цветов и пышной зелени окружало ее.
Но вот люди не любили их. У мальчика не было ни одного друга, с кем бы можно было просто поиграть или поболтать о том о сем. Кто знает, то ли он уродился таким, то ли любовь к матери сделала свое дело, только он почти никогда не грустил о том, что одинок, не держал в душе ни обиды, ни злобы к кому бы то ни было. Было хорошо уже и то, что никто не обижал их, что зажиточные селянки давали матери работу и платили за нее по справедливости, не меньше, чем другим женщинам. Так не по годам мудро рассуждал про себя мальчик.
Сейчас он уже совсем готов был броситься к матери, чтобы помочь ей вытащить ведро, наполненное совсем прозрачной водой. И вдруг его внимание привлекло что-то внизу. В темном затоне около правого берега увидел он тонкий силуэт: на дне, положив голову на сложенные руки, лежала женщина. Было видно, как отливает перламутром кожа на ее плечах и спине, как стелятся по течению ее длинные, темного шелка, волосы. Мальчик заметил даже, как мимолетная дрожь пробежала по стройному телу — от нежных рук до рыбьего хвоста с бронзовой чешуей. Женщина спала.
Мальчик тихо позвал мать. Она подошла и встала рядом. Молча любовались они чудесным существом.
— Кто это? — шепотом спросил мальчик.
— Русалка, — так же тихо мать, — Я думала, что они остались лишь в сказках. Есть старинная легенда о том, что они могут очищать от всего злого одним лишь своим прикосновением. Сейчас-то считают их исчадием ада, несущим проклятие той воде, где они живут. Только мне не верится в это. Больше верю я древним преданьям.
Снова замолчали мать и сын, тихо улыбаясь явленному им чуду. Но вот обычную здесь тишину прервал тревожный звук боевого рожка. Он был еще далек и едва слышен, но словно черный камень упал в куст белоснежных лилий. Мать встрепенулась, прищурив глаза, взглянула вдаль. Потом быстро схватила сына за плечи.
— Надо идти, Нэд. Надо очень быстро уходить отсюда — сказала она, — И, боюсь, совсем скоро мы не сможем брать воду из этой реки тоже. Придется искать новый дом. Я слышала, в нескольких милях от нас есть городок, где бьет прозрачный ручей.
Она тянула сына за собой. Но тот словно прирос к месту.
— Русалка, — проговорил он, — она спит, она совсем беззащитна. Разве можем мы оставить ее вот так, одну? Может быть, она последняя. И уже никто никогда не увидит ее. И никто в мире не сможет больше очищать от зла одним своим прикосновением.
Мать всплеснула руками.
— Ах, Нэд! Что же мы можем поделать? Смотри, разве возможно спуститься по этим скалам к реке?
Нэд оценивающе взглянул на почти отвесные каменные стены. Понял, что мать права, пожалуй. Но тут его взгляд упал на веревку. Мать догадалась, что он задумал.
— Нет, это невозможно! Ты можешь сорваться и разбиться о выступающие из воды камни. Или утонуть. Да и ты просто не успеешь. Слышишь, как быстро приближается битва?
И правда, слышны были уже свист пуль, взрывы и крики многих тысяч голосов, сливавшихся в один непрерывный стон, полный злобы и смертельной тоски.
Но Нэд уже наклонился, поднял веревку, отбросив в сторону ненужное ведро. Протянул матери. Она поняла, что ее мальчик не уйдет отсюда, пока русалка не будет в безопасности.
«Ну, что ж, — подумала женщина, — Он хочет спасти чудо, может быть, единственное оставшееся в этом темном, наполненном страданием, мире. Мне ли мешать ему?». Она взяла лицо сына обеими руками, с любовью посмотрела в его светлые — отцовские — глаза, убрала непослушную прядь с его лба. На миг прижав к своей груди, отпустила. Взяла веревку, обвязала ее вокруг своего запястья.
Нэд с совсем взрослой серьезностью и жалостью поглядел на нее. Как будто впервые увидел, какой хрупкой и нежной она была и какие мозоли покрывали ее маленькие ладошки. Мальчик уверенно развязал узел на ее руке, привязал веревку к перилам моста, дернул посильнее, проверяя на крепость. И вот он уже заскользил вниз. Мать молча стояла рядом, только глаза выдавали ее напряжение и страх.
Нэд погрузился больше чем по пояс в ледяную воду. Течение так и подхватило его, унося еще дальше от затона, где спала русалка. Ему не оставалось ничего другого, как только отпустить веревку.
Мать, не дыша, смотрела на то, как в волнах мелькает темная мальчишеская голова и руки. Но слишком быстрой была река. Нэда относило все дальше и дальше. Женщина вскрикнула, увидев как ее сын скрылся под водой. Вот вынырнул он, уже почти не борясь, понесся по течению, к каменной глыбе, что возвышалась посреди реки. С силой ударило мальчика о блестящий черный валун. Собравшись с силами, превозмогая боль во всем теле, он вскарабкался повыше, и замер, лежа на животе, тяжело дыша.
— Нэд! — позвала его мать. Он только мотнул головой, показывая, что слышит, но не открыл глаза, не откликнулся. То ли боль и усталость не давали ему пошевелиться, то ли обида и горе от бесплодности попытки спасти русалку, от собственной беспомощности. Женщина лихорадочно пыталась сообразить, что же им теперь делать, и все-таки готова была смеяться от облегчения: сын жив, это главное.
Но тут до ее сознания дошло, что звуки битвы за ее спиной стали совсем близкими. Она быстро оглянулась: да, уже видна масса людей, черная, шевелящаяся, ежесекундно меняющаяся, издающая пронзительный рев. Словно страшное чудовище ползло по скалам, разбрасывая вокруг, как сгустки кровавой слизи, изуродованные тела. Уже сбегали в реку красные ручейки.
— Нэд! — перегибаясь через перила моста, с мольбой и ужасом позвала она сына. Нэд зашевелился, сел на камне. Бросил мимолетный взгляд вдаль. Встал на ноги.
— Мама, мамочка, беги, беги отсюда! — закричал он, — Пожалуйста, ну, пожалуйста, спасайся! Прости меня, у меня ничего не вышло.
Женщина метнулась на другую сторону моста. Схватилась за привязанную веревку и почти спрыгнула вниз. Синим колокольчиком взметнулась синяя юбка. Обожгла холодом вода. Захлебываясь, судорожно взмахивая руками, плыла она к сыну. Он быстро спускался в воду, чтобы успеть перехватить ее, не дать ей удариться о камень. Поймал ее. Помогая друг другу, вскарабкались они подальше от воды. Мальчик, забыв о том, что он взрослый, бросился к матери на грудь, и затих там, обнимая ее изо всех своих сил за шею. Мать крепко прижимала к себе свое дитя.
Черно-кровавое чудовище приближалось, изрыгая смертоносный огонь. Но, как бывает у некоторых