наконечники устремляются ей в горло.
– Отпустить!
Все, и я в том числе, оборачиваются на внезапный и властный окрик. Из строя вперед выходит и направляется к гордой девчонке высокий, мускулистый юноша, каждый его шаг размерен, обдуман.
– Она – солдат в войне против смертовизгов, – заявляет юноша, отрывисто и четко, как тот, кто больше привык говорить на хемайранском, нежели на отеранском. – И у солдат есть права.
Права? Слово кружится у меня в голове, яркое и невероятное. Права – прерогатива мужчин и юношей, а не женщин, и уж никак не алаки. И все равно, слово расцветает для меня далекой надеждой, к которой страшно даже прикоснуться.
– Разве это не так, капитан Келечи? – Юноша смотрит на более высокого командира.
К моему удивлению, командир кивает.
– Верно, новобранец Кейта, – отвечает он. – У каждого здесь есть права, хотя некоторые присутствующие все же пытаются выйти с ними за рамки приличия.
Командир бросает неодобрительный взгляд на бунтарку, и та с отвращением сплевывает на пол. Издав неодобрительный звук, командир жестом приказывает юноше по имени Кейта продолжать.
– Ознакомь ее с правами новобранца императорской армии, новобранец Кейта.
– Есть.
Кейта идет к бунтарке, на ходу снимая шлем и боевую маску. С изумлением вижу, что он темнокож, как я, даже темнее, а его глаза золотистые и цепкие, как у ястреба. Он так коротко острижен, что кажется почти лысым. Ему около шестнадцати, но во взгляде такая твердость, что говорит о зрелости.
Кто такой этот Кейта, что он так хорошо знает командира?
Даже доспехи его выделяются на фоне остальных джату более богатыми украшениями. Отец однажды рассказал мне, что на доспех каждого джату нанесены хемайранские символы, прославляющие давние битвы, славные победы. У Кейты этих символов гораздо больше, чем у любого джату, которого я когда-либо видела, и по эмблеме с оскаленным орриллионом на каждом плече.
Возможно, это семейная реликвия, что досталась ему от отца или дяди. У аристократии передаются несколько таких предметов. В любом случае, он явно стоит выше остальных джату. Богаче, несомненно. Должно быть, он из хемайранских благородных, о которых я столько всего слышала. Это объяснило бы такое близкое знакомство с командиром, а также легкость, с которой юноша говорил без разрешения.
Когда он приближается, бунтарка недоверчиво кривит гордое, утонченное лицо.
– Больше ни шагу! – щерится она, и красно-коричневую кожу заливает румянец гнева. – Хватит с меня вашей лжи! Солдаты императорской армии? Отпущение грехов? Ложь, все ложь! Вам только и надо, чтобы наша кровь здесь по полу потекла рекой, чтоб потом ее продавать, никчемные вы ублюдки! – Она тычет в юношу мечом.
Кейта поднимает руки в умиротворяющем жесте.
– Это была правда. Ты вольна поступить, как тебе хочется, – произносит юноша и окидывает взглядом остальных девушек. – Вы все вольны. Пожелаете уйти – уходите.
В воздух тут же взвиваются шепотки, неуверенные, но полные надежды.
Бритта переступает с ноги на ногу.
– Думаешь, он это взаправду?
На один краткий, потрясающий миг я позволяю себе поверить в Кейту, в его слова. Потом вспоминаю Ионаса, как он вонзил меч мне в живот всего через несколько часов после того, как говорил, какая я красивая.
Тело снова сковывает напряжение.
Когда настанет час, Кейта сделает то же самое. Неважно, что он делает сейчас, довольно скоро он покажет истинное лицо. Как и все они.
– Нет, – качаю я головой.
Поникшим взглядом слежу, как остальные джату с возмущением поворачиваются к командирам.
– Капитан Келечи! – задыхается один джату.
– Вы же этого так не оставите! – умоляет другой.
Высокий командир поднимает руку, призывая к тишине.
– Новобранец Кейта прав! – гремит он. – Либо алаки хочет быть здесь, либо нет. Не желающий воевать солдат бесполезен. Вы все вольны уйти, но помните, что вы нечисты, и внешний мир будет видеть в вас только это. Не говоря уже о том, что где бы вы ни прятались, за вами придут смертовизги.
По его кивку джату неохотно распахивают двери.
