Читать интересную книгу Большая пайка - Юлий Дубов

Поехал домой. И такая злоба на них на всех меня взяла — страшно сказать.

Взял пузырь, колбаски, еще кой-чего, посидел, подумал и решил, что сделал я все правильно. Считай, больше полгода у них протрубил, деньжат заработал, с людьми интересными повстречался, пора и честь знать. А что они со мной не по-людски обошлись, так это пусть у них на совести останется. Они ведь на моей работе тоже кое-чего срубили, мало-мало, но срубили. Так что разошлись, к слову сказать, как в море корабли, пора свою жизнь обратно отстраивать.

Вот только мне страшно интересно стало — куда ж они моих перепелок пристроили и что такое жуткое с этой шкурой произошло? Ты, Сашок, не поверишь, когда мне Ленка рассказала, я чуть со смеху не это самое. Они, оказывается, затащили к себе какого-то начальника, переговоры там, то да се. Дело было в выходные, ночью. Кончилась у них закусь, а взять негде. Так они распатронили все мои запасы и куропаточками этими, трехмесячной давности, да в глубокой заморозке, закусывали. Ты погоди ржать-то, это еще не все. А когда они мои заготовки сожрали, начальника на приключения потянуло. Они ему по телефону девку вызвали, и он трахал ее на медвежьей шкуре. Ты понял, нет, — ту шкуру, если как надо сделать, можно было за три штуки баксов не глядя сдать, а на ней какой-то хер девку драл. Это мне Ленка рассказала, когда расчет и трудовую принесла.

Не, думаю, ребята, вы уж давайте там сами как-нибудь. Мне такие ваши бизнесы непонятны. А все-таки, скажу тебе. Сашок, бывает, вспомню, и что-то у меня внутри делается. Иногда телефоны ихние по ночам слышу, у них звоночки такие были специальные — ту-ту-ту, ту-ту-ту Хоть и разошлись не по-хорошему, а скучно у них не было. Интересный народ. Я вот сейчас Михалыча по телику смотрю, как он там то с президентами всякими, то с банкирами, и спрашиваю себя — а кто ж из них на моей шкуре девку драл? Иногда даже думаю — ежели б не та шкура, да не те перепелки замороженные, может, он таким большим человеком и не стал бы.

А, Сашок? Давай по последней — и расходимся.

Бедный старый Фирс

Мария добилась всего, чего хотела. Не будучи причисленной к сонму небожителей, она занимала в «Инфокаре» максимально высокое положение. Только она из всех нанятых имела к Платону прямой доступ в любое время дня и ночи, через нее в обе стороны проходила наиважнейшая и сверхсекретная информация, она определяла, стоит ли связывать с Платоном того или иного человека, а если стоит, то когда это лучше всего сделать. Весь «Инфокар» трепетал перед ней — куда там Марку Цейтлину. Марк мог навопить, изматерить, стереть в пыль, но быстро отходил и переключался на другую жертву. Мария же не забывала никогда и ничего, и за любое отступление от установленных ею правил следовала пусть не мгновенная, но неотвратимая кара.

В ее отношениях с Платоном, если оставить за скобками интимную составляющую, ничего вроде бы не изменилось. Оставаясь с ним наедине, она частенько срывалась на обращение «Тошка», которое было в ходу в первые месяцы их близости, а теперь уже вышло из употребления. Он ласково называл ее «девочка» и всегда вставал, когда она входила к нему в кабинет, даже если в этот момент говорил по трем телефонам одновременно. И Мария видела, как при этом в глазах у него начинают прыгать коварные чертики, напустившие на нее порчу в городе Ялте.

На людях она всегда называла его подчеркнуто официально. По имени и отчеству. Платон Михайлович.

При этом Мария даже испытывала какую-то странную радость" деля с Платоном угольки тайны, скрытые за официальным обращением.

Однако в официальных словах есть своя магическая сила, и чем чаще перед глазами Марии вспыхивали угольки, тем больше они покрывались слоем пепла, огонь убивающим. Только Мария этого не замечала.

А потом у папы Гриши наступил юбилей. Круглая дата. Конечно же, вся инфокаровская верхушка, загрузившись ценными подарками, вылетела на Завод. И только Платон, увлекшись вязаньем узелков в очередной хитроумной паутине, застрял в Москве, чем довел папу Гришу до полного отчаяния.

— Завтра днем начинается торжественное собрание, — обиженно басил он Марии, уже в который раз прорываясь через сложную систему инфокаровских телефонных соединений. — Я просто не понимаю… Это же неуважение…

И хотя Платон, у которого что-то не склеивалось, рвал и метал, Марии после очередного звонка удалось все же вколотить в него, что папа Гриша смертельно обижен.

