Читать интересную книгу Парижские письма виконта де Лоне - Дельфина Жирарден

583

Если в очерке о «льве» (31 августа 1839 г., наст. изд., с. 268–272 /В файле — год 1839 фельетон от 31 августа — прим. верст./) Дельфина отстаивает собственное понимание термина, расходящееся с общепринятым, то в портрете денди она сохраняет верность распространенной моралистической трактовке денди как человека, который слепо и даже утрированно следует моде и, как писал Бальзак в «Трактате об элегантной жизни» (1830), не может быть назван «мыслящим существом». О других, гораздо более философских и оригинальных интерпретациях фигуры денди как стоика (Бодлер) и сверхчеловека (Барбе д’Оревийи) см.: Вайнштейн. С. 375–395.

584

Строка из элегии Ламартина «Умирающий поэт» (сборник «Новые поэтические размышления», 1823).

585

В романе Жорж Санд «Лелия» (1-я ред. 1833; ч. 1, гл. 8) заглавная героиня рассказывает предысторию Тренмора, который в прошлом был игроком; сознавая губительные последствия игры, Лелия тем не менее произносит ей настоящее похвальное слово и подчеркивает, что, хотя цели у игры пошлые, игрок демонстрирует «возвышенную дерзость, слепую и безграничную самоотверженность».

586

В некоторых карточных играх — например, в экарте — за столом играли только двое, однако неограниченное число «болельщиков» могли ставить деньги на того или иного игрока.

587

Публичные игорные дома были закрыты 31 декабря 1836 г. Власти надеялись таким образом защитить игроков от разорения, однако после закрытия официальных игорных домов размножились тайные; русский очевидец свидетельствует в феврале 1838 г.: «около двухсот домов, под разными наименованиями, открыто для игроков всякого рода и племени; к числу таких домов принадлежат пенсионы, tables d’hôtes [табльдоты], в какую цену угодно — для простолюдинов, для молодежи среднего класса и для сидельцев. Для знатных же посетителей, кои некогда собирались в Салоне иностранцев, бывшие содержатели дают роскошные обеды и приглашают к себе печатными билетами» (Тургенев. С. 152).

588

Дилетант — «человек, занимающийся музыкой […] не по промыслу, а по склонности, по охоте, для забавы» (В. И. Даль).

589

О кади см. примеч. 113 /В файле — примечание № 223 — прим. верст./.

590

«Калиостро» на музыку Адана и «Сирена» на музыку Обера впервые были представлены в парижской Комической опере соответственно 10 февраля и 26 марта 1844 г.; «Дезертир» — комическая опера Монсиньи по прозаической драме М.-Ж. Седена, впервые поставленная в Итальянском театре еще в 1769 г. Герой пьесы, солдат Алексис, обманутый ложным слухом о том, что его невеста выходит за другого, решает дезертировать, его ловят и приговаривают к смерти; спасает его только помилование короля, которое вымолила невеста. Дельфина уподобляет зрительниц героине басни Лафонтена «Молочница и горшок молока» (Басни, VII, 9).

591

Театр «Варьете» с 1807 г. располагался (и располагается до сих пор) в доме 7 по Монмартрскому бульвару; там шли комедии на злободневные темы и пародии на нашумевшие серьезные представления других театров.

592

Театр «Драматическая гимназия» располагался в конце бульвара Благой вести, который отделяется от Монмартрского бульвара лишь коротким Рыбным бульваром. В бульварном полукольце на правом берегу Сены продолжением Монмартрского бульвара служит бульвар Итальянцев, на пересечении которого с улицей Лаффита с 1840 г. располагался роскошный ресторан «Золотой дом» (заметный издали благодаря массивным позолоченным балконам). Что же касается Монмартрского холма, то его отделяет от Монмартрского бульвара очень значительное расстояние.

593

«Парижское кафе» располагалось на углу бульвара Итальянцев и улицы Тэбу; Комическая опера находилась (и находится до сих пор) совсем рядом, на площади Боельдьё; чтобы попасть туда от угла улицы Тэбу, достаточно перейти по другую сторону бульвара Итальянцев.

594

Уроженец Беарна король Генрих IV в битве при Иври (1590), где его сторонники сражались со сторонниками ультракатолической Лиги, прикрепил к своему шлему султан из белых перьев, чтобы его солдатам было легче узнать его на поле боя, и велел им повсюду следовать за этим султаном, который «поведет их по дороге чести и славы».

595

Фабрика Гобеленов, или Королевская мануфактура тканей, основанная еще в середине XV в. Жаном Гобеленом, входила в перечень тех достопримечательностей, которые считали своим долгом осмотреть все любознательные путешественники.

