— Да, конечно, я все хочу узнать о «Тихоокеанской колдунье».
Они ушли бок о бок, и Джинкс услышал? баритон Эрика, раздающийся из нижнего холла:
— Он совсем не похож на клипер, скажу я вам. Предназначен для больших грузов и не встает на волну, а протыкает ее. И все же из Нью-Йорка до Фриско мы дошли за шестьдесят три дня, что совсем неплохо, учитывая, что шторма преследовали нас. Путешествие было нелегким, сэр…
Эрик побыл дома примерно с неделю, и Джинкс начала осознавать, что потеря Райля не означает еще для нее конца жизни.
Она могла все так же смеяться и считать жизнь интересной штукой, несмотря даже на то, что в сердце занозой сидела незатухающая боль.
Кузен Эрик был интересным собеседником — он плавал по всему миру, на Восток к южным морям, в Европу и в Скандинавские страны, но рассказы его изобиловали не архитектурными подробностями, а историями о людях, которых ему доводилось встречать. Он смеялся, вспоминая славного старика, которого встретил в Париже. Тот придумал оригинальный способ помогать людям.
— И когда шел дождь, — рассказывал Эрик, — этот старый мошенник ехал на вокзал. При появлении женщины с ребенком он подходил к ней и дарил ей зонтик, приговаривая при этом что-то вроде: «Зонтичная компания „Юникорн“ приветствует вас, мадам. Пожалуйста, скажите своим друзьям, чтоб они вспомнили о нашей компании, когда в следующий раз соберутся купить зонтик».
— Так он и не служил в компании «Юникорн»?
— Нет, он даже не мог точно сказать, название какой компании использует. — Эрик рассмеялся. — И все это началось примерно пять лет назад в сильный дождь, когда он пожалел какую-то леди и, повинуясь внутреннему импульсу, отдал ей свой собственный зонтик. При этом он почувствовал себя так хорошо, что решил всегда так делать.
— Какой милый.
Делясь впечатлениями от Нью-Йорка, кузен Эрик стал рассказывать Джинкс о старухе, продававшей яблоки перед универмагом Стюартов:
— Она была старой каргой в платье с заплатами и седыми волосами, выбивающимися из-под линялого чепчика, — сказал он. — И она просидела на одном и том же стуле, на одном и том же месте много-много лет. Ну, старый Стюарт выстроил себе новый магазин — самый современный в городе. Горожане называют его «мраморным дворцом», он занимает целый квартал. Это шестиэтажное здание, с огромными стеклянными окнами, выходящими на Бродвей.
— И что ж, когда он построил новый магазин, старуха лишилась своего места? Эрик ухмыльнулся:
— Нет, мадемуазель, позвольте досказать. Сейчас Александр Стюарт умер, но тогда он был одним из богатейших людей Нью-Йорка. Знаешь, что он сделал? Он лично приказал, чтоб стул старой торговки перевезли и поставили перед входными дверями его новой империи. И, насколько я знаю, она до сих пор продает там свои яблоки.
— Тебя послушаешь, так мир покажется таким тесным, кузен Эрик. Ты рассказываешь о людях так, как будто они живут за соседней дверью. Даже и не знаю, нравится мне это или нет.
— Но мир такой и есть, Рыжая. Мир — это вовсе не гигантские секвойи на берегу озера Кратер и не Метрополитен-опера. Мир — это люди: девушки, танцующие канкан на Монмартре, моряки, борющиеся со стихиями, повар, который варит похлебку в кафе, и лесорубы в лесозаготовительных лагерях твоего отца. Мир состоит из людей, Рыжая.
— Тогда выходит, что, куда б ты ни поехал, всюду точно так же, как и там, где ты уже был, — сказала Джинкс, не в силах скрыть своего разочарования.
Он закинул голову и рассмеялся.
— Ты не поверишь! Но именно люди делают одно место не похожим на другое! Дай-ка я тебе вот что расскажу. На французском побережье Средиземного моря находится самое дорогое, исключительно дорогое место в мире. Именно там развлекаются самые богатые мира сего. Знаешь, что случилось там несколько лет назад? Джон Муседун, старый матрос, которому присуще больше озорства, нежели здравого смысла, обвел этих миллионеров вокруг пальца — и они до сих пор не знают, как это произошло. — Эрик вытащил табакерку и начал набивать трубку. — Как-то во время своих странствий Джону посчастливилось найти сундук с монетами — маленький сундучок, набитый золотыми и серебряными дублонами. Они не так уж много стоили, но старый Джон вообразил, что они помогут ему скрасить его последние годы. И вот он потащил свои старые кости на юг Франции, чтобы погреть их там на солнце. Но увидел мезонины с ровными лужайками и фантастическими подъездами и не смог устоять.
Джинкс в нетерпении наклонилась, так как Эрик замолчал, чтоб зажечь трубку.
Заклубился сладкий, пахнущий вишней дымок.
— Старый Джон зарыл несколько монет на берегу, там, куда богачи приходили на воды. Потом он сел в сторонке и приготовился наблюдать забавное зрелище.
— И что случилось?
— Ну, по городу поплыли слухи о найденном сокровище. «Это место принадлежало пиратам», — шептали вокруг. «Нет, — опровергал кто-то эту версию. — Здесь был некто иной, как Черная Борода». — Эрик рассмеялся. — Люди могут поверить во что угодно, если речь идет о деньгах. Во всяком случае, все в городе теперь искали золото, для чего перерыли весь берег и порушили все прекрасные лужайки и пляж. А старый Джон просто сидел и посмеивался.
Джинкс не смогла сдержать своего смеха.
— Какой ужасный старик, — сказала она. — Он и вправду это сделал?
— Вправду. Он исключительный прохиндей. Ему удавалось годами получать бесплатную выпивку в маленьком прибрежном бистро в Тулоне за счет рассказа об этой истории с привлечением пары газетных вырезок в качестве доказательства.
— Кузен Эрик…
— Просто Эрик, — мягко поправил он. — Ты не думаешь, что пора уж нам обходиться без этого слова «кузен»?
— Ну тогда Эрик. Что я хочу спросить; из всех мест, где ты был, какое лучшее?
Он долго молчал, а глаза его, изучающие ее, были необыкновенно серьезны.
— Лучшее — несомненно, здесь, — наконец сказал он, — и сейчас. — И он усмехнулся как будто для того, чтобы уменьшить серьезность сказанного. — Самое лучшее — всегда там, где есть ты, Рыжая. Вот такая она — жизнь, и каждый день в ней непременно самый лучший.
Она подумала было, что он сделал в некотором роде заявление, настолько серьезным он выглядел, но его смех и то, что он сказал в конце, разубедили ее. Джинкс не хотела бы, чтоб он влюбился в нее, подобно местным мальчишкам. Но, конечно же, с ее стороны глупо так думать. Кузен Эрик был бывалым человеком, повидавшим мир, на десять лет старше ее, и так как ей в ноябре исполнялось шестнадцать, значит, ему было уже двадцать пять. Она никогда не считала его старым. Но с ее стороны, конечно же, было глупо думать, что он имеет к ней романтический интерес, как и местные мальчики. Уголком глаза она наблюдала за ним. Он был красивым мужчиной ростом примерно 5 футов и 10 дюймов, коренастым, с коричневой бородкой и усами, загорелым дочерна, а в океане его серых глаз таилась какая-то загадка. Когда Эрик поддразнивал кого-то, в глазах его мерцал свет, пляшущий подобно солнечным бликам на волнах. Ей нравился Эрик больше, чем кто-либо, кого она знала, за исключением Райля, разумеется.