— Да, — сказал Платон, выныривая на мгновение из омута интриг, — черт… как не вовремя все. Давай так… Сегодня никак невозможно. Закажи чартер на завтра. На семь утра. Нет! Лучше на восемь. У нас завтра что? Суббота? Давай на восемь тридцать. И соедини меня с папой Гришей, прямо сейчас.

Узнав, что Платон все-таки вылетает и даже специально заказывает для этого самолет, папа Гриша мгновенно расцвел, наговорил Марии комплиментов, а потом сказал:

— Машенька! Красавица моя родная! А вы-то как же? Собрались бы, да с Платон Михалычем вместе. А? Какой подарок для меня, старика, был бы. Да и вам развеяться невредно. Сидите там в конторе, совсем уже к телефонам приросли.

— Это не мой вопрос, Григорий Павлович, — осторожно сказала Мария, чувствуя, как внутри у нее что-то приятно кольнуло, и лицу стало горячо. — Я вас сейчас с Платоном Михайловичем соединю.

Она слышала, как Платон раскатисто хохочет, разговаривая с папой Гришей.

Потом у нее на столе загорелась красная лампочка вызова.

Когда Мария зашла в кабинет, Платон отсутствующим взглядом смотрел в стенку и сосредоточенно тер подбородок. Потом он перевел взгляд на Марию, поморгал глазами и сказал:

— Так… О чем я? Ах да! Послушай… Папа Гриша хочет, чтобы ты тоже прилетела.. Ты как?

— Как скажешь… как скажете… — тихо ответила Мария, осознав вдруг, что ничего на свете ей так не хочется, как этого полета вдвоем.

— Да… — пробормотал Платон, о чем-то размышляя. — Сегодня ведь рейсов больше нет? Или есть?

— Сегодня больше нет, — ответила Мария, зачем-то взглянув в свою книжечку.

— Последний улетел полчаса назад.

— Ладно. — Платон встал из-за стола и сладко потянулся. — Завтра полетим вместе. Нам надо быть в аэропорту в восемь. Давай вот как… Я за тобой заеду в семь. Будь готова.

Мария вернулась к себе, постояла немного, унимая дрожь в руках и коленях, решительно взяла телефонную трубку и вызвала дежурный секретариат в полном составе. Потом договорилась с косметичкой, массажисткой и в парикмахерской.

В ту ночь, чтобы не попортить прическу, Марии пришлось спать, сидя на стуле и положив голову на руки. В центре комнаты с люстры свисало отглаженное белое платье, покачивающееся от ночных сквозняков В гудках машин за окном Марии все время мерещился сигнал будильника, она просыпалась, трясла головой, включала настольную лампу, убеждалась, что утро еще не наступило, и снова проваливалась в беспокойный пунктирный сон.

Без пяти семь она, в белом платье, в новых, купленных вечером, белых туфлях на умопомрачительно высоком каблуке и с маленькой дорожной сумкой в руке, уже стояла у подъезда, глядя на угол, из-за которого должен был вылететь «мерседес» Платона.

За пятнадцать минут ничего не произошло. Только прошаркала мимо уборщица с пустым ведром и шваброй, да сосед с четвертого этажа вышел прогулять собачку.

Но Мария достаточно хорошо знала, что время для Платона — категория потусторонняя. Поэтому она выкурила сигаретку и положила в рот пастилку, чтобы убить запах.

Она начала беспокоиться, когда часы показали половину восьмого. При всем платоновском разгильдяйстве опоздать на торжественное собрание он никак не мог.

Что-то случилось.

Мария схватила за рукав гуляющего с собачкой соседа.

— Вы будете здесь еще пять минут? У меня к вам огромная просьба… Я оставлю здесь сумку… Мне нужно срочно позвонить. И еще… Если подъедет черный «мерседес», скажите, что я поднялась на минутку и сейчас буду.

Мария влетела в квартиру, схватила трубку и стала набирать номер платоновского мобильного телефона. Телефон был глухо занят. Какая же она дура!

Наверняка он сейчас звонит ей. Мария бросила трубку на рычаг и встала рядом, дожидаясь звонка. Потянулись минуты. Телефон молчал.

Мария посмотрела на часы. Семь пятьдесят. Немыслимо! Она снова набрала номер Платона и облегченно вздохнула, услышав длинные гудки. На четвертом гудке Платон ответил.

— Да… — скороговоркой сказал он. — Это ты? Привет! Говори, только очень быстро.

— Ты где? — спросила Мария, чувствуя невероятное облегчение от того, что наконец-то дозвонилась и ничего страшного вроде бы не произошло.

— К аэропорту подъезжаю! Где я еще могу быть? Ты что, вообще уже?

Под ногами у Марии поплыла земля.

— Ты что молчишь? — не унимался Платон. — Что-то случилось? Да говори же в конце концов!

— Мы ведь договаривались.. — срывающимся голосом пролепетала Мария, — мы ведь договаривались… что ты… что вы… я уже час стою у подъезда…