Собравшись, Варсонофий позвонил водителю, спустился вниз и сел в подъехавшую «Реноладу» шоколадного цвета, принадлежащую гаражу городской администрации.
— На Южный, — бросил он бородатому водителю по имени Коля, имея в виду новый микрорайон Выборга, где жили Волковы.
Утро в этот день выдалось плачущим: моросил мелкий дождик, тучи нависли над крышами домов пухлым сине–фиолетовым покрывалом, предвещая снег. Холодало с каждой минутой. Порывами дул пронзительный ветер. И прохожих на улицах было мало.
Проехали улицу Водной Заставы, Батарейную Гору, порт, дом купца Веркута, особняки на выезде из старого города, повернули налево за памятником красноармейцам, установленным ещё в тысяча девятьсот шестьдесят первом году.
Внезапно по спине пробежал холодок.
— Притормози, — очнулся от дум Варсонофий.
— Да мы уже подъезжаем, — сказал Коля.
Варсонофий оглянулся.
В их ряду ехало много автомобилей, но взгляд сразу зацепился за белый свадебный лимузин, державшийся почти вплотную. Вспомнилось, что лимузин повстречался им ещё в центре города.
— Гони!
— То стой, то гони, — недовольно проворчал Коля, находившийся с утра в плохом настроении, пошутил: — Медведя увидел?
— Волка, — сквозь зубы процедил Варсонофий, доставая телефон. — Спирин, ты где?
— На месте, — отозвался командир выборгского оперативного отделения Ё–службы.
— За мной увязался белый лимузин с колечками, номер триста тридцать три. Держится как привязанный.
В отличие от водителя майор шутить не стал.
— Маршрут?
— Мы на Протасова, сворачиваем на вторую Парковую.
— Езжайте медленнее, минут через десять мы подхватим вас за мостом, у башни Финпрома.
— Хорошо. — Варсонофий снова оглянулся, ища глазами свадебное авто.
— Что случилось? — поинтересовался Коля, поглядывая в зеркало заднего обзора. — Чем вам этот катафалк не понравился?
— Держись за тем рыдваном, — указал модератор «Триэн» на ржавую «жигулёвскую» «девятку», готовую вот–вот развалиться на части.
— Надо же, на чем люди ездят, — хмыкнул Коля. — «Девятке» лет двадцать, наверно.
— Не отвлекайся.
— Да что случилось, Ипатьевич? Хочешь, мы мигом проскочим, я тут все проезды знаю.
— Не торопись, нас встретят.
Однако дождаться группы сопровождения они не успели.
«Ренолада» подъехала к светофору, двинулась по стрелке налево, собираясь развернуться на пятачке возле нового дома с аптекой на первом этаже, и в этот момент дорогу ей перекрыла красно–оранжевая поливальная машина.
Коля среагировал быстрее, чем можно было предполагать.
«Ренолада» вильнула влево, на встречную полосу, затем вправо, уклоняясь от несущегося мусоровоза, подалась ещё правее, задела крылом поливалку и выскочила передними колёсами на бордюр. Поэтому лимузин, следовавший за ней, не смог перекрыть ей выезд на тротуар, он был слишком длинный, громоздкий и неспешный.
— Гады! — выругался Коля. — Совсем обалдели!
— Гони! — выдохнул Варсонофий, убедившись в серьёзности намерений преследователей.
Машина забуксовала на скользких плитах тротуара: переднее колесо попало в выемку, а заднее уткнулось в бордюр.
Из лимузина выскочили трое мужчин в одинаковых серых плащах. Лиц их в пелене дождя разглядеть не удалось, хотя Варсонофию показалось, что это негры.
Хлопок выстрела был почти не слышен. Однако в боковом стекле образовалась дырка, окружённая сеточкой трещин.
— Твою мать! — изумился Коля.
— Давай! — отшатнулся Варсонофий, чувствуя пульсацию крови в затылке: пуля чудом не попала в голову.
«Ренолада» взревела, выскакивая на тротуар полностью, и выпущенные неизвестными киллерами пули продырявили заднюю дверцу машины.
Раздались крики: редкие прохожие старались увернуться от бешеной «Лады», вилявшей то вправо, то влево.
Разлетелось заднее стекло. Ещё две пули принял на себя багажник.
Машина вильнула в последний раз и врезалась в дерево на тротуаре.
Конец! — трезво подумал Варсонофий, судорожно пытаясь открыть заклинившуюся дверь.
— Вылезай, беги!
— Не могу, — оскалился Коля, прижимая окровавленную ладонь к лицу. — Стекло в глаза попало!
Мужчины из лимузина добежали до машины, вытягивая вперёд руки с пистолетами.
Варсонофий понял, что никакие они не негры — люди в масках!
