Хеорренда поднял взгляд на короля, чье чело омрачилось, а глаза закатились, и осторожно ответил:
— Я тоже слышал о таком. Кинрик. Весь народ готовится к войне. На севере, в Беормаланде, за снегами люди видели сверкающее воинство, грозившее небу копьями. Ходят также слухи среди колдунов скриде-финнов, сведущих в таких делах, что в следующем году небо разорвет хвостатая звезда Это знак того, что много крови прольется на этой земле. Но скажи мне, о король: почему хочешь ты, чтобы короли земные присоединились к твоему воинству? Ты силен, враг слаб. Не разумнее ли приберечь добычу для себя, а не делить ее между столькими? Короли рода Водена — как волки над убитым туром — каждый будет рвать свой кусок Не подумают ли, что ты не так уж и силен, если просишь помощи в военном походе?
Кинрик так глянул на Хеорренду из-под нависших седых бровей, что скоп испугался, как бы из зрачков его не вырвались свернувшиеся змеи.
— Я стар. Может, враги мои и думают, что я захирел с годами, — прорычал король, поерзав на своем высоком троне, — но разумнее было бы всем поразмыслить над моими словами Я убил в поединках сорок десятков мужей, скормив их черноперым воронам. Я получил имя за убийство. Пусть демоны утащат меня в свою преисподнюю, если этот меч уже не по мне! Если так — то чем скорее я уйду в свой могильный курган, тем лучше! Пусть тогда буду я жить в позорном жилище, где черви, черные твари, ненасытные и жадные, пожрут мое тело, растащат меня по жилам! Придет такой день. Но пока мне еще нужно кое-кого убить!
В гневе он закусил бороду, и скоп догадался, что боевое безумие зажгло мужественное сердце короля из рода Водена. Хеорренда коснулся струн арфы и запел о спокойствии моря, когда ветер не волнует его, и о спокойствии людей, когда их раздоры решает сильный владыка. Гнев Кинрика улегся от этой песни, и он продолжил со спокойствием короля, умудренного годами.
— Ты не так понял меня, Хеорренда! — воскликнул он. — Не нужна мне помощь королей из-за Вест-сэ, когда я пойду войной на лживый народ бриттов. Все короли ангель-кинн, живущие по берегам Бриттене, подчиняются мне, как своему военному вождю, — от самого восточного Энгле вплоть до Кента и Вихта на юге. Беорнике тоже получила призыв к войне, вырезанный рунами на стреле. И еще я заключил союз с великим королем пеохтов, смуглого народа, что живет за рекой Гевэд в вечном сумраке северных гор, чьи вершины касаются неба. Он поклялся клятвой своего народа, что нападет со своими войсками на бриттов Севера и предаст их мечу без жалости. Будут они, как зерно под цепом, будут тела их, как мякина на четырех ветрах мира!
Королей бриттов посвящу я Водену Всеотцу и принесу их ему в жертву. Но я получил судьбоносное известие от купца из франков, который прибыл в мой пиршественный чертог с богатыми товарами. Слышал он странные вести от людей, живущих у Вендель-сэ, и вести эти таковы, что всем, кто боится гнева Водена, стоит прислушаться к ним и призадуматься. Кажется мне, что Бог румвалов, который также и Бог бриттов — они зовут его Христос, — недавно дал знак всем людям земли, которые считают его своим владыкой, и это знак призыва к войне!
— И что это за знак, государь? — с любопытством спросил скоп. Он должен был знать все, что происходило в земных королевствах, чтобы извлечь рассказ об этом из своей словосокровищницы на королевском пиру.
— Это послание, хитро написанное рунами, — продолжал Кинрик. — Лучший боец воинства Христа, Микель, принес его, как говорят, на своем копье в их главные святилища у Вендель-сэ — в Иерусалем, Бетлем, Ромабург. Искусные в чтении рун люди растолковали его, разослав повсюду, где почитают злейшего врага Водена. Они будут совершать обряды в день, который считают священным, и с помощью чар лишат сил заклятья, которым научился одноглазый владыка мудрых, когда провисел девять страшных ночей на дереве среди ветра. Они заплатят священникам, которые принесут жертвы в их храмах.
Скоп кивнул и сказал королю:
— Все это мне кажется верным, о Кинрик, и я сам видел кое-что из лживых деяний народа Христа, когда был при дворе Теодбальда, короля франков, единственного из наследников Этлы, который почитает этого злобного Бога. Но в этом нет ничего нового, они давно так колдуют. А как еще Христос может общаться со своим воинством, кроме как через рунные заклятья?
— Ты перебил меня, скоп, — сурово сказал Кинрик. — Самые худшие рассказы лгут, как и сказки о драконах, в конце концов. Рунное послание Христа говорит о том, чтобы его последователи не мыли своих одежд и не стригли волос и бород в священный день, который мы зовем Суннандей. Что еще может это означать, как не то, что Христос самолично готовится пойти войной против светлых богов, живущих в Вэль-хеалле? Разве я сам не намеревался ни мыться и ни стричь волос, пока не опустошу весь Бриттене огнем и мечом? Разве не таково же намерение Христа и его воинов — принести такую же клятву, пока, как они думают, не придет время уничтожить войско Водена? Верь мне, Хеорренда, — близится конец мира, и грядет сбор воинства на битву!
В чертоге Кинрика было темно, так что ни король, ни скоп не могли увидеть лиц друг друга. Только глаза короля с их змеиными зрачками горели, как тусклые угли. Его дружина лежала в спокойном сне и мирно храпела под лавками королевского зала. Снаружи за деревянными стенами мучительно стонал ветер, а по болотам в поисках жертвы рыскал злой тать. Злобный грабитель очень хотел бы сожрать одного из людей в этом высоком зале, если бы только ему удалось запустить свою когтистую лапу в ограду его сердца[144].
Арфа Хеорренды издала жалобный стон, поскольку слова Кинрика вызвали из сокровищницы памяти скопа слова:
В чертоге Запада Хринд Вали родит.Ночь будучи от роду, он за Бальдра отмстит.Не будет чесать он волос, не омоет рук,Пока не изведает Локи смертных мук.
Кинрик пошевелился на троне, ибо холодна была ночь. Полено в потухающем очаге — или то была змея в его зрачке — сердито зашипело.
— Это свершится накануне конца мира, — прошептал он. — Есть такие, что думают, будто бы Бальдер и Христос — одно и то же, поскольку смерть обоих оплакивала природа. Я думаю, что близится страшная зима, когда почернеет солнце, упадет на землю небо, до вершин гор взметнутся волны. Вирд открывается, и кто может остановить прялку трех сестер[145]?
Долго сидели в темноте король и скоп в молчаливой задумчивости. Затем блеснул первый бледный луч рассвета, и трижды прокричал вдалеке петух. Кинрику пришло на ум, что это три крика, которые предвещают конец мира: крик кроваво-красного петуха, который сядет на виселичном дереве, крик петуха, который подпирает мир, и крик багрово-коричневого петуха, раздающийся эхом в ненавистных залах Хель. Седовласый король Кинрик, древний воин, встал в гордыне своей, опираясь на меч Хунлафинг, и обратился к сидевшему у его ног скопу с такими мрачными словами:
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});