виду, это признание было чрезвычайно серьезной уликой[173].
Не убирая острого как бритва лезвия от горла Хуана, Мэнсон спросил: “Ты со мной или мне придется убить тебя?”
Хуан ответил: “Я сижу тут, с тобой, знаешь ли, и собираюсь поесть”.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});