Говоря о патриотизме, иностранцы всегда перебарщивают: для них это слишком больная тема{659}.
В своем письме Гари не только резко критиковал книгу посла, но и не преминул разоблачить приспособленчество, предубежденность, даже непорядочность автора, который в свое время наложил вето на назначение Гари в Лондон. Он, Гари, верный сторонник де Голля и участник движения Сопротивления со дня его основания, принадлежит совсем к другому миру. В нем, как он любил говорить, нет ни капли французской крови, но он настоящий француз и в том, что касается отваги и патриотизма, может дать фору господину послу, который два года работал на вишистское правительство. Гари считал, что служит идеальной Франции, «мадонне с фресок, принцессе из легенд». Он питал глубокое уважение к Шарлю де Голлю, который принял его так, как это сделал бы всякий разумный человек, принадлежавший «Свободной Франции». Теперь Гари уже не был подчиненным Шовеля, а потому не боялся метать отравленные стрелы в него со всех сторон. Его мишенью стали и взгляды, и карьера, и — намеками, понятными лишь приближенным, — личная жизнь посла. Наконец Гари воспользовался этим случаем, чтобы выступить в защиту политики де Голля.
Вот где Гари наносит самый болезненный удар:
Что касается наших английских друзей, должен также сказать, что господин Шовель достоин всяческого уважения за то, что два года работал на вишистское правительство. Ему, должно быть, пришлось нелегко. Говорю это без всякой иронии. Важно не то, где был человек в период от 1940 года до высадки союзных войск в Северной Африке в 1942-м, а то, что он там делал, и, даже не читая мемуаров знавших его людей, можно предположить, что он мог компрометировать себя в Виши.
<…> Но разве мог этот романтик, тоскующий о былых временах, претенциозность которого наводит на мысль о «Плеядах» Гобино, устоять перед ностальгическим очарованием британской короны, перешедшей из прошлого в будущее — этого последнего пирожного «мадлен», в котором еще остался вкус утраченного времени!
<…> На каждой странице чувствуется, что для господина Шовеля общество — это прежде всего высшее общество. Скажем, впрочем, что он совершенно прав в одном-единственном справедливом утверждении в книге: де Голль напрасно предпочел в Ханое д’Аржальё Леклерку. Плачевные последствия этого выбора известны.
Но, увы! есть и более вопиющие упущения. «Я знал, — пишет посол, — что наши люди сотворили чудо в Италии, а теперь как раз сражались во Франции…» Ах, до чего изящный оборот! Господин посол, Вам не кажется, что, несмотря на всё Ваше «знание», вы кое о чем забыли, или это еще одно упущение, до того явно умышленное, что кажется кощунственным? До чего же красноречиво, с точки зрения простой человечности, это желание доказать нечто вопреки всему, даже могилам…
Ни слова, ни единого слова во всей книге о тех неаристократических членах «Свободной Франции», которые погибали во всем мире на полях сражений начиная с 18 июня — эта дата, кажется, запечатлелась в Вашей памяти как момент грубой профессиональной ошибки, ошибки в суждении, которой Вы, впрочем, не позволили стать ошибкой в карьере. Из тех двухсот сорока летчиков, которые в тот день, для Вас настолько неприятный, а для них ставший днем смерти, пятьдесят еще были живы, когда Вы прибыли в алжирскую столицу; во время Освобождения в живых из них оставались всего пять человек, из эскадрильи «Нормандия» уже погибли все, Лапуай и Альбер были на пути к тому, чтобы стать главными асами военной французской авиации в снегах России.
«Наши люди», которых Вы явно не считаете своими, гибли в Англии, Куфре, Эфиопии, в Бир-Хакейме, для них приходилось рыть могилы повсюду, где только находила защитников честь и свобода Франции, их посмертно награждали крестом Освобождения. А я-то думал, что Вы как посол Франции являетесь и их представителем тоже. Но нет, о них ни строчки, ни слова.
Тогда как целая страница ушла на то, чтобы сообщить читателю, что, вылетев из Алжира в Париж на голодный желудок, к вечеру «мы умирали от голода». Конечно, каждому свое место, но моя мысль в тот момент витала в пустыне Киренаика, где пропал весь мой экипаж — Кларон, Лекальвес и Девен: возвращаясь с боевого задания, они потерпели крушение и погибли в песках от жажды. Их высохшие, но совершенно целые тела были найдены всего лишь несколько лет назад.
Но отвлечемся от «ощущения» — хотя и несколько странного, — будто бы Вы упрекаете де Голля в «недостаточной любви» к своему народу. Допустив, что Вы не интересуетесь подобными деталями. Но они — не просто недостающий элемент Вашего повествования, они мешают Вам проводить свои доказательства, потому что эти жертвенно отданные стране жизни свидетельствуют о том, на какой реальности основывается то, что Вы именуете «необоснованными притязаниями» де Голля и алжирских «людей».
Эти смерти — часть истории. Но в Вашем варианте их нет.
Вы не признаете за де Голлем никаких заслуг, абсолютно никаких. Вы поставили ему двойку. Нет, я, пожалуй, несправедлив: несмотря ни на что, генерал все-таки получает от своего тела удовлетворительную оценку — еле-еле натянутую — и, хоть это и забавно, но истинные мотивы разоблачителя выявляет.
Глава временного правительства назначает посла на пост генерального секретаря Министерства иностранных дел. И Шовель прямо пишет: «Здесь надо отдать должное де Голлю — он знал, что я отношусь к нему отрицательно». Стало быть, единственное, в чем можно «отдать должное» отцу французского Сопротивления, — это назначение господина Шовеля на сталь высокий пост.
<…> Примечательно, как он говорит при этом о народе <…>: он не устает повторять, тогда по три раза в одном абзаце, «наши люди», и эта барская замашка отнюдь не наигранна — она отражает внутреннюю суть.
Жан Шовель ответил на это письмо в «Фигаро» 11 декабря 1972 года. Его реакция по сравнению с неприкрытой резкостью Гари была довольно отстраненной и мягкой. Более всего Шовель подчеркивал, что, как и было сказано, они с Гари — из двух разных миров. Посол принадлежал к элите французского общества и, естественно, презирал Гари, попавшего в Министерство иностранных дел только благодаря своему активному участию в движении Сопротивления{660}. Шовель как будто решил прочитать лекцию этому скромному чиновнику, балующемуся пером, — он явно покривил душой, утверждая, что ему пришлось искать Гари в телефонном справочнике Министерства иностранных дел. Будто бы он мог забыть о писателе, который, как ему казалось, вывел его в одном из своих рассказов!
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});