Я начинаю разворачиваться, и он поднимает руку. Я высовываю голову из окна и бросаю на него свой самый властный взгляд. — Что?
Он указывает на землю.
— У твоего «Мустанга» утечка масла. Это обычная проблема в этой модели.
— Утечка масла. Серьезно?
— Эта машина — классика. Мне больно видеть, как она страдает.
Он беспомощно разводит руками.
— Ты невыносим, знаешь да?
Он ухмыляется, на этот раз открыто, и я поворачиваю голову и разворачиваю машину задним ходом.
— Куда теперь, Нэнси Дрю? — зовет он, когда я выравниваюсь.
— Не твое дело.
Я ускоряюсь с чуть большей силой, чем необходимо, и оставляю его стоять на дороге, что было бы намного приятнее, если бы он все еще не ухмылялся мне. Я еду по Главной и сворачиваю на Третью улицу. Магазин мамы Касс находится справа, милое маленькое заведение с колокольчиками на ветру и огромным хрустальным шаром в витрине. На табличке в окне написано «Путь ведьмы». Игра слов не может быть более подходящей, мрачно думаю я, открывая дверь. Я поворачиваюсь, чтобы закрыть ее, и Антуан Мариньи машет мне с другой стороны улицы.
Он никак не мог добраться сюда так быстро пешком. Он даже больше не пытается притворяться нормальным. Эта мысль должна быть ужасающей. Вместо этого я заинтригована и совершенно не в состоянии прекратить свои поиски. У меня такое чувство, что я на беглом поезде, направляюсь к месту назначения, которое я одновременно хочу найти и боюсь прибыть. Это странно волнующе и в равной степени расстраивает.
Я подавляю детское желание показать ему язык и вместо этого довольствуюсь свирепым взглядом.
Колокольчики, висящие над дверью, звенят приятным звуком, когда я захожу в «Путь ведьмы», улыбаясь даме за прилавком, которая, как я предполагаю, является мамой Касс.
— Харпер.
Маму Касс можно представить как Касс через двадцать лет в будущем, ее улыбка такая же открытая и приветливая, как у ее дочери. — Я Селена.
Копна косичек на ее голове даже выше, чем у Касс, и обернута ярко-оранжевым шарфом, под которым она носит свисающие серебряные серьги. Она указывает на мою машину. — Касс сказала мне, что ты водишь розовый Мустанг с откидным верхом. — говорит она, объясняя, почему она знает мое имя. — Она также сказала, что ты придешь повидаться со мной.
Она смотрит мимо меня в окно и хмурится. — Антуан Мариньи пришел сюда с тобой?
— Нет. Просто игнорируйте его.
Она бросает на меня любопытный взгляд.
— Он хочет купить мой дом. Мы на самом деле не сходимся во взглядах на этот счёт.
— Я понимаю, — говорит она таким тоном, что похоже она действительно не понимает. Решив, что разумно сменить тему, я говорю: — Касс сказала мне, что вы могли бы помочь с проклятием особняка Мариньи.
— Ах.
Она смотрит на меня так, словно говорит, что больше ничего не скажет, пока я не заговорю.
— На самом деле я не знаю, что это за проклятие, — говорю я. — Но с тех пор, как я переехала в этот дом, мне стали сниться очень плохие сны.
Она пристально смотрит на меня, и я опускаю глаза. — Это один и тот же сон, — говорю я. — Женское лицо. Она просит меня о помощи.
— И это все?
Я нерешительно пожимаю плечами и отвожу взгляд. — Более или менее.
— Я понимаю.
Селена наблюдает за мной. — Ну, многие старые дома здесь связаны с магией. Ты знала, что когда-то это была территория Натчезов?
— Я только что узнала об этом.
— Верно. Что ж, натчезы были одной из самых могущественных индейских наций с захватывающей историей. Их вожди были известны как Великое Солнце. Каждый из них был рожден дочерью последнего Великого Солнца, так что это была матрилинейная культура.
