– И крон их засечет, – кивнул Си-плюс. – Так что мы сможем дальше собирать о них информацию.
– Именно.
– Может быть, даже разыщем сюзерена, – продолжил Корваллис. – Только у него есть доступ ко всем двум миллионам.
– Точно! – воскликнул Ричард. – Я забыл про сюзерена!
Заклинание СКРЫТИЯ работало так, что если вассал что-нибудь СКРЫЛ, то не только он может этот предмет РАСКРЫТЬ, но и его лорд, и лорд лорда, и так далее до самого сюзерена. Золото на два миллиона прятали сотни разных вассалов в иерархии «Голда шу»; каждый из них может собрать те слитки, которые СКРЫЛ он сам (или его вассалы), но где-то есть сюзерен, способный единолично собрать все.
– Ты знаешь, кто сюзерен? – спросил Ричард.
– Конечно. В смысле, знаю номер его аккаунта, но имя и адрес фальшивые, как у них у всех.
– Отлично, – сказал Ричард, придвигая к себе свой ноутбук и устанавливая экран в рабочее положение. – Я свяжусь с Дэ-Квадратом – вернее, с его трубадуром – и растолкую, что в Торгайских предгорьях золота столько, что охристым хватит на год войны. Посмотрим, разбудит ли это его творческую энергию.
– А как быть с тремя тысячами к’Шетриев? – спросил Корваллис, нервно глядя на карту. – Твой Ждод не может наслать на них метеоритный дождь, или чуму, или что-нибудь в таком роде?
Взгляд, которым наградил его Ричард, был, судя по реакции, испепеляющим.
– Просто чтобы их немножко тормознуть, – промямлил Си-плюс, поднимая руки.
– Конечно,Ждод может вызвать метеоритный ливень или чуму, – сказал Ричард, – но я предпочел бы обходиться без богов из машины. Как только допишу письмо, объявлю, что завтра утром у нас совещание.
– Тема?
– Как не слишком явным образом отметелить пестрых на подходе к Торгайским предгорьям.
День 7
Дальняя половина бытовки была разделена на комнатки с дощатыми нарами. На досках лежали тонкие поролоновые матрасы. Зуле выделили отдельную комнату, потом, когда она вошла, заколотили дверь гвоздями, а окно забили фанерой. Всю ночь она дрожала под одеялами, еле-еле спасавшими от переохлаждения. Утром гвозди из двери вытащили. Зула вышла в главную комнату, где было натоплено, свернулась на диване под всеми одеялами, какие смогла добыть, и долго не двигалась.
Боевики взломали шкаф и вытащили документы компании: зарплатные ведомости, накладные, лабораторные журналы, распечатки каких-то таблиц. Нашли они и топокарту участка, а также автомобильный атлас Британской Колумбии.
Джон и самый старший из боевиков, Абдул-Вахаб, натянули столько теплой одежды, сколько на них налезло, плотно укутались, уложили в рюкзаки припасов дня на два и, внимательно изучив карту, ушли в лес. Зула наблюдала за ними из-под краешка одеяла и вроде бы разгадала стратегию: в лесу снег не такой глубокий, идти легче.
До конца дня больше ничего не происходило. Зула почти не вставала с дивана. Трое оставшихся боевиков по очереди выходили изучать окрестности – ненадолго, потому что теплой одежды не хватало. Уходили по двое: один оставался приглядывать за Зулой. Временами они приносили трофеи, добытые в соседних домиках: инструменты, аптечки, фонарики без батарей, заношенные фуфайки, рукавицы, порнографические журналы, мыло, канистры с соляркой. По мере того как теплой одежды прибавлялось, вылазки становились более долгими и продуктивными. Боевики расчистили вагончик метрах в ста от бытовки. Вчера он выглядел огромным сугробом, сегодня оказался снятым с колес «эйрстримом». С одной стороны к нему был приделан навес из рифленого плексигласа, так что получилась открытая терраса. Когда снег расчистили, под навесом обнаружились пластиковые стол и стулья. В вагончике боевики добыли еще кухонной посуды, поролоновый матрас, одеяла, пакетики с растворимым кофе и овсяные хлопья.
Зула практически не спала несколько дней, но в тот вечер изнеможение, подавленность и смена часовых поясов наконец взяли свое: она провалилась в глубокий сон, – а когда проснулась, было уже темно. Тогда она встала и решила натопить себе воды. «Кроксы» конфисковали, и за снегом пришлось выходить босиком. Боль в ступнях лишний раз напомнила, что без экипировки ей отсюда не сбежать. Нагрев целую кастрюлю воды, Зула ушла в туалет, помылась засохшим куском мыла, оставшимся от горняков, вытерлась бумажными полотенцами – их тут нашелся целый рулон – и внезапно почувствовала неуместный прилив энергии. Она сварила рис и чечевицу, которыми все и поужинали. Получилось сытно, хоть и не особо вкусно (на кухне из специй были только соль и перец).
Тем временем Зула приглядывалась к моджахедам. Двое, Шариф и Махир, были из арабских стран. Махир выглядел типичным уроженцем Ближнего Востока, а в Шарифе угадывалось североафриканское происхождение. Оба какое-то время назад подались в Афганистан и там вошли в организацию Джонса. Третий, приземистый Ершут, был, видимо, из Средней Азии и на арабском говорил еле-еле. Он безропотно выполнял самую тяжелую работу, которую на него постоянно взваливали остальные. Именно Ершут перегружал снаряжение с рыбачьего судна в баркас, из баркаса – в такси, из такси – в самолет. Он был набожен без оголтелого фанатизма, каким отличался покойный Халид; в самолете, выходя в туалет, Зула видела, как он молится в проходе между креслами, вероятно, определив направление на Мекку по телевизионной панели. В бытовке Ершут первым делом раздобыл коврик и расстелил на полу, сориентировав на восток-юго-восток.
Махир и Шариф почти наверняка были любовниками, а если нет, их мужская дружба отличалась пылкостью, редкой в современной западной культуре. Они всегда сидели рядом, а если Шариф уходил на вылазку с Ершутом, Махир все время проводил у окна вздыхая.
Зула могла перемещаться вполне свободно: главное было делать вид, что она занята чем-то полезным: готовит или убирает. Улучив момент, когда никто не смотрел в ее сторону, она унесла к себе в комнату и спрятала под матрас блокнот и несколько карандашей. Позже, когда дверь заколотили на ночь (перед этим Зула выпросила еще одеял), она зажгла свечу (их по крайней мере тут было в избытке) и принялась писать письмо в том же духе, что на бумажных полотенцах в Сямыне. Это получилось чуть более пространным, потому что в запасе была буквально вся ночь. Дописав, Зула спрятала блокнот под матрас. Тело не выказывало ни малейшего желания спать, и Зула попыталась вымотать себя физическими упражнениями: отжималась, приседала, делала наклоны, стараясь поменьше шуметь, даже вспомнила что-то из полузабытой йоги, но безуспешно: только еще больше взбодрилась.
Часа в четыре ночи Зула еще не спала и потому раньше других различила звук двигателя: не ровный гул самолета над головой, а судорожное рычание машины, ползущей по заснеженному бездорожью. Постепенно звук стал громче и разбудил Ершута. Через щелку по краю фанеры, которой забили окно, Зула видела мечущийся свет фар: машину, видимо, отчаянно швыряло на ухабах. Ершут заколотил в дверь к Шарифу и Махиру (они, видимо, с вечера заперлись), потом Зула услышала топот, щелчки присоединяемых магазинов, лязг передергиваемых затворов.