Но император должен был учитывать и другие интересы, помимо интересов церкви. Коль скоро Гуго Аббат умер, ему надо было найти защитника для Западно-Франкского королевства и дать ему положение, равноценное положению его предшественника. Такой защитник у императора имелся, это был Эд — осада это показала. Но прежде чем рассматривать положение, занять которое его пригласили, посмотрим, каким стал эпилог осады Парижа.
Армии по-прежнему стояли на месте, время уходило без боев, наступила поздняя осень, близилась зима. Вдруг в императорском лагере узнали, что на помощь норманнам, находящимся под Парижем, идет Зигфрид, очень спешно и с большими силами. Узнав об этом, император перепугался и хотел бежать: переговоры, на его взгляд, и так слишком затянулись, он хотел любой ценой договориться и в первые дни ноября заключил договор с позиций побежденного[342]. Он пропускал норманнов в Бургундию, давая им возможность грабить ее всю зиму; чтобы в марте они ушли, он пообещал им семьсот фунтов серебра как выкуп за Париж и как плату за их окончательный уход.
Парижане увидели, что трусость их государя немало обесценила результаты их героического поведения. Их сопротивление, вместо того чтобы спасти если не королевство целиком[343], то по меньшей мере всю его часть, куда еще не проникли норманны[344], пошло на пользу только острову Сите, который после года осады один и остался неприступным. Читатель удивится, почему Карл III позволил норманнам проникнуть так глубоко на территорию Западно-Франкского королевства. Было ли это условием, которое ему навязали? Скорей можно было бы полагать, что Бургундия ранее отказала императору или, может быть, графу Генриху выставить контингент для помощи Парижу[345]. Во всяком случае, в те времена у Парижа были веские претензии к Бургундии, даже к тем ее частям, которые входили в состав Западно-Франкского королевства[346]. Поэтому глубокое возмущение вызвали договор в целом, упущенная возможность разгромить норманнов, предусмотренное и обязательное возвращение этого врага в Париж[347], но не статья об оставлении Бургундии — ведь в те времена раздробленности местный интерес был сильней любого чувства, которое бы смутно напоминало то, что мы называем патриотизмом.
Вскоре после 6 ноября[348] император спешно направился в Германию; он остановился в Суассоне; там, чувствуя, что верность подданных колеблется, он стал раздавать им бенефиции[349], когда горизонт, покрасневший от пламени, дал ему знать о приближении Зигфрида и его банды. Он поспешил продолжить путь или, скорее, бегство; 12 ноября он был в Жювиле[350], юго-восточней Меца, а оттуда поехал в Эльзас, где тяжело заболел.
Зигфрид, захватив Байё, узнал об опасности, какая грозит его соотечественникам под Парижем; поэтому он крайне спешно двинулся по Сене с подкреплениями; разумеется, он не считал себя связанным каким-либо договором с Карлом III. Услышав, что императорская армия покинула Париж и идет в Суассон, он бросился за ней в погоню, одновременно по суше и по воде, как было принято у норманнов. С Сены он поднялся по Уазе[351], творя масштабные грабежи; он прибыл в Суассон, откуда император только что выехал, и сжег церковь Сен-Медар[352], где были похоронены останки графа Генриха. Похоже, он не стал продолжать преследование намного дальше: он остался в окрестностях Суассона, сжигая монастыри, села, королевские резиденции и убивая жителей либо захватывая их в плен. Весной 887 г. он вернулся на Сену, занявшись привычными грабежами; к осени он направился во Фризию, где и погиб. Так закончил жизнь этот грозный норманн; одержав победу при Эльслоо, он проникся глубоким презрением к франкским армиям; договоры не связывали ему руки, он всегда находил в них лазейку либо откровенно нарушал их. При этом он отличался неустрашимостью, которую невозможно отрицать, и испытывал постоянную потребность действовать, которая отогнала его от Парижа, так как осада затянулась, но помогла вернуться вовремя и с силами, необходимыми для развязки. Короче говоря, Зигфрида можно считать типичным вождем викингов.
