но сейчас, в свете прошедших событий ситуация для него осложнилось настолько, что одни лишь намеки начальницы на увольнение многократно усилили его внутренне беспокойство и страх.
— …У нас тут вообще завал, — продолжала, между тем, Литовская. — Сутра снова звонили по поводу последних перечислений.
— Все оформлено.
— Оформлено — это понятно. Но мне нужно было знать когда ушло… Да мало ли еще какие вопросы — а вас нет! Давайте все теперь будем к обеду приходить, или вообще — когда захочется…
Литовская говорила дальше, но Белокобыльский уже перестал ее слушать — его вновь поглотили размышления об участке.
«Еще инвалид этот ненормальный, — вдруг вспомнил он о Майском, и эта внезапная мысль вконец растревожила его. — Зачем снова пришел? От Ивана говорит. Его-то он откуда знает?.. А тому дурочку спокойно не сидится, все куда-то лезет!», — думал Белокобыльский как раз в ту минуту, когда дверь кабинета открылась, и внутрь зашел Майский.
— Здравствуйте, Евгения Львовна, — сказал он, проходя и усаживаясь на один из расставленных возле стола стульев, прямо напротив сидевшего тут же юриста.
Литовская прекратила свой монолог. Она на секунду растерянно взглянула на Белокобыльского и, поняв, что тот также пребывал в замешательстве, вновь обратила свое внимание на Майского.
— Что вы хотели? — нахмурившись, грубо поинтересовалась она, совершенно сбитая с толку появлением незнакомого мужчины, который не только бесцеремонно прервал ее, но еще и без всякого приглашения расположился в кабинете, даже не удосужившись при этом снять верхнюю одежду.
Майский молчал. Заходя он и не думал, с чего начнет разговор, но переполняемый эмоциями просто ждать в коридоре больше не мог.
— Мне нужно с вами поговорить, — наконец, заявил он, опустив локоть правой руки на стол, а свесившейся кистью зажав предплечье левой.
— Вы что не видите? я уже разговариваю! — в гневном негодовании воскликнула Литовская. Краткое и прямое объяснение Майского возмутило ее. — Выйдите! Я приму вас, когда закончу, в порядке общей очереди!
— Я не выйду, пока не поговорю! — тоже повысив голос, решительно и безапелляционно сказал Майский.
Литовская замолчала на мгновение.
— Что вы хотите?! Только быстро! — с видом крайнего недовольства произнесла она, отведя взгляд на лежавшие рядом бумаги.
В обычной ситуации Литовская не стала бы ни о чем разговаривать с нахальным гражданином, но вид не спавшего уже больше суток Майского, который сидел весь распаленный, содрогающийся в нетерпении, с раскрасневшимися, пылающими гневом глазами излучал такую энергию, такую безудержную и даже безумную силу, что она несознательно, повинуясь только своим первобытным животным инстинктам, поостереглась идти на прямую конфронтацию и решила выслушать его.
— Меня зовут Максим Леонидович Майский, — задыхаясь от эмоций, начал он. — Я приходил к вам в августе…
— И что? — перебила его Литовская. — По-вашему я должна помнить каждого, с кем разговаривала несколько месяцев назад?!
— В конце прошлого года я переехал в N-ск, — ничего не ответив на это замечание, продолжил Майский, — и выплаты моей пенсии по инвалидности перевели в ваш фонд. Сразу же после этого мне снизили их с пятнадцати тысяч рублей до жалких пяти! Вы отправили меня с этим вопросом к Белокобыльскому, — он кивнул головой в сторону юриста, — который сказал мне, что пенсию обрезали якобы потому, что из расчета убрали северные надбавки, начисленные мне в Я-ске… При этом у меня есть решение суда, по которому моя пенсия не может быть ниже пятнадцати тысяч… Урезание моей пенсии незаконно, и я требую восстановить мне ее на прежний уровень!
— Что значит «вы требуете»?! — в крайнем возмущении вытаращила глаза Литовская. Она уже успела припомнить свой разговор с Белокобыльским. — