Важную роль играло и то обстоятельство, что во второй половине XVIII в. Индия не стремилась к объединению, но испытывала, несомненно, усталость от постоянных войн и катаклизмов, что ярко отразила литература той эпохи. В мечтах о некоем «порядке» индийцы обращались к своему историческому прошлому, которое по крайней мере дважды подсказывало им одну и ту же модель: страна погружена в хаос и усобицы, но приходит, причем извне, новый завоеватель, который огнем и мечом устанавливает новый «имперский порядок». В XII в. это был Мухаммад Гури, создатель Делийского султаната, в XVI в. — Бабур, основатель империи Великих Моголов. Надежды некоторых представителей мусульманской элиты на то, что в роли нового Бабура выступит либо Надир-шах, либо Ахмад-шах Дуррани (эти чаяния наиболее последовательно выражал в своих письмах-памфлетах известный делийский писатель и религиозный реформатор Шах Валиулла Дехлави) оказались напрасными. Точно так же не оправдались надежды части индусской элиты на то, что установление маратхского господства над Индией возродит индусскую империю. Англичане с их морской и сухопутной мощью, организацией и просто удачливостью вполне подходили на роль нового строителя империи. Они и сами активно позиционировали себя в качестве преемника Моголов: не случайно для административной системы в Бенгалии была принята могольская терминология, официальным языком в британских владениях до 1835 г. был фарси.
Второй подход заключался в резком неприятии британской власти в Индии. Идейные течения и организации, ставившие своей целью борьбу с влиянием западной культуры и защиту индусского и мусульманского наследия, возникли позже, в XIX в., когда колониальные власти стали поддерживать миссионерскую деятельность в Индии и внедрять европейское образование, когда англичане образовали в индийском обществе особую касту, более закрытую и надменную, чем даже брахманы, и сделали основой своего отношения с индийцами неприкрытый расизм. В XVIII в. часть индусской и мусульманской элиты сопротивлялась британской колонизации не столько в сфере культуры, сколько на военно-политической арене. При этом некоторые правители Индии стремились перенимать европейский опыт, особенно в военно-технической сфере. В ряде государств (Хайдарабад, Авадх, Бенгалия, Махараштра) строились оружейные мануфактуры, работавшие под руководством европейских мастеров. В армиях появлялись регулярные соединения, обученные на западный лад европейскими офицерами. Но, разумеется, эти «архитектурные украшения» не меняли военного и политического облика государств.
Самые радикальные реформы были осуществлены в Майсуре, причем их инициаторы Хайдар Али и особенно Типу Султан неоднократно подчеркивали, что главным поводом к проведению этих реформ была угроза английского колониального подчинения. Майсурское войско было реорганизовано и превращено из феодального ополчения в регулярную, обученную на европейский лад французскими инструкторами армию. Эта армия, впервые в истории Индии, была одета в форму (коричнево-красную под цвет местной почвы, с тигровыми полосами), имела четкую структуру (от бригады до взвода) и боевой устав, в преамбуле которого прямо говорилось о необходимости перенимать европейский опыт для борьбы с колонизаторами. Богатая майсурская казна платила хорошее жалование офицерам и солдатам, пенсии раненым и семьям погибших, содержала медицинскую службу и школы для солдат. Для офицеров были введены четкие критерии продвижения по службе (не больше чем через два чина, вне зависимости от происхождения и религиозной принадлежности), присяга и суды чести.
Реформы в Майсуре не ограничились реорганизацией армии. Типу Султан ликвидировал владельческие права местных феодалов, прекратил раздачу служебных земельных пожалований. Теперь за службу жалование платили только деньгами, а налоги со всех земель Майсура поступали исключительно в казну. На организованных по приказу Типу Султана «опытных станциях» разводили новые сельскохозяйственные культуры, распространявшиеся по всей стране. Впервые в истории Индии в Майсуре произошло разделение военной, гражданской и судебной властей: в каждую провинцию назначались военный губернатор, гражданский губернатор и главный судья, которые не должны были вмешиваться в сферу компетенции друг друга. Центральный аппарат делился на министерства, управлявшиеся коллегиями, где вопросы решались большинством голосов.