Норманны, которых Карл III оставил под Парижем, незамедлительно выразили желание достичь Бургундии, отданной им на разграбление. Для этого им было нужно подняться по Сене, перегороженной к северу от Сите Большим мостом и к югу — развалинами Малого моста. Парижане, не обязанные по договору давать врагу проход под мостами, за которые они год боролись, отказали в этом норманнам, и последним пришлось вытаскивать корабли на сушу и тянуть на расстояние более двух тысяч футов[353]. После этого трудного перехода они вновь спустили суда на воду и, пройдя еще некоторое расстояние по Сене, вошли в Йонну, поднялись по ней, разграбили и разрушили монастырь Сен-Реми[354], откуда аббат Суавон и монахи бежали с реликвиями в Сане. Потом они со всеми силами, возимым имуществом и кораблями подступили к этому городу и 30 ноября 886 г. осадили его[355]. Видя, что город оказывает серьезное сопротивление, они снова построили осадные машины, но их усилия остались тщетными — город устоял. Во время этой осады, 1 февраля 887 г.[356], умер архиепископ Эврард. Как и под Парижем, более или менее многочисленные банды норманнов уходили от осажденного города, устраивая грабительские набеги на окрестности[357]; таким образом они опустошили бассейн Йонны, землю между Соной и Луарой; они сожгли монастырь Сен-Жермен в Оксере[358], где был похоронен Гуго Аббат, словно и после смерти преследовали своих самых грозных врагов. Так, они уже сожгли Анжер после смерти Роберта Сильного и Сен-Медар в Суассоне, где находилась гробница графа Генриха. Они также захватили монастырь Флавиньи, убили нескольких монахов и провели там две недели, с 11 по 25 января[359]. И еще много местностей в Бургундии пострадало от их набегов той зимой, которая выдалась особо суровой[360].
В мае[361] они вернулись к Парижу, чтобы потребовать сумму, обещанную императором; они спустились по Сене ниже Сите, похоже, не встретив сопротивления[362], и стали лагерем на прежнем месте вокруг Сен-Жермен-де-Пре[363], почтительно, как и прежде, относясь к храму и даже завязав некоторые дружеские отношения с местным населением. Епископ Анскерик съездил к Карлу III, который находился в Кирххайме[364], в Аламаннии, и привез сумму, которая была выплачена. После этого норманны не должны были медлить с отъездом. Но договоры с ними были ненадежны: вместо того чтобы уехать, они однажды внезапно попытались пройти на своих кораблях под парижскими мостами[365] и вновь подняться по Сене. Был полдень; оповестили Анскерика и Эбля, которые как раз приступили к трапезе; они поспешили на стены и расставили на них защитников. Эбль сам взял лук, прицелился в командира первого корабля, разглядев его сквозь узкое отверстие в борту, и пронзил стрелой. Норманны, устрашенные гибелью того, кто выполнял обязанности кормчего для всего флота, и крушением его судна, остановились у подножия большой башни и пожелали начать переговоры. Но на сей раз в позиции побежденных оказались они сами; они выдали заложников и смиренно попросили пропустить их, и разрешение на это было им дано, но при условии оставаться на Сене, не задерживаться и быстро вернуться; они поклялись не входить в Марну. Заключение этого договора объясняется особыми обстоятельствами: парижане больше не могли надеяться на помощь императора, а Эд, вероятно, отсутствовал[366]. Чем выносить новую осаду в таких условиях, чем рисковать, что к Парижу снова подойдет Зигфрид, только что вернувшийся на Сену, они предпочли, последовав примеру, какой был им показан, и, поддавшись своим антипатиям, еще раз принести в жертву Бургундию. Но к землям, которые орошала Марна, отношение было иным: пропустить в них варваров значило открыть им доступ во всю восточную часть «Франкии»; к тому же Теутберт, брат Анскерика, был графом Mo[367], в области этого города были владения у графа Эда[368]; бассейн Марны трогать не следовало!
Итак, норманны еще раз поднялись по Сене. На сей раз им дали свободный проход под мостами[369], и некоторые из этих людей даже вошли на Сите и смешались с населением. Храня поначалу верность договору, они направились к Сансу, но, когда все их лодки прошли Париж, они убили два десятка христиан; потом, сменив курс, они вошли в Марну и осенью 887 г. поднялись до Шесси[370], населенного пункта на левом берегу этой реки, близ Ланьи; укрепившись, они стали там на зимние квартиры. Весть о нарушении договора породила в Париже желание отомстить: Эбль велел разыскать и перебить всех норманнов, находившихся в городе, но Анскерику удалось спасти тех, которых он разместил у себя и которые, вероятно, были заложниками[371].