В следующие несколько недель она только и делала, что оставалась наедине со своими мыслями. Джинкс чувствовала себя одинокой даже в комнате, полной народа. Она пыталась отвечать на все дружеские предложения, но без Райля все ей казалось плоским и серым. Любовь к приключениям оставила ее. Конечно же, каждую неделю они устраивали музыкальные вечера. Ведь тетя Эйлин когда-то была органистом в большой церкви. И пикники, и званые вечера, и ходили в церковь на службу. В честь Джинкс устроили даже грандиозный бал, хоть был и не сезон. Четверг был их приемным днем, и Джинкс думала в такие дни, что умрет от скуки, поддерживая вежливые и бессмысленные разговоры. «Эдит чувствовала бы себя во время них как рыба в воде», — думала она.
По несколько раз в неделю им наносили визиты молодые ухажеры: Карл Андерсон, Амос Юнт и прыщавый Ван Аукен, чье имя она никак не могла запомнить. Ей хотелось, чтоб они оставили ее в покое. Все они были такими молодыми и бессердечными.
Ее мысли все время занимал Райль.
Тетя Эйлин старалась быть доброй с ней.
— Если что-то беспокоит тебя, дитя…
— Я просто не очень хорошо себя чувствую.
— Послать за твоей мамой? Может быть, было бы неплохо, если б она приехала и посмотрела тебя?
— Нет, не надо звать маму. Мне просто надо отдохнуть, тетя Эйлин. Правда, все наладится, когда я буду лучше спать.
Но будет ли она когда-либо спать лучше? Райль являлся к ней во всех снах. Каждую ночь приходил он к ней с протянутыми руками. Милое его лицо светилось любовью. Но стоило ей подбежать к нему, и он ускользал. Она бежала за ним, но как бы быстро ни бежала, не могла догнать его. В конце концов она просыпалась и, рыдая, понимала, что никогда больше не будет он обнимать ее и что грех их будет преследовать ее до конца жизни.
Поздно утром тетя Эйлин обычно приглашала Джинкс посидеть с ней за чашкой шоколада. Тетя бралась за вязанье, и длинные ее спицы так и сверкали в солнечном свете. Гостиная была самой уютной комнатой в доме, а Эйлин — легким собеседником, чутко улавливающим нужды других.
Для Джинкс это тоже было хорошее время, и постепенно она стала даже ждать этих утренних визитов. Она научилась вязать и быстро сделала очень неплохое розовое одеяльце с бордюром из белых розочек.
— Почему вы так уверены, что будет девочка? — спросила она как-то утром, когда Эйлин кончила вязать очередное розовое одеяльце.
— Я скажу тебе. На этот раз все не так, как с теми пятью. — Она улыбнулась. — Кроме того, давно пора родиться девочке. Девочки — это так приятно, когда стареешь. Не то что мальчики, сбегающие при первой же возможности. Не могу поверить, что Джим и Том уже уехали. Не могу понять, как им удалось убедить отца разрешить им уплыть на «Веселой вдове». Конечно, капитан Яатс уже давно в компании и Уилли доверяет ему, но, если мальчикам хотелось в южные моря, они могли бы подождать, покуда вернется Эрик с новым кораблем.
— А когда он вернется? — спросила Джинкс, выворачивая пятку на крошечной пинетке и думая о том, как мило было бы снова увидеть кузена Эрика.
Лицо Эйлин просветлело.
— О, он на днях приедет. Он уже больше месяца в Сан-Франциско, устраняет недоделки на корабле.
— А я думала, что корабль новый, ведь он же поэтому ездил в Германию — следить за строительством корабля?
— Да, но, приплыв домой, он обнаружил, что пару вещей еще надо доделать. Кажется, что-то связанное с безопасностью команды. Я не очень разбираюсь в таких вещах.
«Мужчины такие счастливчики, — подумала Джинкс. — Они могут просто сбежать куда-нибудь — хоть в море, да куда угодно».
— И как называется новый корабль Эрика?
— «Тихоокеанская колдунья».
— Неплохо.
— Он говорит, что корабль — настоящий красавец! Знаешь, ведь Эрик набрал свою первую команду! Это одна из причин, по которой он так гордится ею.
— Это ведь парусник, правда?
— Да. Глубоководный, для тихоокеанской торговли. К сожалению, он слишком большой, чтобы войти в наш залив, поэтому в этом году я его не увижу. Уилли с твоим отцом ездили туда три недели назад. И я хотела поехать, но твоя мать сказала мне, что мне в моем положении лучше не ездить. Конечно, Эрик заедет домой перед отплытием.
Она посмотрела на свою располневшую талию и покраснела:
— Знаешь, ведь я не видела его больше года. Надеюсь, что он не будет так смущен моим положением, как младшие братья. Думаю, что они так поспешили в море во многом из-за того, что стыдились меня.
Кузен Эрик приплыл на одной из шхун компании.
— Мама, ты хорошеешь с каждым днем! — Он сбросил кепку с козырьком, подхватил Эйлин и закружил ее.
Она счастливо засмеялась.
— Держись крепче, — прорычал Уилли, — а ты будь с ней поосторожнее! Что ты там делаешь?
Эрик опустил мать, отодвинул ее на расстояние вытянутой руки и поджал губы.
— Да, мама, и что же вы тут делаете? — Серые глаза его замигали, и он залился румянцем.
Затем он повернулся к отчиму, и поведение его стало подчеркнуто серьезным.
«Ну, он и лиса», — подумала Джинкс, улыбаясь про себя.
Когда он приветствовал ее, лицо его смягчилось. Серые его глаза так и буравили ее, и она не чувствовала его неискренности.
— А мне и не сказали, что ты здесь. Ах, что может быть лучше для усталого мужчины, чем приехать домой и обнаружить, что его ждет такой сюрприз!
— Я не видела тебя с тех пор, как ты стал капитаном, кузен Эрик. Прими мои поздравления.
Он взял ее руки в свои и прижал к себе.
— Что ты говоришь, Рыжая? Может ли кузен все же надеяться на то, чтоб получить поцелуй от прекраснейшей из девушек?
Раньше ей никогда никто не давал прозвища. Это ей понравилось. Она запрокинула лицо, ожидая, что усы его, как всегда, защекочут ей губы, но вместо этого губы его коснулись ее щеки. Борода Эрика была теплой и невероятно мягкой.
— Добро пожаловать домой, — сказала она, довольная тем, что он остался таким, каким она его помнила.
— Ты играешь на своей гавайской гитаре? Сыграешь мне?
— Ой, я не привезла ее с собой, — сказала она, подумав вдруг, что это так странно: то, что раньше было для нее важно, сейчас не имело ровным счетом никакого значения.
— Не привезла?
Но почему-то Джинкс чувствовала себя лучше от взгляда его дразнящих глаз. «И почему все говорят, что он задавака?» — думала она. Отец считал его легковесным, и даже Райль не находил в нем ничего хорошего.
Ну конечно же, Райль ревновал ее, но тогда она этого просто не понимала. Болезненные мысли о Райле стерли улыбку с губ Джинкс. Загорелое лицо Эрика светилось, а серые ее глаза не спешили перейти на отчима.
— Итак, сэр, полагаю, вы хотите узнать, насколько удачной была наша поездка в Гамбург.