Читать интересную книгу Злые куклы - Елена Юрская

— Когда ты его потеряла? И где?

— Слушай, а в КГБ ты работал? — оживилась Амитова. — Знаешь, аж мороз по коже от твоих вопросов. Когда? Где? При каких обстоятельствах?.. Да какая разница…

— Ладно. — Глебов внушительно помолчал. — Ну а с Афиной? Как ты это можешь прокомментировать?

— Это кафе я заберу. Во-первых, оно на прибольничной территории. Во-вторых, надо было деньги вовремя отдавать. И нет здесь никакого криминала. Я суд выиграла как личность авторитетная. А она, му… чудачка, кассационную жалобу. Ну, цирк?

— Да, я в тебе не ошибся, — снова сказал Глебов. — Держишься, хорошо. Афина умерла…

— Так ей и надо! — выпалила Наталья Ивановна. — Что?! Когда?! Подгадить?! Назло?

— И реакция хорошая, — одобрил Виктор Федорович. — Молодец. Но резковато… И не вовремя… В прокуратуру зачем звонила? Просила дело прикрыть зачем? Внимание к себе привлекла зачем?

— Слушай, Витя, разговор становится все более нетелефонным. Нам надо встретиться. Сейчас мне немного полегчает, и я приеду. Ты где?

— Смотри, девочки подумают, что ты согласна. А конкуренция становится жесткой, — усмехнулся Глебов.

— Хорошая версия, — стараясь казаться спокойной, ответила Наталья Ивановна. — Значит, ты на месте? Все, жди…

Катюша в таких случаях вставляет какое-то дурацкое слово. То ли замечательно, то ли забавно… Нет, романтично. Мариночка срыгивает кашку, а Катюха делает лицо сестры милосердия и произносит томно: «Как это романтично». А мыть внучку бежит бабушка… Или Руслан — дрын ему в ухо… Зять — ни дать ни взять.

А главное, чего так нервничать. Да, это романтично. И не более того. Афина умерла. Вовремя или не вовремя — не дяде Вите судить. В прокуратуру — звонила. А чего, ждать, пока кафе без нее поделят? Подписи соберут, а народ — народ все стерпит. Пусть… Наталья Ивановна сделала глоток и поморщилась — пиво показалось ей неправильным, кислым каким-то.

— А ну, иди сюда, вертихвостка, — сказала Амитова своей секретарше через селектор. — Иди-иди, паршивка.

— Почту? — виновато уточнила та.

— Давай-давай! И почту, и рожу свою неси, — пробурчала Амитова, раздраженно потирая виски.

А может, выпить водки? За победу? За успех этого, казалось, безнадежного дела? Афина умерла — царствие ей небесное. Губы Натальи Ивановны искривились в ухмылке… Афина — принципиальная давалка с зычным голосом портовой шлюхи. Умерла… Амитова хмыкнула и представила себе эти похороны, эти слезы, а не похороны, на которые соберутся все проститутки города. В чулочках и мини-юбочках. Может, сделать так, чтобы ни один человек не пришел? Дать в газете объявление, что панихида состоится на Центральном городском кладбище, а с ребятами из морга договориться о крематории. Или уже не надо?.. Или хватит?.. Это же умом можно было тронуться, терпеть эту дуру столько лет. Все из-за Глебова и прочей сраной партноменклатуры вместе с интеллигенцией. Амитова быстро сняла трубку с вновь звенящего аппарата:

— Катюша? Ты как там?

Хорошо, что дочь на даче. Хоть воздухом подышит. Отдохнет. А то все шляется где-то, шляется.

— Ты чего не звонила? И вообще, где тебя носило? Руслан никак не мог с вами связаться. И не вздумай, слышишь, не вздумай…

— Мама. — Катя наконец вклинилась в материн монолог и ласково спросила: — А сама ты где ходишь?

— Дела, — сухо ответила Амитова. — Давай-ка мне Мариночку, пусть посопит, а вечером я к вам заеду.

— Не надо, — сказала Катя. — Мы рано ложимся…

— Все ясно! И кто у нас на этот раз — знатный животновод или сельский учитель?

Иногда Катенька была очень неразборчива в связях. Оно и понятно, кабы выросла рядом с отцом, а то… Без мужской руки разбаловалась, конечно, да и сама Наталья Ивановна не требовала от дочери такой уж честности. А вышло… Что она, что Руслан…

— Да ладно. — Амитова услышала мягкое журчащее покряхтывание внучки, и сердце ее обволокло пеленой нежности. Даже в носу немного защипало. Ради Мариночки и Катьки Амитова была способна на многое. На все, чего душой кривить. Но знали об этом немногие. Разве что Глебов. Ничего, Бог поможет.

Ничего. Хорошо, что дочь уехала, потому что поступила к Наталье Ивановне такая информация, от которой сто раз она уже пожалела и о планах Дамира, и о том, что на свет родилась. Но — ничего… Выкрутимся. А пока — надо, чтобы сидело там дитятко тихо и с заезжими кавалерами не шалило.

