Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Мясистый нос выдал японскую пятисотенную без напоминания и даже сказал, что сдачи не надо.
— Почему ты так обожаешь эти купюры? — спросил Клео.
— Прочти-ка, желтенький умник, — сказал Мясистый нос.
И протянул мятый листок, покрытый мелковатым шрифтом. Типографский текст оповещал:
«Индокитайский банк настоящим уведомляет о приеме к паритетному обмену 500-пиастровые банкноты, выпущенные японскими оккупационными властями до 1 августа 1945 года от имени Индокитайского банка Франции. Учитывая настойчивые представления гражданской и военной администрации Китайской Республики (Формоза — Тайвань), располагающей таковыми банкнотами, они могут быть обменены по паритету на имеющие хождение в любом отделении Индокитайского банка Франции в течение шести месяцев, начиная с опубликования этого ордонанса...
Жан Лоран, генеральный директор ИБФ».
— Помалкивай об этом, — сказал самодовольно француз. — Листочки появятся завтра... Торопись наменять таких купюр, пока они идут за полцены... Ну, беги!
— У моего дяди, — сказал Клео, — таких около тысячи с лишним. Мне он не даст. И моим рассказам не поверит. А тебе продаст и по сто пятьдесят за штуку. Тридцать процентов прибыли мне...
Мясистый нос вытянул губы, усы ушли вверх, в ноздри. Сгрыз вафельный рожок от мороженого. Тронул галстук.
— Где твой дядя?
Клео подумал, носит ли француз оружие.
— В Шолоне, возле церкви Святой Катерины.
— Едем!
За мостом через канал У Кэй начинается улочка, вдоль которой тянется с одной стороны опутанный поверху колючей проволокой забор одеяльной фабрики «Ласковый тигр», а с другой — задворки лачуг, омываемые сточной канавой заводика по производству льда, лимонада и пива.
Водитель мотоколяски не услышал или сделал вид, что не услышал харкающее кряканье Мясистого носа, когда Клео саданул доверчивого дурака ладонью в горло. Вытащил из внутреннего кармана пиджака конверт с купюрами.
Хлопнул по плечу моторикшу, сосредоточенно смотревшего вперед.
— Остановись. Этому человеку плохо.
Волоча тяжелого француза под мышки, выбрался из коляски.
Грубо сказал:
— Уезжай быстро! Ты здесь никого никогда не видел...
Расплатиться означало бы проявить страх. Тело Мясистого носа он утопил в сточной канаве. У того оказался кольт вроде тех, которыми стучали, задевая деревянной кобурой о спинки стульев, официанты в Яркенде, в ресторане, где давали прощальное угощение отцу покупщики верблюдов.
Деньги отца Клео вернул на место. Написал записку, что по протекции учителя математики подыскал место младшего счетовода в текстильном магазине индуса на рынке Бентхань. Добавил, что начинает самостоятельную жизнь, дабы не сидеть на шее родителя, к стопам которого повергает почтительные сыновние извинения за доставленные огорчения.
Клео снял комнатушку на седьмом этаже дешевой гостиницы у рынка Бентхань на границе между французской и «туземной» частями Сайгона. В супной на первом этаже сторговал за двадцать тысяч пиастров дочь хозяина от наложницы. На девушке болталось европейское платье из тех, которые выбрасывают француженки. На правой щиколотке посверкивал оловянный браслет-цепочка, за который отец накинул полторы согни. Платье пошло бесплатно. Бедра у приобретенья выглядели тоньше рук, но круглое лицо сглаживало впечатление.
Клео заказал в супной куриную лапшу. Велел поднять миски в комнату. Сун Юй дернулась сама нести фарфоровые ложки и палочки для еды, а также коробок со специями, но он сказал, чтобы обслужила старая ведьма. Старой ведьмой была ее мать. Клео приметил, как задрожали ресницы девушки. И это ему понравилось не меньше, чем круглое, как луна, лицо с двойными ямочками и чуть длинноватым для китаянки носом.
Он приказал ей съесть обе порции.
Пока девушка тихонько хлебала, открыто пересчитал, чтобы она видела, остававшиеся деньги.
Ночью она лежала справа, как и полагается пристойной китаянке, одеревеневшая от страха, но он ее не тронул. Только вежливо справился, действительно ли девственница, как обещал отец.
Он приодел Сун Юй, откормил. Снова появился на веранде «Каравеллы», теперь с ней. Цены за девушку предлагали большие. Могли и отнять, но он решил рисковать, ждал друзей Мясистого носа. Должны же спохватиться...