596

Все перечисленные дамы к 1844 г. уже скончались. Писательница Жермена де Сталь (о которой, по свидетельству Софи Гэ, одна из современниц сказала: «Будь я королевой, я приказала бы госпоже де Сталь говорить со мной не переставая» — Gay. Р. 39) умерла в 1817 г., а ее дочь герцогиня де Брой (по выражению Ш. де Ремюза, «муза, ангел и волшебница» либеральных салонов 1820-х гг.) — в 1838 г. Герцогиня де Дюрас, чей салон был «своего рода нейтральной территорией, где признавали всего одну партию — партию людей острого ума» (Barante P. de. Mélanges historiques et littéraires. P., 1835, t. 3, p. 358), скончалась в 1828 г., а маркиза де Монкальм, любившая «мирить политических мужей» (Marcellus, comte de. Chateaubriand et son temps. P., 1859. P. 250), — в 1832 г. Одной из тех, кто утверждал, что «век салонов» кончился, была мать Дельфины Софи Гэ, которая начала с этого тезиса свою книгу «Прославленные салоны» (1837). Впрочем, Софи на этом не остановилась, но заодно перечислила условия, необходимые для существования настоящего салона, — условия, которые, судя по всему, были так же важны и для Дельфины. Первое из них: наличие в качестве хозяйки дамы не старой, но и не такой молоденькой, чтобы окружающие мужчины интересовались ее внешностью больше, чем ее умом; второе — существование при этой даме хозяина дома «учтивого, незаметного или отсутствующего»; третье — способность хозяйки привечать всех людей замечательных и выставлять за дверь людей докучных и, наконец, ее готовность всегда быть дома и принимать гостей (Gay. Р. 3–7).

597

Если главным занятием посетителей светского салона считалась беседа, то одним из главных свойств «правильной» светской беседы ее теоретики называли учтивость, умение выслушивать чужие мнения, не навязывая своего. Считалось, что такая беседа стала невозможна после революции 1789 г., когда в салоны ворвалась политика и светскую толерантность убил так называемый «дух партий», то есть политический фанатизм. С этой точкой зрения, канонизированной уже в первой половине XIX в. (см.: Deschanel Е. Histoire de la conversation. P., 1857. P. 158–159), соглашаются и современные исследователи, ограничивающие «золотой век беседы» 1789 годом (см.: Craven В. L’Age de la conversation. P., 2002. P. 10). Дельфина в данном случае исходит из другой предпосылки: она утверждает, что настоящие салоны ее времени хранят верность традициям, а местом, где господствует эгоизм, убивающий истинную беседу, сделались клубы (сатирическому изображению которых посвящена вторая часть фельетона). Именно за умение создавать в своем салоне такую атмосферу, в которой «разница мнений уступает потребности общаться друг с другом и друг другу нравиться», превозносит госпожу де Сталь Софи Гэ (Gay. Р. 21–22). Упоминаемая ниже Дельфиной госпожа де Буань, по ее собственному признанию, училась у госпожи де Сталь умению «принимать людей всех взглядов и, споря с ними, не погрешать против учтивости, дабы не оставить за пределами своего салона ни одного из этих мастеров словесного фехтования» (Boigne. Т.1. Р. 271; ср.: Fumaroli. Р. 198–201). Разумеется, в подобном видении беседы есть оттенок утопизма — впрочем, характерный для французских представлений о беседе еще в дореволюционное время; беседа уже тогда представала идеальной сферой бесконфликтности, где противоречия реальной жизни «снимаются» благодаря учтивости беседующих (см.: Craven В. Op. cit. Р. 11–12).

598

Жюльетта Рекамье нанимала квартиру в женском монастыре Аббеи-о-Буа в Сен-Жерменском предместье (№ 16 по Севрской улице); в ее салоне устраивались блестящие благотворительные концерты, велись интеллектуальные беседы, в которых принимали участие незаурядные завсегдатаи: Шатобриан, философ Балланш, историк Токвиль и многие другие; юная Дельфина декламировала здесь свои стихи. Одним из верных поклонников госпожи Рекамье и постоянных посетителей ее салона был А. И. Тургенев, чьи парижские корреспонденции пестрят описаниями вечеров в Аббеи-о-Буа (см.: Тургенев. По указ.). Отличительной чертой госпожи Рекамье все современники считали ее умение соединять в своем салоне людей разных взглядов и разной политической ориентации (см.: Мартен-Фюжье. С. 193), поэтому Дельфина не случайно называет ее имя первым. Ламартин жил в том же Сен-Жерменском предместье в доме 82 по Университетской улице, а Гюго — в квартале Маре в доме 6 на Вогезской площади (сейчас в этой квартире находится его музей; описание гостиной Гюго со «следами страсти к зодчеству древних времен» см.: Боткин В. П. Письма об Испании. Л., 1976. С. 201). Чета Ламартинов принимала по субботам, причем благодаря самому Ламартину в его салоне теснились политики, а благодаря его жене, «милой, умной, начитанной и с редким талантом в живописи» (Тургенев. С. 131), тот же салон превращался в «святилище искусств» (Balabine. Р. 109). В фельетоне 6 марта 1841 г. Дельфина описала «вечер знаменитостей» в салоне госпожи де Ламартин и привела длинный список собравшихся там выдающихся особ, сопроводив каждое имя эпитетом «великий» (см.: 2, 48–49). «Ведение» салона считалось женским делом, поэтому Дельфина обозначает все салоны именами их хозяек, хотя и Ламартин, и Гюго, разумеется, играли в своих салонах роль ничуть не меньшую, чем их жены.