Типу Султан активно покровительствовал развитию промышленности и торговли, устанавливал льготные ставки налогов для ремесленников, расширявших свое дело и использовавших наемный труд. На казенных мануфактурах под руководством французских инженеров изготовлялись пушки и мушкеты высокого качества. Казна имела собственные торговые фактории в различных районах Индии, а также в Пегу (Бирма), Маскате и Джидде. Видимо, используя опыт европейских компаний, майсурское правительство учредило акционерное общество: каждый желающий мог внести в государственную торговую компанию свои средства и получать дивиденды от операций. Понимая в отличие от многих индийских правителей значение флота, Типу Султан учредил казенные верфи, где строились боевые фрегаты и яхты европейского типа. Первым заданием для молодого майсурского флота стало сопровождение торгового каравана, прибывшего в Майсур с китайскими товарами. Известно о намерении (увы, не осуществленном) Типу Султана учредить навигационные школы, где местных моряков обучали бы европейские офицеры. Ненависть к англичанам не мешала Типу Султану живо интересоваться достижениями европейской науки. Посольство, отправленное им ко двору Людовика XVI, обсуждало возможность обучения во французском университете одного из сыновей Типу и отправки в Майсур французского специалиста для налаживания книгопечатного дела.
Модернизация в Майсуре в значительной степени напоминает Петровские реформы в России. Главной причиной неудачи этой подлинно героической попытки представляется присущая всем индийским государствам той эпохи нестабильность, «текучесть» территории, что, несомненно, препятствовало созданию новой идентичности. Активное расширение границ Майсура за счет захвата его правителями новых земель, во многих случаях населенных иным этносом, давало государству новые источники доходов от богатых регионов, но одновременно порождало сепаратизм. Англичане с легкостью находили союзников в лице части местных элит, не испытывавших никаких патриотических чувств в отношении новообразованного регионального государства и мечтавших о возвращении себе полной власти на «своей» территории, вошедшей в состав этого государства.
Если петровские преобразования проходили в централизованном национальном государстве с уже оформившимся ядром, то правители-реформаторы в Майсуре были заняты одновременно «собиранием земель», созданием новой региональной идентичности, модернизацией и противостоянием колонизаторам, что было практически неосуществимо и обрекало их на неизбежное поражение. В результате Петр I смог опереться на значительную часть русского дворянства, уже осознававшего свою кровную связь с русской землей, с Россией, а Типу Султана предали феодалы, составлявшие основу высшего офицерства и чиновничества и ассоциировавшие себя не с единой страной Майсур, а с теми регионами, откуда они происходили и где владели землями. Англичанам было достаточно пообещать им возвращение отнятых централизованным государством привилегий и власти над «своими» территориями, и мощные крепости сдавались без единого выстрела. Майсурские купцы, поддерживавшие преобразования Типу Султана, крестьяне и ремесленники, сражавшиеся в его войске (их храбрость и преданность были вынуждены признать сами англичане), не могли составить достойного противовеса феодалам. Лингвистического единства, общей этнокультурной принадлежности оказалось явно недостаточно, а территориальный, государственный аспект региональной идентичности не успел выработаться, что в конечном счете и обусловило поражение Майсура и крушение осуществлявшихся его правителями реформ.
В отношении индийцев к европейскому присутствию на их территории во второй половине XVIII в. все заметнее стал обнаруживаться еще один, третий, подход. Проявилось формирование того социального слоя, в сознании которого европейцы й особенно англичане стали воплощением некоей более справедливой и прогрессивной идеи. Эти люди, ставшие до определенного времени опорой британской власти в Индии, были представителями двух социальных групп: «людей пера» (индусского и мусульманского чиновничества и «интеллигенции») и купечества. Можно предположить, что бенгальские купцы финансировали Клайва и помогали ему в борьбе против наваба именно потому, что связывали с установлением английского контроля над Бенгалией надежды на более защищенные и комфортные условия для себя и своей коммерции, чем те, которые существовали при навабе.