Плотный француз в шелковой рубашке со шнуровкой вместо пуговиц присел за их столик и спросил, куда исчез человек, с которым Клео несколько недель назад отправился на моторикше в Шолон? Клео ответил, что Мясистый нос попросил свести со знакомым вьетнамцем у церкви Святой Катерины в Шолоне. Там он его и оставил... Он знал, что «люди» с улицы Катина в Шолон не сунутся, как это сделал от жадности Мясистый нос, по той же причине, по какой не совались «люди» из Шолона на Катина. Французам — французское, китайцам — китайское, вьетнамцам — вьетнамское. Клео сказал французу, что появился здесь в поисках компаньонов. Объяснил характер своих услуг — хранение имущества, если есть необходимость, в Шолоне и назвал цену.
Полгода испытывали.
Первое дело с французами стало и последним. После закрытия ювелирной лавки «Двойное процветание» в переулке Фамкинь, выходившем на Катина, запыхавшийся интеллигентного вида молодой человек постучался в затянутые решеткой двери. Срочно нужен подарок матери невесты. Наивная избранница в сиреневом платьице, европейском, явно католичка, как и владелица лавки, смущенно улыбалась рядом. Конечно, решетку раздвинули.
Остальное считалось делом троих французов, вломившихся из-за спин Клео и Сун Юй. Душа не болела. Лавка была вьетнамской.
Как и начало операции, отход прикрывал Клео. Но случилось непредвиденное. Отступая, поскользнулся, угодил ногой в сточную канаву. Боль пронзила лодыжку. Убегавшая за французами, как и следовало по плану, Сун Юй заметила это, хотя он ее не окликал. Кинулась назад, подобрала его пистолет, угрожая им, остановила ринувшегося на Клео хозяина с сыновьями. Младшего с расчетом ранила первым. Как только тот упал, вся семья кинулась к подростку.
Пятясь, подпирая Клео, Сун Юй отступала с выставленным пистолетом до Катина. Французы скрылись в противоположную сторону, на бульвар Нгуен Хюэ... У обувного магазина «Батя», освещенного и заполненного покупателями, остановила такси, откинула спинку переднего сиденья в двухдверном «Остине». Села назад, чтобы держать под прицелом шофера, втянула на переднее сиденье Клео. Какой-то дурак восхищенно сказал: «Революционеры...». Действительно, азиаты в этом районе не грабили.
Ночью в своей клетушке на седьмом этаже, где электрический вентилятор на потолке месил густой влажный воздух, пропитанный ароматами с рынка Бентхань, они стали впервые близки.
Богатые и сильные, они вернулись к депутату Лин Цзяо. В течение нескольких дней соседи, отец Сун Юй и его родственники, мать Сун Юй и ее родственники объедались на свадьбе, дремали или разговаривали под грохот гонгов нанятого оркестра, прикидывая будущее молодоженов, хвастались и лукавили, опьяненные беззаботностью и ленью. В разгар торжеств суповщик сказал Клео, что берется познакомить с человеком, покупающим особый товар за значительные суммы у клиента на Севере, в Ханое. Человек разыскивает толкового и решительного разъездного агента.
— Что возить? — спросил Клео.
— Оружие, — ответил суповщик.
— Кому от кого?
— Солидная фирма. Отправляет коммунистам. Но операция чисто денежная.
— Никакой политики?
— Никакой политики.
Через полтора месяца Клео повел от камбоджийской границы по протокам баржу. Сун Юй предупредила его, что ее отец донес об этом в жандармерию на Соборной площади за наградные.
Предстояла серьезная игра сразу и с тестем, и с французской армией, и с коммунистами.
... Кашель из-за пули, которую всадил караванщик Цинь в шею бывшего депутата Лин Цзяо, клокотал в скрюченном старике. Кантонец и сын Клео поддерживали его под локти. Пергаментные ладони, усыпанные коричневыми веснушками, раскачивались в такт шаркающим шагам.
Клео протянул отцу карманную плевательницу.
— В лифт на руках, — попросил он парней.
— Не беспокойтесь, господин Сурапато, — ответил кантонец.
В углу темно-вишневого «роллс-ройса» Лин Цзяо казался крохотным и безвесным, почти не приминая золотистого сиденья.
— Джордж, — сказал Клео индусу-привратнику в красном пальто, державшему черный цилиндр в руке. — Скажи госпоже Сун Юй, чтобы распорядилась... нет, пусть сама. Пусть закроет окна в моей комнате и запустит кондиционер на малый. Малый! Понятно?
— Разумеется, сэр.
Клео пожалел, что забыл взглянуть на воздушный змей — как он там? Да Бог с ним. С утра бодрило чувство удачи, и это, возможно, вызывало некоторую рассеянность. Деревянный позолоченный кулак, венчавший древко на знамени восставших «боксеров», величайшая редкость — безраздельно его. Беспокоили трещинки на поверхности. Разумнее держать в кондиционированном воздухе. Во всяком случае, следует посоветоваться в национальном музее.