Вестник смерти
Ты любовь схоронила навеки,Но владеешь собой мастерски;Только тень, окружившая веки,Выдает безысходность тоски.
Так на белом бесстрастном конверте,Сберегающем тайну письма,Вестью кем-то оплаканной смертиБезнадежно чернеет кайма.
«В костре трещат сухие сучья…»
В костре трещат сухие сучья,Багровый свет дрожит во тьме,И ткется мысль как ткань паучья:Виденья странные в уме,А в сердце — странные созвучья.
«В тиши пустынной комнаты»
В тиши пустынной комнаты,От праздных глаз вдали,Мы пьем с тобой тайком «на ты»,И пенится Аи.
— «За дружбу!..» — Но искуственноЗвучат слова мои:Твоих горящих уст виноХмельнее, чем Аи.
«Из бессмертья — к мгновенному…»
Из бессмертья — к мгновенному,От предвечного — к тленному.А чрез смерть — снова к вечности,И чрез тлен — к неизменному.
«Последний луч горит над куполами…»
Последний луч горит над куполамиМонастыря,И тишь полей полна колоколами;Чуть веет вечер влажными крылами.Грустит заря.
В слезах зари мерцают аметистыИ янтари;Колоколов призывы звонко-чисты…Как хороша в закатный час лучистыйПечаль зари.
Душа горит, полна колоколами,И я парю:Подхваченный незримыми крылами,Я уношусь, всё ввысь над куполами,Туда — в зарю.
«Твердя, что мы, прожив наш век…»
Твердя, что мы, прожив наш век,Уничтожаемся бесследно,Ты, горделивый человек,Беднее гусеницы бедной.
Червяк пред смертью вьет кокон,Как ложе сна, и грезит жадно,Что, пресмыкающийся, онПроснется бабочкой нарядной.
Из Гейне («В темном небе летней ночи…»)
В темном небе летней ночиЗвезды яркие горят,Как мечтательные очи,Тайно что-то говорят.
Их любви язык лучистыйИзучить для нужд землиФилологи и лингвисты,Как ни бились, не могли.
Мне меж тем не трудно былоГовор звезд понять вполне,Потому что глазки милойСловарем служили мне.
Проклятие
Смертельный грех наш в том, что матери родной,Земли, вскормившей нас, мы, дети, постыдилисьИ от ее любви навек отгородилисьОбманом тысяч лет, как каменной стеной.
С рассудочным умом и с волею стальной,В поту, в слезах, в крови, упорно мы трудились,С природой бой вели, победами гордились,И платим за разрыв ужасною ценой.
Наш утонченный быт удобств и наслажденьяПоля от нас застлал туманом наважденья,Лесов не слышим мы за грохотом машин:
Нас прокляла земля возмездьем отчуждения,И гордый человек, природы властелин,Беспомощный стоит на грани вырожденья.
«Душа еще не охладела…»
Душа еще не охладела:Ее надеждам нет предела,Ее стремленьям нет преград,Пока пред нею песен кладПустыню нашего уделаПреображает в райский сад.
«Он родины лишен. Ее не предал он…»
Он родины лишен. Ее не предал он,И не свершал по ней в душе последней тризны,Но пережил ее; любовь прошла, как сон,В нем сердце не дрожит при имени отчизны.
И, сожалений чужд, он без нее не сир,Он большему открыл любовные объятья:Отцовский дом ему — весь вольный Божий мир,Его очаг везде, где люди — люди-братья.
Везде, где шепчет бор и шелкова трава,Где ярок трепет звезд и ласков луч закатный,Там, радостный Иван, Непомнящий Родства,Он вместе гость и свой, бродяга перекатный.
Из Гейне («Там пышно цветы расцветают…»)
Там пышно цветы расцветают,Где падают слезы мои;Где вздохи любви моей тают,Там звонко поют соловьи.
Люби меня, милая крошка,И эти цветы — все твои,Всю ночь до зари у окошкаТебе будут петь соловьи.
«Ширь полей от звезд лучится…»
Ширь полей от звезд лучится,В перелесках — полумгла;Снег взметая, тройка мчится,И дорога — как стрела.
Колокольчик дробно сыплетВ ночь свой частый четкий звон,Острый ветер жжет и щиплет;А простор со всех сторон.
В даль, всё в даль уносят сани.Сердце радостно в груди:Нет тревоги, нет желаний,Нет и цели впереди.
Так и мчался бы всегда яПод напев колокольцаСредь седых равнин без края,По дороге без конца.
«Много сердце претерпело…»
Много сердце претерпелоЧуждых людям тайных гроз,Много в нем плодов дозрело,Отцвело любимых роз,
Много в сердце накипелоБоли, горечи и слезПрежде, чем оно запелоПесни всем доступных грез.
Из графа Шамиссо («Тайком мы с тобой целовались…»)
Тайком мы с тобой целовались.Не видел никто, лишь из тьмыНам звезды светло улыбались, —И звездам доверились мы.
Но звездочка с неба упалаИ тайну шепнула реке,А речка — веслу нашептала,Весло же — гребцу в челноке.
А тот на ушко, по секрету,Нас выдал своей дорогой.И вот — всему ведомо свету,Что мы целовались с тобой.
Первобытность
Майский воздух так прозрачен,Вешний мир так юн и свеж,Точно не был встарь утраченРайских пажитей рубеж.
Как на утре первозданном,Краски в радужной игре;Весь в бреду благоуханном,Сад томится на заре.
И в лучах звезды восточной,Чуя жизненный рассвет,Веет страстью непорочнойЯблонь чистый первоцвет.
В общей радости безлюднойБезотчетно одинок,Я иду в тревоге чуднойНа алеющий восток.
В сердце зов тоски блаженной,Словно дремлющую новьВ нем зажгла зарей нетленнойПервозванная любовь.
Снится мне сегодня странноВ одиночестве моемБлизость светлой и желанной,Ощутимой здесь во всем.
И с надеждой близкой встречиНа заре легко идти.Цветом яблони мне плечиОсыпают по пути.
Так под райские напевыПо ликующим садамШел в предчувствованьи ЕвыПервосозданный Адам.
«Мечты о счастьи — торопливы…»
Мечты о счастьи — торопливы,Мечты о счастьи — прихотливы,Мечты о счастьи не мудрей,Чем красок радужных отливыВ обмане мыльных пузырей.
«В тиши прадедовской аллеи…»
В тиши прадедовской аллеиШуршал тревожно старый дуб,Во мраке бились молний змеи.И как в их блеске был мне любТвой лик, точеный лик камеи,С призывом знойным гордых губ.
Стон. Из индусской поэзии. На мотив Фез-Улла
В джунглях, где снегом белели жасмины,Ложе любви расстелил нам апрель.Я, и она, и любовь — триедины;Нега истомна, и трепетен хмель.
Губы ее — провозвестники счастья —Чашей душистой раскрылись уже:К ним полновластно готов был припасть яВ грезах, не снившихся даже радже.
Ветер — завистлив. Принес он из далиСтон одинокий, чтоб в сны забытьяБросить нам отзвук бессонной печали,Каплею горечи в сладость питья.
И отравил отголосок кручиныВ жалобе чьей-то далекой душиБрачную песнь, что нам пели жасминыВ благоуханной безлунной тиши.
«Завладело мной царство лесное…»