Мы с Бриттой застываем. Остальные девчонки перешептываются, не зная что делать. Кейта вновь делает шаг вперед.
– Мы обеспечим безопасный выход за пределы Хемайры, – говорит он. – А после – все зависит лишь от тебя, – многозначительно смотрит он на бунтарку, и вся надежда, которая у меня была, рассыпается пеплом, и я чувствую на языке горечь.
Вот оно, условие. Да, мы можем отсюда сбежать, но как только ступим за ворота Хемайры, нас ждет прежняя жизнь. Право казни, постоянная угроза попасться смертовизгам… Кейта точно такой же, как и все, он дает нам варианты и предлагает выбирать из них.
Бунтарка это, похоже, понимает, потому что переводит взгляд с открытой двери на юношу.
– Вы даете нам слово? – недоверчиво спрашивает она и смотрит уже на командира, который кивает.
– Клянусь священным куру Ойомо, – отвечает Кейта. – Однако скажу вот что: в тренировочном лагере вы можете чего-то добиться. Стать бойцом, а потом, когда все кончится, получить отпущение грехов. Или прожить до конца дней как изгой, в вечном страхе пред Правом казни. Истина проста: либо вы с нами, либо против нас. Выбор ваш.
Отвесив девчонке быстрый, короткий поклон, Кейта возвращается в строй. Радуюсь, что он ушел, злюсь на себя, что почти поверила их словам. Как я могла хоть на мгновение подумать, что он чем-то отличается от Ионаса и остальных?
Мое внимание возвращается к бунтарке, которая теперь стоит посреди зала, и ее взгляд помрачнел, потемнел. Она снова смотрит на дверь, затем на строй. Ее взор мечется между ними туда-сюда, туда-сюда. Вижу, как лихорадочно крутятся ее мысли, как ее разум производит те же расчеты, что и мой. Наконец она делает выбор. Расправляет плечи и подходит к своему строю, царственная, словно королева. Она остается. Медленно, но верно остальные девчонки следуют ее примеру, и я почти чувствую, как довольно улыбается Кейта.
8
Как только все девушки вновь занимают места в строю и все возвращается на круги своя, высокий командир подходит к краю своего помоста и снимает боевую маску. Его лицо одновременно надменно и властно, такое темное, едва ли не цвета полуночного неба, и суровое. Над острыми, словно ножи, скулами сверкают, пронзая нас, темные глаза.
– Я – капитан Келечи, командир джату, закрепленными за Варту-Бера, вашим священным тренировочным лагерем, – разносится по всему залу его голос. – Перед вами – самые недавние новобранцы Варту-Бера. – Келечи обводит жестом юношей, которые быстро снимают шлемы и маски. – Они здесь не только для того, чтобы служить вашими уру́ни, братьями по оружию. По завершении первых трех недель вашего обучения они присоединятся к вам и будут оказывать помощь на протяжении ближайших месяцев. Мы надеемся, что вы установите с ними прочную и глубокую связь, которая останется еще надолго после того, как вы покинете эти стены.
– Братья? – едва слышно шепчет Бритта, и тревога на ее лице – отражение моей собственной. Не могу представить ни одного из этих надменных юношей нашими братьями.
– Скорее шпионы, чтоб мы не забывались, – презрительно фыркает под нос девчонка с длинными косами.
Капитан продолжает, невзирая на нарастающие шепотки:
– Как вы все, без сомнения, знаете, смертовизги начали стекаться в свои первобытные гнездовья у гор Н’Ойо, сотнями тысяч.
– Сотнями тысяч… – эхом повторяет Бритта мои панические мысли.
Да, смертовизгов много, но я даже не представляла, каков истинный размах их числа.
– А чего вы, вероятно, не знаете – это то, что Хемайра лежит на их пути. Вот почему император Гизо постановил, что все алаки, даже новообращенные, должны раз в месяц выходить на вылазку как прореживать ряды противника, так и готовиться к грядущему походу. Вы должны изучить врага полностью, каждую его силу, каждую слабость, прежде чем встретиться с ним лицом к лицу на поле боя, и в этой задаче вам помогут новобранцы.
Шепот взрывается гулом. Раз в месяц на вылазку? Он что, всерьез говорит, что нам придется столкнуться со смертовизгами в диких землях?
В ужасе поворачиваюсь к Бритте, а капитан Келечи продолжает: