Что с этим делать, я не знал. С процессами внутри Лорниной головы я справляться никогда не умел. Но зато понял ещё кое-что про неё. Она отрицала факт развода со мной так же, как отрицала тот факт, что наша дочь жива. Она приходила ко мне, занималась со мной сексом, представляя, что по-прежнему принадлежит мне; затем возвращалась в свою вторую жизнь. С некоторых пор моя бывшая жена жила двумя параллельными жизнями — и ни одна из них настоящей не была.
— Это же тот самый ребёнок без энергетической патологии, о котором ты мечтала! — попробовал я ещё раз переключить Лорну; но она лишь упрямо качала головой:
— Это не мой ребёнок! Я её не рожала! Милана — вот мой ребёнок!
— Лорна! Мы же Исследователи. Много ли значит физическое тело?
Но Лорну, видимо, мир людей изменил окончательно, пусть даже она этого толком не осознавала.
Поскольку разговаривать с ней было очевидно бессмысленно, весь свой гнев я обрушил на Евгения:
— А вообще не встречаться с Сильвией было нельзя — раз уж так хотел её уберечь? Где хоть вы познакомились?
— В стриптиз-клубе, — бесстрастно поведал тот.
— Замечательно! Ты знаешь его всего несколько суток!
Лихарев возразил:
— Напоминаю, что кроме неё существую ещё я. Я знаю её почти двадцать лет из её двадцати двух — с момента появления у неё оформленных мыслей и сновидений. Я не смог удержаться.
— Познакомились в стриптиз-клубе, переспали через два часа! — кипятился я. — Дочь-проститутка! Такая же, как жена! Лорна, не хочешь признавать Сильвию? А ведь она — твоя копия! Мало того, что блядствует с первым встречным, — точно так же, как ты, она ещё и обо мне нисколько не думает! Что должен чувствовать тот, у которого всё отобрали? Замечательные у меня женщины, а она, Сильвия, унаследовала твою гнилую натуру, Лорна!
Лорна привычно замахнулась — но на сей раз почему-то не стала давать мне в морду. Сильвия прервала поток нашей брани:
— Если Милана уже там — отправимся за ней. Я люблю папу и не хочу больше причинять ему боль. Но... Евгений, как ты мог отвести туда девушку, даже не посоветовавшись со мной?
— Медлить было уже нельзя, — возразил Евгений. — Ты отнеслась к моим рассказам с сомнением и недоверием — что объяснимо. А вот Милана... почему-то поверила очень быстро. Была потрясена. И сама захотела помочь.
— Почему?!
— В её мотивы я не вдавался. Я думал о том, как бы спасти тебя, — помолчав, признался Евгений.
— Хорошо. Но теперь... Нужно выручить человека. Всё-таки она мне сестра!
— Да какая она тебе сестра! — с презрением посмотрела на нашу дочь Лорна. Я просто не верил, что каких-то двадцать лет назад она не спускала малышку с рук; буквально дралась со мной за возможность искупать её вечером, переодеть, уложить в кроватку.
Так, переругиваясь, мы приехали к Лорне; та вдруг достала старую доску уиджи, при виде которой меня затрясло.
— Это же... старый подлинник! — я схватил доску в руки и, помня, чего она меня лишила, хотел со всей силы двинуть по голове бывшей жене; Евгений остановил меня:
— Сейчас не время.
— А ты в курсе, что с помощью точно такой же доски нашего ребёнка переместили от нас другой паре?
— В курсе... с тех пор, как ты мне об этом сообщил, — голос Лорны дрогнул, как и её такие сладкие для меня когда-то губы. Она никогда не должна была никому принадлежать, кроме меня; и так бы и случилось, если бы не эта чёртова доска в руках у обезьян. Лорна... В отличие от меня, она не пожелала менять имя, перейдя в мир людей; её имя звучало на редкость по-человечески.
— А как же книга заклинаний, о которой говорила моя мать? Это же обязательное приложение к книге? — спросила Сильвия.
— Обязательное... для идиотов, которые не знают нужных текстов наизусть.
— Если вы ошибётесь со словами, мы все умрём и переродимся в другом теле, как однажды уже случилось со мной, — в страхе прошептала дочка, прижимаясь ко мне.