Время словно остановилось. Рука первого киллера подняла оружие, ствол пистолета начал поворачиваться к голове пассажира…
И в это мгновение где–то близко с визгом шин затормозила машина, за ней другая, раздался топот, выстрелы, команды. Киллер, выцеливающий Варсонофия, исчез.
Сыпануло пулями по багажнику. Снова раздались крики, удары, рёв двигателя отъезжающей машины.
К «Реноладе» подбежал человек в пятнистой куртке.
Варсонофий напрягся. Но это был майор Спирин, успевший перехватить машину модератора «Триэн» совсем не там, где намечалось. Он в два рывка открыл дверцу.
— Живы?!
Варсонофий потрогал липкий от крови затылок.
— Порядок.
— У вас кровь!
— Царапина. Где они?
— Одного закрыли до нуля, второго нейтрализовали, остальные скрылись. Вам нужна охрана, я предупреждал.
Варсонофий кивнул на согнувшегося за рулём водителя.
— Ему нужна помощь.
— Костя, врача! — окликнул Спирин кого–то из подчинённых. — Вам бы тоже не мешало.
Где–то завыла сирена.
— Милиция едет, — сказал Варсонофий.
— Разберёмся.
— Забирайте… нейтрализованного и уезжайте, я сам всё объясню.
— Есть! — козырнул майор, подозвал своих. — Исчезаем.
Варсонофий посмотрел на уткнувшийся в поливальную машину лимузин. Подумал: для такого перехвата нужна очень серьёзная подготовка. Никаких случайностей, точный расчёт. Киллеры знали , кто едет в «Реноладе» с административными номерами, и гнались за ней целенаправленно.
— Михалыч!
— Да, Варсонофий Ипатьевич.
— Быстро на Качанова, к Волковым! Забери Юну.
— Слушаюсь.
Ё–группа исчезла, как по волшебству. И только через минуту к разбитой «Реноладе» подъехала милицейская машина с мигалками.
С вооружённым нападением неустановленных лиц на машину заместителя начальника департамента СМИ, кем устроился работать Варсонофий Солнышкин, приехал разбираться не только начальник выборгской милиции, но и сам мэр города. Поэтому освободился Варсонофий быстро, буквально через двадцать минут после появления мэра. Однако к дочери опоздал.
Впрочем, опоздали все: и Спирин, и водитель Михалыч.
Когда он уже садился в новый автомобиль — со старым, простреленным насквозь, остались возиться эксперты, — позвонил майор:
— Плохие известия, Варсонофий Ипатьевич.
Сердце упало, перехватило дыхание.
— Что?!
— Юны дома нет. Дверь, — Спирин помолчал, — взломана.
— Охрана, — одними губами выговорил модератор.
— Двое наших парней убиты.
— Юря?
— Алтын не успел к разбору. Мы приехали почти одновременно.
— Ждите. — Варсонофий слепо глянул на худенького белобрысого водителя. — Качанова, три.
Машина сорвалась с места, покидая место нападения.
Нина Александровна считала себя уравновешенной женщиной.
Ещё до знакомства с мужем она всё в жизни видела объективно и оценивала возникающие ситуации с разных точек зрения. Что не мешало ей при этом придерживаться своей.
С одной стороны, ей так легче было жить, потому что порой казалось, что она умней многих. С другой — сложнее, так как иногда она не понимала людей, видящих всё только в чёрном или белом цвете.
Уже будучи женой Варсонофия Солнышкина, она вдруг поняла: ему с ней удобно жить и работать, не посвящая жену в тайны отношений с другими людьми, и Нина Александровна стала подстраиваться под него, приспосабливаться, превыше всего поставив его устремления и мечты, не требуя от Варсонофия ни благодарности взамен, ни оценки своей деятельности.
Она и дочь Юну воспитала так же: на своём примере дала понять, что любовь к мужчине — главное в этой жизни. Остальное — приложение.
Конечно, это не означало, что она готова была покорно сносить оскорбления, пренебрежение и высокомерие. На работе — а она окончила Брянский медицинский институт и много лет проработала терапевтом в разных больницах Брянска, Орла и Москвы, — такое случалось, однако она всегда умела уходить от разборок и споров.
Варсонофий же просто не давал повода сердиться или переживать по поводу своей вечной занятости. Он никогда не злился, не психовал, не отзывался ни о ком презрительно и не ревновал жену–красавицу к врачам–коллегам. Он её любил. И этого было достаточно.
За тридцать два года совместной жизни они многое испытали, четыре раза переезжали с места на место, но ни о чём Нина Александровна не жалела. Быстро привыкала к уюту нового места жительства и старалась поддерживать тепло семейного очага всеми доступными ей средствами.