— В городе болтают, что твой мистер Ситон и есть ночной всадник.
К его сожалению, улыбка не исчезала. Эйвери сделал еще одну попытку:
— Аллан вообще считает, что он тяжело ранен или даже мертв, поскольку разбой прекратился.
Эриенн безразлично пожала плечами:
— Как посмотришь, что за ним носится вся округа, так подумаешь, что его уже поймали. Шериф приезжал сюда и устраивал обыск…
— Вот как? — вскинулся Эйвери. — С чего это Аллан решил искать здесь этого негодяя?
— А разве вы не знали? — спросила Эриенн, изображая невинность. — Сэкстоны и Ситоны кузены. Кристофер приезжал сюда несколько раз после моей свадьбы. Он даже сопровождал меня на бал к лорду Тэлботу.
— Что?! — рявкнул Эйвери, а затем с чрезвычайной досадой поинтересовался: — Ты хочешь сказать, что твой муж доверил этому подонку сопровождать тебя?!
На столе зазвенели тарелки, и, быстро оглянувшись через плечо, Эриенн увидела, как Эгги хватает и вертит в руках серебряные приборы. Губы женщины были плотно поджаты, а когда она подняла глаза, то взор ее испепелил мэра.
— Отец, следите за своими словами, — предостерегла Эриенн, с трудом сдерживаясь сама. Эйвери поливал грязью того, кто был ей наиболее дорог. — Вы можете кого-нибудь оскорбить.
Эйвери фыркнул:
— Ба! Мне плевать, что подумают слуги.
— Я говорю не о слугах, отец.
Эриенн встретила его недоуменный взгляд с надменной улыбкой, провоцируя его на вопрос.
Вопрос последовал от Фэррелла:
— Эриенн, неужели ты выносишь этого человека?
Взглянув на Фэррелла, Эриенн смягчилась:
— Фэррелл, я слышала много обвинений, выдвигаемых против него, однако, как мне стало известно, большинство из них ложные.
Фэррелл нахмурился:
— Но он обвинил отца в мошенничестве.
Эриенн открыто взглянула на отца, который трусливо вжал голову между плечами.
— Мне это известно, Фэррелл, и мне бы хотелось, чтобы ты узнал этого человека поближе, прежде чем составлять определенное мнение. Он может оказаться бесценным другом.
— Ты рехнулась, девчонка?! — резко бросил Эйвери. — Посмотри, что этот человек сотворил с рукой бедного Фэррелла! Он превратил парня в беспомощного калеку…
— Отец! — гневно сверкнула глазами Эриенн, и, почувствовав с ее стороны отпор, Эйвери поубавил свою злобу. — Фэррелл не беспомощный калека, и я возмущена вашими словами!
Эгги подошла поближе и вежливо молчала, пока хозяйка не повернулась к ней.
— Не желают ли джентльмены, — она еле выговорила это слово, бросив косой взгляд на мэра, — поесть, мадам?
Эйвери поднялся со стула, демонстрируя свою готовность, и Эриенн кивнула. Женщина поспешила к столу и еще раз наполнила бокалы вином, а мужчины поднялись вслед за нею. Эриенн дождалась, пока Фэррелл и отец уселись за стол, после чего принесла свои извинения.
— Я, право, должна посмотреть, отчего задерживается лорд Сэкстон. В мое отсутствие вам будет помогать Эгги. Прошу вас, приятного аппетита.
Эйвери без церемоний приступил к процедуре насыщения хлебом и вином, которые были выставлены на стол, и, набрав всего в обе руки, подбородком ткнул вслед уходящей дочери:
— Ну конечно, побежала вытирать задницу его величеству.
Он стрельнул глазами в сторону Эгги, которая от неожиданности вскрикнула, а затем с вызовом продолжил:
— Девке вообще, наверно, приходится мыть его, как ребенка.
Эгги какое-то время выдерживала его взгляд, потом посмотрела на покрасневшего Фэррелла, после чего спешно покинула зал, предоставив их самим себе, и отправилась на кухню. Пытаясь сдержать свой гнев, она обхватила руками кухонный стол и сузившимися глазами внимательно осмотрела длинный острый нож, размышляя над тем, что таким оружием можно было бы вспороть пузо Эйвери. Она отказалась от нескольких кровожадных вариантов, прежде чем ее взгляд упал на полку, на которой сушились пучки приправ и целебных трав, и глаза у нее злорадно сверкнули. Ей было хорошо известно благотворное действие александрийского листа и дизентерийной блошницы, а при обильном употреблении одного из растений или же сразу обоих Эгги могла бы добиться желаемого результата.
— Как раз к тому времени, когда он снова сядет за стол, — пробормотала она про себя.
Эгги энергично принялась за работу, добавляя травы в блюдо из плавленого сыра с приправами, и поскольку мэр ел с большим аппетитом, он не должен был ничего заподозрить.
Эгги вновь вошла в большой зал, неся перед собою на серебряном подносе кастрюльки с поднимающимся над ними паром. С улыбкой она поспешила поставить блюдо перед Фэрреллом, а затем еще одно — перед мэром.
— Изволите попробовать плавленого сыру, сэр? — вкрадчиво предложила Эгги, когда аромат проник в трепещущие ноздри Эйвери.
Тот поднял ложку и деликатно попробовал с краю. Найдя блюдо вкусным, он набросился на него, не теряя времени, и ел до тех пор, пока не насытился. Наконец, Эйвери отодвинулся от стола и оглушительно рыгнул, демонстрируя свое восхищение кухней.
Остаток времени после обеда был посвящен отдыху. Гостей проводили в конюшню, где им с любовью были представлены замечательные горячие кобылы. Удивительно было лишь то, что, казалось, совершенно отсутствовали жеребцы. Эйвери зевал во время всей прогулки, в которую сознательно не включили посещение руин восточного крыла, и стремился поскорее добраться до постели в своих покоях на верхнем этаже.
Спор развернулся вокруг огнестрельного оружия, в чем Фэррелл имел обыкновение быть на первых ролях, и лорд Сэкстон дал подробные разъяснения относительно точности стрельбы из нового американского ружья необычайно мелкого калибра и с новомодным стволом. Тут Эйвери встрял в разговор и принялся безапелляционно и занудно разглагольствовать о высокой надежности английского мушкета «Старушка Бесс». Эйвери заявил, что это оружие обладает феноменальной точностью при стрельбе с тридцати шагов, и поиздевался над предположением, что из какого-то ружья можно без промаха убить белку с расстояния более ста шагов. На бесстрастной маске не отразилось никаких эмоций по поводу слов Эйвери, однако хозяин дома устроил небольшую демонстрацию, во время которой, к досаде мэра, вопрос был решен в пользу колониального ружья. Побагровевший Эйвери отметил, что как дочь, так и сын были явно довольны результатами эксперимента, словно делали ставку на этого урода. Девчонку он еще мог простить, потому что она казалась беспричинно привязанной к этому человеку, но вот собственного сына…
Эйвери поджал губы. В последнее время Фэррелл чрезвычайно увлекся оружием и тратил на это увлечение свои с трудом заработанные деньги, оставляя своему любящему отцу время от времени лишь жалкие гроши. В голове Эйвери отложилось и то, что сын потерял интерес к ночным попойкам в таверне среди друзей и с немалым количеством эля. Он стал часто совершать поездки в Йорк, и у Эйвери начали закрадываться сомнения по поводу того, что эти поездки связаны исключительно с поисками новой работы.