— Катя, смотри… Я ведь все знаю! — на всякий случай предупредила Наталья Ивановна.

— Хорошо, — сказала дочь покорно. Хорошо, что рядом с Катей не оказалось никого, кто мог бы рассказать матери о том, как руки и колени у нее мелко дрожали. И с этим ничего нельзя было поделать. Катя натянуто улыбнулась и положила ребенка в кровать. Хорошо, что никто или почти никто ее сейчас не видит. А если мамаша действительно все знает? Или узнает немного позже?

Наталья Ивановна посмотрела на часы. Обычно по вызову строгой начальницы секретарша появлялась через одну минуту. Что сейчас-то она там возится? Что, вообще, происходит?

Почему-то она часто вспоминала деревню, стройотряд. Фундамент для коровника — это все, чем юное студенчество смогло помочь селу. И безумный Лялькин шепот:

— Кому-то скажешь — я умру, но и тебя из могилы достану!!!

— Плевать. — Тогда Наташка была такой смелой, такой уверенной в себе.

Все они — и принципиальная комсомолка Афина, и чокнутая Жанка, и крыса Дашка, и Лялька, особенно Лялька, — все они знали жизнь понаслышке. Потому что не видели смерти. Не киношной, а настоящей — грубой, со страшным лицом, с последней судорогой и устойчивым запахом мочи. А Наташа уже успела насмотреться.

— Плевать и на тебя, и на твоего папочку. Проститутка!

— А на клятву Гиппократа и белую шапочку? — прищурилась Лялька, покусывая губы цыганскими, как казалось тогда, абсолютно белыми зубами. — Ты же хочешь в мединститут? А там конкурс…

Из них из всех Наташа Амитова единственная не имела студенческого билета.

Два года подряд она не могла сдать химию. Два года получала «пару» и снова возвращалась в свою лабораторию. Иногда она подрабатывала ночами в отделении медсестрой. В стройотряд ее устроили фельдшером.

— Плевать, — уже менее уверенно сказала Наташа. Если бы она тогда знала, что маленький бандит с окраины (ее родной брат) станет со временем Большим Дамиром, разве унижалась бы она перед ними перед всеми?

— Ладно. — Лялька усмехнулась. — Не такая большая потеря. А может, ты права, и действительно пора… Пора, мой друг, пора. Туда, где за тучей белеет гора, туда, где гуляет лишь ветер да я…

— Сама сочинила? — с уважением спросила Наташа, которая и тогда, и сейчас к поэзии относилась с большим предубеждением. Если нельзя спеть, чего ж рифмовать? Чтобы потом гнусно завывать со сцены? Вот «все мы бабы стервы» или там «айсберг с одним крылом» — это куда лучше.

— Сама. Я все делаю сама, — рассмеялась Лялька. — А в институт ты можешь не поступить, дорогая моя. Веришь, что это в наших силах? Землю от пожара уберечь? Веришь? — Лялька обдала ее ароматом дорогих духов и умчалась мешать бетон.

Наташа верила. Такие могут все. И им все сходит с рук. И кто бы мог тогда подумать, что через двадцать лет она, Наташка, вольется в эту касту неприкасаемых?

А вскоре Ляльку нашли мертвой…

— Ты где? — Амитова включила прямую связь с секретаршей. Нервы почему-то были на пределе. Хотя в глубине души она была уверена, что все уладится. Все непременно обойдется. Малой кровью. Например, Афинкиной.

— Я здесь. А это — это почта. А это бутылка из-под пива. Вы ее сами выпили. — Девчонка имела наглость прыснуть в кулачок. Вообще, кроме наглости, она ничего не имела. Как и все эти — нынешние. Думают, что, кроме английского языка и внешности, им в жизни ничего не надо. Глупые, глупые.

— Вали-ка ты отсюда, пока я чего другого не сказала, — предупредила Амитова, с удовольствием разглядывая письма и телеграммы. Некоторые из них были украшены штампами крупнейших учреждений страны. — Лучше бы денег прислали. Только туалет оклеить всеми этими открытками.

«Искренне рады за Вас, считаем, что Ваше избрание директором центра еще раз подтверждает тот факт, что путь реформ нельзя остановить. Вы — наше знамя».

— Идиоты, что ли? — Она пожала плечами и представила себе эту их искреннюю радость, от которой текут по щекам злые слезы.

— А можно было рассортировать? По папкам разложить. Что сразу в мусор, а что для истории? А?

— А кто же их знает, что в мусор. Так, с виду — одинаковые. И по телевизору всех показывают.

Амитова вяло перебирала бумаги, и вдруг рука ее дрогнула… На белом конверте не было адреса ее приемной. Обратного — тоже не было. Взятка? Анонимка?

— Это еще откуда? Слышишь, ты, коза? Куда пошла? Стой уже здесь. Если деньги, ты свидетель, что мне они…