Воспоминание о Райле укололо ее.
Наверное, Эрик заметил, как она вздрогнула, потому что его взгляд заострился.
— Кем бы он ни был, — сказал он, — он чертовски везучий парень.
Тем воскресным днем они ускользнули с концерта Эйлин, чтоб глотнуть прохладного воздуха на боковой веранде. Если б кто-то иной, а не Эйлин, устраивал воскресный концерт, он вызвал бы на побережье скандал, но поскольку его устраивал лидер миллтаунского общества, приглашения были приняты с удовольствием. Джинкс томилась в своем бледно-зеленом шелковом платье с огромным турнюром, который уже выходил из моды, из-за чего она чувствовала себя ужасно неудобно. Эрик в своем темно-сером шерстяном костюме стоял у перил с неизменной трубкой в руке. Из гостиной лились звуки Баха в исполнении городского струнного квартета.
— Его длина триста девяносто четыре фута, — сказал Эрик Джинкс, — он из стали, а мачты его — в двести футов высотой, в три фута толщиной у основания.
Когда Эрик рассказывал о «Тихоокеанской колдунье», лицо его светилось гордостью и любовью, и Джинкс подумала, что он говорит о ней как о женщине.
— Она берет на себя пять тысяч тонн груза, — продолжал он, не обращая внимания на аплодисменты, раздавшиеся из комнаты, — и делает в среднем восемь узлов в час, даже в непогоду. Корабль — четырехмачтовый, с квадратными парусами впереди, стакселем и гафельным марселем на четвертой мачте. На нем шестнадцать кливеров, и опорами оснащены и нос, и корма. Площадь его парусности — пять тысяч квадратных футов.
— Ты говоришь о своем корабле как о человеке — как о женщине, — поддела его Джинкс. Но Эрик не рассмеялся:
— Он для меня действительно как женщина, прекрасная и капризная, одна из наиболее волнующих женщин, известных мне. — Глаза его буравчиками впились в глаза Джинкс.
— Поедем со мной во Фриско, Рыжая увидишь мою леди.
Она почувствовала себя заинтересованной.
— А мне можно?
— Почему ж нельзя? Отец едет. Нет причин, по которым тебе нельзя было бы ехать. Может быть, тогда грусть уйдет из этих прекрасных зеленых глаз? — Он сел рядом с ней. — Ах, Рыжая, если б ты хоть один раз почувствовала ветер на своем лице, а под ногами качающуюся палубу, увидела бы великолепную бездонность неба ночью, то…
Неожиданно ей безумно захотелось всего этого.
— Ну, все это мне, к сожалению, недоступно. Но если я поеду во Фриско, то по крайней мере смогу ступить на борт «Тихоокеанской колдуньи». И когда ты снова уйдешь в море, смогу представить тебя на капитанском мостике и в твоей каюте. — Она взглянула на него:
— Я буду скучать по тебе, Эрик, когда ты будешь в море.
— Моя каюта очень хорошо обставлена, — медленно сказал он, глядя ей прямо в глаза, — она в самом деле очень изящная, даже по сравнению с этим домом. Знаешь, немецкие капитаны частенько берут с собой в плаванья жен. Поэтому и моя каюта была оборудована с учетом этого.
Она нервничала, когда Эрик вот так смотрел на нее. Джинкс разгладила волосы.
— Хорошо, — сказал Эрик, неожиданно вскакивая, — если мы не хотим рассердить маму, то нам лучше вернуться внутрь.
После концерта ни разу не представилась возможность обсудить поездку Джинкс в Сан-Франциско. Тетя Эйлин очень плотно распланировала день. За концертом последовал маленький ужин, а за ним — декламация.
Джинкс думала, что умрет от скуки, но Эрик рассмешил ее своими угрозами ущипнуть, если она не перестанет зевать, прикрываясь веером.
— Не посмеешь, — прошептала она в ответ.
— А ты попробуй, — прорычал он, зловеще нахмурившись.
Когда гости разошлись, Джинкс быстро пожелала всем спокойной ночи и устремилась к вожделенной кровати. Но сон не шел к ней, а когда она наконец забылась им, ее посетило видение. Тетя Эйлин в нем давала костюмированный бал. Приехал в красных кальсонах Райль, одетый Люцифером, у него были огромные рога и длинный хвост. Над его золотыми волосами клубился дым, и когда он говорил, то изо рта его выбивалось пламя. Он поманил ее, и она с удовольствием последовала за ним, все глубже и глубже погружаясь в огненную феерию. Вот она как раз собиралась ступить с ним в самый жар пламени и тут услышала зов:
— Рыжая… Рыжая, не ходи туда. Если ты еще хоть раз согрешишь со своим братом, то будешь уже потеряна навсегда.
Она проснулась от собственного крика. Берта склонилась над ней.
— Мисс Джинкс, проснитесь!
Сон был таким реальным, что она боялась засыпать снова. «О Райль, Райль… — рыдало ее сердце. — Наша любовь была такой чистой. Как могло случиться, что она превратилась в такую муку? Как могло это быть грехом, если было столь прекрасно?»…
К утру она снова задремала, и когда Берта разбудила ее, чтобы идти к завтраку, Джинкс пришлось в спешке одеваться, что было нелегко, так как она опять чувствовала тошноту, и даже большую, чем раньше.
Она пришла в столовую как раз тогда, когда все сели завтракать, но от вида густого желтого масла, тающего на слоистых бисквитах, ей опять стало плохо.
Все обсуждали возможность ее поездки в Сан-Франциско.
— Ты не сможешь поехать с ними, — сказала Эйлин, поворачиваясь к Джинкс. — Мне очень жаль, дорогая, но утром мы получили телеграмму от твоей мамы. Твои родители привозят к нам Райля, чтоб он начал работать с Уилли, а тебе мама велит упаковывать вещи и готовиться к возвращению домой с ней.
До Джинкс только сейчас дошло, что ведь сейчас сентябрь и, следовательно, Райль должен приехать в Миллтаун.
«Я не готова к тому, чтоб увидеться с ним», — пронеслось у нее в голове.
Джинкс взглянула на Эрика, прекрасно понимая, что он ничего не сможет сделать, но надеясь на что-то. Он подмигнул ей:
— А почему бы нам не послать тете Джо телеграмму и не попросить у нее разрешения на поездку Джинкс в Сан-Франциско?
— Да, это можно сделать, — ответила его мать, — но, может быть, лучше просто отложить поездку? В конце концов, они ведь уже скоро будут здесь. Почему бы не подождать их?
Сердце Джинкс сдавило. Сейчас ее вытошнит. Она встала, как сквозь туман видя, что Эрик поднялся и обошел вокруг стола. Он так медленно подошел к ней, что она даже удивилась, когда почувствовала его руку на своей. Джинкс встретилась с ним глазами — с его стальными серыми глазами. Они приказывали ей стоять и не давать той пропасти, что разверзлась перед ней, увлечь себя. Эрик держал ее за руку.
— Может быть, пойдем прямо сейчас и пошлем телеграмму? Хорошо, мама? Мы можем послать тете Джо телеграмму и попросить у нее разрешения на то, чтобы Джинкс поехала с нами.
— Ты что, не можешь дождаться субботы? «Нет, скажи „нет“«, — молили глаза Джинкс.
— Дело не в этом. Просто мы скоро будем загружать «Тихоокеанскую колдунью», и я хочу к семнадцатому быть во Фриско.