— Обещай уничтожить подлинник, когда всё закончится... а людишки пусть играются в свои уиджи-подобные игрушки. Подлинник никому не должен попасть в руки, — потребовал я.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-390', c: 4, b: 390})
Лорна кивнула.
Глава 12. Лорна. Решение найдено
— Какое у вас всё большое, — задирая голову, восхитилась Сильвия. Действительно, в мире Исследователей нет невысоких зданий — только тянущиеся в небо высотки; их мне очень не хватает здесь, в мире людей, поэтому я могу подолгу отдыхать душой среди небоскрёбов — в каком бы городе они ни находились.
— Я тоже люблю всё большое, — съязвила я, несмотря на страшную тревогу за Милашку. Натуру не перешибёшь: я не удержалась от соблазна высказаться двусмысленно, игриво пнув при этом бывшего в бок. Он яростно оттолкнул меня:
— Я тоже терпеть не могу всё мелкое и гаденькое.
— Почему почти нет народа на улицах? — поинтересовалась Сильвия, всё ещё пугливо прижимаясь к моему бывшему.
— Потому что очень много больных. Обессиленные дома на паллиативном лечении — либо в кризисном состоянии в больницах.
— Мир настолько на грани вымирания? — поразилась Сильвия.
— А ты как думала! — накинулась я на неё. — Посмотри вокруг: на улицах одни пожилые и старики. Твой любимый "папа" объяснил тебе, почему? Потому что у нас болезнь выражена в гораздо меньшей степени, чем у младших поколений. Каждое следующее поколение болеет сильнее, энергии всё меньше!
— Как же ваш мир пришёл к подобному истощению?
Я неохотно пояснила:
— Темп жизни так ускорялся, информационный поток лился столь щедро, технологии так развивались, делая возможным усваивать огромные объёмы информации в кратчайшие сроки, — что однажды... всё это достигло пугающей, неостановимой скорости и, как следствие, — разрушительного воздействия на наш мозг. Мозг не выдержал и сделал "откат" — стал тормозить тело, понемногу теряя драгоценную энергию. И из-за тебя, из-за твоего долбанного эгоизма пожертвовать собой пришлось моей доченьке!
Я в голос застонала от невыносимой душевной муки. Что, если мы опоздали? Хотя вряд ли: группу набирают и готовят к опытам не за одни сутки.
В здание Верховного Комитета я отправилась одна; всё же я была автором идеи, почётным доктором, и меня согласились принять, принудив оставить всю нашу горе-делегацию снаружи.
В Центральной лаборатории на мои доводы разработчики возразили, что Милана сама, и неоднократно, подтвердила желание внести вклад в спасение мира Исследователей; я добилась встречи с ней — такие встречи допускались вплоть до начала секретных экспериментов.
В отведённой ей комнате Милана встретила всех нас в странном спокойствии, даже умиротворении; когда я, не помня себя, вбежала и обняла её, она лишь тихо спросила:
— Значит, всё, что сказал Евгений, — действительно правда... про тебя...
— Этот Евгений... он ведь люцифаг... скажи мне — он тебя околдовал, он внушил тебе это решение? Как он мог заставить тебя поверить? Или тебе что-то вкололи — что с тобой успели сделать? — в ужасе всматривалась я в Милашку. Мне казалось, я смотрю на какое-то диковинное, совершенно неизвестное мне существо; я была уверена, что Милана в истерике кинется мне на шею и будет умолять забрать её отсюда домой.
— Мама... послушай... всю жизнь я жила, не ведая никаких забот, за вашими с папой спинами. Я ведь не сделала ничего значительного! И вот сейчас... Что, если я смогу помочь целому миру, спасти много жизней?
— Да ведь у тебя самой вся жизнь впереди, дурочка! — увещевала я её. — Ты попросту лишаешь себя возможности дать себе проявиться, посмотреть, на что способна; испытать себя.
— Мне это не нужно, — возразила Милана. — Не нужно... без него.
— Без кого? Без Лихарева? — не поняла я. Если уж идиотка Сильвия легла под него в первый час знакомства — может, и у Миланки слетела крыша?
— Нет... Без Грэйди...
— Но вы же с Грэйди расстались, — не поняла я.
— Правильно. По его инициативе! А зачем мне без него жить?