Старик опять тяжело захрипел, хватая ртом воздух. Кто-то из слуг крикнул:
– Доктора, зовите доктора!
В глазах у Макса поплыли масляные, радужные круги, он попробовал протереть глаза, но это ничуть не помогло. Комната растворилась, подобно зыбкому утреннему туману, снова приобретая запущенный, неприбранный вид.
И опять эти пирамиды, снова они сработали как спусковой крючок! Он дернул завязку вещмешка и вытащил саквояж. Кристаллы горели неясным синим огнем изнутри, как тогда ночью, у него в доме, когда он впервые увидел его.
– Все это от них! – он схватил кристалл и с ненавистью размахнулся, намереваясь швырнуть его на пол.
Мир закачался, вращаясь, как в детском калейдоскопе, зеркало стало ближе, на долю секунду все вокруг погасло, чтобы в тоже мгновение родиться вновь…
Он вновь остался тем же и стал другим одновременно. Незнакомый кабинет. За узкими окошками бойниц реет черный в ночи флаг на высоком флагштоке. Где-то на улице слышатся отрывистые военные команды и топот сапог марширующих солдат. Большие напольные часы размерено отбивают полночь.
Он попытался пройти вперед и понял, что он перестал быть тем, кем он знал себя всю свою жизнь. Он стал другим, иным. Его тело изменилось, остался лишь дух, лишь мысль, которая все еще была им, тем, прежним. Он приложил руки к лицу, но пальцы не узнавали знакомых черт. Голубая незнакомая форма, выше ростом, сухопарое тело. Он посмотрел в зеркало и не узнал себя – это был совсем другой человек, вернее этот человек перестал быть Максом. Перед ним стоял Мэйрен, герцог Данейский. Тот, кого он безуспешно пытался ограбить в паре с Реконом. Покачиваясь, он дошел до стола под яркой зеленой лампой с подсвечником в виде воина с копьем…
– Сводки о состоянии передовых частей, как Вы просили, Ваша Светлость. – секретарь положил перед ним несколько листков, отпечатанных на пишущей машинке.
– Спасибо, – прохрипел он.
В центре стола, освещенного ярким кругом электрической лампы, лежал лист бумаги, с крупной сургучовой печатью внизу и огромным, занимающим почти треть страницы, гербом Империи сверху. Две крупные подписи стояли внизу, одна из них была подпись Регента Императора, вторая начальника Генерального штаба Империи. Место для третьей подписи было свободно.
Его Светлости Герцогу Данэйскому,
Высокоуважаемый Герцог,
Как Вам должно быть известно, императорская династия и наш верноподданный народ были оскорблены чудовищным преступлением, совершенным подлыми предателями по гнусному замыслу и подкупу республиканцев. Только кровь врагов наших может искупить злодеяния их и вернуть мир и благоденствие народам, населяющим земли эти. Потому, не по своей воле, но во имя восстановления справедливости принуждены Мы немедленно выступить против бесчестного врага рода человеческого – Торговой Республики Утликан. Ибо честь Империи должна быть защищена нашими общими усилиями.
Как известно всемилостивейшему Герцогу, род его связан клятвой верности данной предками Вашими Великому Трону.
Посему призываем Мы Вас исполнить священную присягу в предстоящем великом сражении с врагами, как уже бывало в прошлом. Искренне уверенные в том, что Вы, подобно Вашему прославленному отцу, готовы блюсти незапятнанной репутацию Вашего рода, ждем согласия не позднее утра 24 Алия года сего.
Всевышнее Небо да не оставит Вас, высокоуважаемый и славный Герцог.
Искренне Ваш,
Регент Его Императорского Величества
Ксиний Леон
– Когда они ждут ответа на это письмо? – спросил Макс плохо поворачивающимся языком.
– Как можно скорее, Ваша Светлость, – вежливо ответил секретарь.
– Хорошо, запишите пожалуйста мой ответ. Затем наберите его на машинке, я подпишу.
– Я готов, – секретарь достал небольшой блокнот и карандаш.
– Пишите…
Регенту Его Императорского Величества Ксинию Леону.
Да будет славна история Империи под дланью нового Имперского регента, и да не закончатся победы во славу знамен и достойнейших предков, отдавших себя великому делу. Пусть будет вечен великий союз царственного дома Империи и Герцогства Данэйского.
Макс помедлил:
– Записали?
– Да, Ваша Светлость.
– Продолжайте…
Герцогство Данэйское испокон века высоко ценит честь быть вассалом императорского трона.
Мы, руководствуясь волею Великого Неба и нашим разумением о судьбах этого мира, тщательно изучили Ваш призыв о вступлении в войну. Но положения небесных светил и предсказания наших прорицателей воистину ужасны. Исход войны приведет к краху мира и гибели живущих.
Учитывая все Нам известное и после долгих и тяжких раздумий, Мы вынесли свое решение, и оно таково – Великое Небо возбраняет Нам участвовать в разрушении созданного им мира, и мы подчиняемся воле Вечности, воспрещающей Нам выполнить Наши вассальные обязательства. Руководствуясь сим, мы оставляем Вас наедине с разумением Вашим и отдаем бремя решений в Ваши руки.
24 Алия, года сего,
Герцог Данэйский
– Велите послать за фельдъегерем, это письмо нужно срочно отправить в Холленверд – добавил Макс, закончив диктовать.
– Слушаюсь, Ваша Светлость,- склонив голову, ответил секретарь.
Макс услышал, как секретарь звонит по телефонам офицерам связи, потом колокольчиками зазвенели фельдъегерские шпоры. Воздух вокруг сгустился, превратившись в кисель, стало дурно, свет настольной лампы превратился в радужный, крутящийся на месте бублик, затягивающий в себя все сущее, комната потемнела, словно на негативном фотоснимке. Его душа легкой пушинкой оторвалась от мира, взмыла высоко в пространства, неведомые в нашем измерении, стало легко и покойно.
Он увидел растущее на острове в центре Океана, дерево – оно было соткано из света, и множество ветвей переплеталось в нем. Одна из них, почти засохшая, налилась новой силой на глазах его и потянулась вверх, к небу, к сотканной из звезд полосе Млечного Пути. И когда ему захотелось взмыть еще выше, невиданная реальность сменилась старой пропыленной спальней, а над ним нависла, принюхиваясь, небритая морда человека в сутане.
– Жив?! – человек в сутане с силой отвесил Макс пощечину, – Очухивайся, разлегся тут.
Ему не было никакого дела ни до пощечины, ни до этого человека в сутане. Ему по прежнему казалось, что он видит кабинет герцога, так как будто он сам находится в нем. И видит того, другого, в кабинете – настоящего Мэйрена. Хотя кто из них был настоящим, уже вряд ли можно понять и разделить.