говорить об этом не желает... Ты не осуждай меня, брат, но я не вижу никого, кто бы лучше, чем я сам, смог монастырскую жизнь организовать как следует. Поверь, не о себе я думаю, об общем деле!
— Наверное, ты прав, только чувствую я, что непросто тебе будет назначение от Пафнутия получить, не хочет он ни о каких мирских делах толковать.
За окном стояла послеобеденная тишина. Почувствовав жажду, Иосиф подошёл к печи, в выемке которой хранились кухонные принадлежности, достал оттуда кружки, налил в них настоя трав с мёдом. Подал одну гостю. Оба отхлебнули ароматного напитка, и Вассиан, почувствовав расположение брата, решил поговорить с ним о том, что самому ему было гораздо интереснее, чем монастырские интриги.
— Прости, Иосиф, что меня мало твоя нынешняя забота трогает, я бы хотел о другом с тобой потолковать, может, и несерьёзном на твой взгляд. Но ты больше моего читаешь, может, надоумишь меня чему!
Вассиан замолк и поглядел настороженно на старшего брата, но тот вполне серьёзно слушал его. Тогда он продолжил:
— Вот в Писании сказано, что человек создан по образу и подобию Божию. Но Господь троичен, он един в трёх лицах, мы знаем, что существует Бог-Отец, Бог-Сын и Бог-Дух Святой. Стало быть, и человек троичен? Как же это понимать?
— О глупостях ты думаешь, брат, — решил поначалу отмахнуться Иосиф от разговора, который его в данный момент вовсе не волновал. — Ты бросай эти свои философствования, молись да работай побольше, вот и некогда будет мудрствовать. Известно ведь: и троичность Господа нашего, и многие иные догматы Церкви выше человеческого понимания, нашим убогим разумом их невозможно постигнуть. Так что нечего на это и замахиваться.
— Всё это так, согласен, однако все святые отцы тоже повторяют следом за Священным Писанием: «Человек создан по образу и подобию Божию!» Значит, и они подтверждают, что он троичен. Где тогда ещё два моих «я»? Допустим, первое — это тело, оболочка наша, естество. Второе своё «я» мы ощущаем как душу, в спорах внутренних. Словом, второе «я» — это душа наша бессмертная. А кто третий? Может быть, это наш ангел-хранитель?
Вассиан в упор смотрел на Иосифа и не думал отступать от разговора. Он долго готовился к нему и теперь нашёл полную возможность поделиться сомнениями со старшим братом.
— Нет, ты не молчи, ты пойми, я всю жизнь посвятил Богу и молитве, я готов многое принимать на веру, но то, что возможно понять, я хочу понять, чтобы веровать и молиться более осмысленно. И ты помоги мне, не отмахивайся!
Поняв, что от Вассиановых вопросов просто так ему не отделаться, Иосиф удивился:
— Почему ты ко мне-то пристал? Разве я могу знать ответы на все твои вопросы? Я тебе что, Иоанн Златоуст? Я даже не Пафнутий. Я в своё время сам ему много подобных вопросов задавал, он меня обычно к трудам святых отцов отсылал, цитатами отвечал, редко свои мысли высказывал. Вот и я тебе скажу: поищи ответы в святоотеческих книгах. А у Пафнутия теперь уж, наверное, ничего не спросишь!
— Что мы его все хороним? Может, ещё отойдёт старец! Как мы без него?
Вассиан тут же погрустнел, но ненадолго. Вспомнив, однако, о своём вопросе, он попытался вернуться к нему:
— Нет, брат, ты постой, не отмахивайся от меня. Я хочу всё-таки договорить с тобой о троичности человека. Вот мы говорим, что у каждого из нас есть ангел-хранитель на небесах. Так, может, это и есть наше третье «я»? Может, это и есть третья ипостась наша? Наш духовный двойник, который живёт в ином, духовном мире и к которому возвращается наша душа после земной, физической смерти? И там уже они вместе ждут Страшного Суда и всеобщего воскресения?
— Ну ты и домыслился! — Иосиф поглядел в темнеющее окно, подумал. Вздохнул. — Нет, мне кажется, что-то не так в твоих рассуждениях. Допустим, человек умирает, и телесная оболочка его остаётся здесь, растворяется в земле, в природе. По твоему разумению, остаётся душа и её ангел. Где же тут троичность? Опять остаются две ипостаси. Нет, не то. А со старцем я бы даже и говорить об этом не решился.
— Да я заранее знаю, что бы он ответил. Примерно то же, что и ты мне поначалу. Он бы сказал словами из Писания. Что, мол, возможности Господа настолько превосходят наше любое воображение, что мы не в состоянии представить, как это произойдёт и какими мы станем. Но мозги-то человеку для чего даны? Чтобы думать, чтобы пытаться понять! И я не вижу в том греха, что ищу ответы на непонятные для меня вопросы. Вот скажи мне, как сможет Господь после Страшного Суда восстановить тех, кто давно уже умер, кого никто из земных людей не помнит, чьи кости давно истлели?
— А душа? Она-то наверняка помнит своё тело! — нашёл на этот раз что ответить брату Иосиф. Он и сам об этом задумывался прежде не раз. — Ты только представь себе, как из ничтожной, невидимой малости, из капли является человек со всеми его невообразимыми способностями, как из крошечного семени произрастает злак с определёнными свойствами? И раз это возможно, то почему же нельзя восстановить и однажды уже разрушенное, сгинувшее. Ведь душа наша будет хранить память о нас, о своей прежней земной оболочке. Хотя, судя по всему, нам вовсе не обязательно являться на земле в прежнем своём обличии, а может, всё это произойдёт совсем по-иному... Ты только вспомни, как говорил об этом Апостол Павел! — Иосиф прикрыл лоб рукой, чуть задумался, память у него была превосходная, и процитировал: — «Но скажет кто-нибудь: как воскреснут мёртвые? И в каком теле придут?.. Когда ты сеешь, то сеешь не тело будущее, а голое зерно, какое случится, пшеничное или другое какое; но Бог даёт ему тело, как хочет, и каждому семени своё тело...» Я, может, что-то неточно запомнил, но суть верна!
Иосиф внимательно поглядел на младшего брата. Тот сидел напротив и внимательно слушал, пытаясь осмыслить всё, что было сказано. Наконец отозвался:
— Я примерно так и представлял себе. Хотя всё же допускаю, что, может быть, при всеобщем воскресении после Страшного Суда самые достойные из нас, от кого наш ангел-хранитель не откажется, те соединятся с ним и станут видимыми? Ты не возмущайся, ты вспомни только, как некоторым отцам святым являлись Матерь Божия и апостолы, иные святые