Она делает паузу. — Ты должна остановить меня, если я начну надоедать, Харпер. Касс наверное уже сказала тебе, что я могу говорить об этом весь день.
— Все в порядке.
Я хочу сказать ей, что облегчение от разговора с кем-то, кто не считает мои сны сумасшедшими или даже необычными, похоже на прохладную воду в пустыне. — Пожалуйста, говорите дальше. Теперь это мой дом, и я приму любой совет, который вы, возможно, предложите.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-144', c: 4, b: 144})
— Ладно. Но останови меня, если я заговорюсь.
Она опирается на стеклянную столешницу. — Натчезы верили, что брак за пределами их собственного племени укрепляет их кровь, поэтому они заключали союзы с чужаками — даже с белыми людьми. В первые дни Дипуотер было много браков между французскими поселенцами и натчезами. Всякий раз, когда это случалось, как гласят легенды, натчезы направляли свою собственную магию в земли, захваченные французами. Потом, позже, пришли рабы и принесли свою собственную магию. Итак, эта часть Миссисипи стала местом, где пересеклась вся эта магия.
Она пожимает плечами. — Большинство людей думают, что это просто фантазии и суеверия. Но то были жестокие дни. Пролилась кровь, и ставки были высоки. Такие времена оставляют след на земле, как и те, чьи истории переплетены с ней. Проклятие на твоем доме ведёт к тем временам.
— Но в чем собственно заключается проклятие?
Она поджимает губы, и у меня такое чувство, что она тщательно взвешивает свои слова.
— Иногда магия дается для обладания определенному человеку или определенной семье. Давным-давно на земле Мариньи произошло нечто ужасное.
Я киваю. — Чума, — говорю я. — Я читала об этом в историческом обществе. Погибли десятки людей, и произошло восстание рабов против их хозяев.
— Это была не чума.
Голос Селены звучит жестко. — Резня. Мариньи были садистами. Они были известны как бессердечные хозяева, которые ужасно издевались над своими рабами. Возможно, так повлияла изоляция, возможно, они просто обезумели от власти, но, судя по всему, они впали в безумие настолько, что заставляли некоторых рабов пытать и убивать своих же. По ночам в особняке устраивались дикие, варварские вечеринки. Хаос. Кровь на полях. Рабы боялись, что все они станут жертвами безумия или, что еще хуже, сами станут его порождениями. Они восстали против семьи, намереваясь убить их всех. Но где-то посреди хаоса семья Мариньи или так называемые демоны, которые работали на них, совершили ошибку, убив жителей поселения Натчез. Вот тогда-то и вмешались натчезы.
— Соглашение?
Она кивает. — Женщина Натчез утверждала, что Мариньи пострадали от проклятия, формы безумия, которое будет продолжать распространяться и заражать других, если его не сдерживать. Она сказала, что может остановить убийства, но только связав проклятие с самой семьей. С Антуаном Мариньи, сыном владельца плантации, была заключена сделка: семье будет позволено жить, если они примут проклятие в свое тело. В историях говорится, что у сына были тесные связи с натчезами, которые заставили их доверять ему, хотя, конечно, это всего лишь истории. Какова бы ни была правда, в историях говорится, что Натчезы планировали, чтобы проклятие было привязано к нему, чтобы демоны не могли причинить вред кому-либо еще. Женщина Натчез создала могущественный тотем, символ, чтобы связать проклятие, и соглашение было подписано. Мариньи были спасены.
Символ, который я видела ранее на бумаге, описывающей соглашение, приходит мне в голову. Я достаю свой телефон и показываю Селене фотографию, которую сделала.
— Такой тотем, как этот?
— Точно такой же тотем.
Она медленно кивает, глядя на него. — Где ты это взяла?
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-145', c: 4, b: 145})
— Историческое общество. Там есть копия соглашения о перемирии.
Лицо Селены загорается, как будто я сказала самую интересную вещь, которую она слышала за весь год. — Мне даже в голову не пришло проверить наличие реальных записей. Я должна сходить глянуть.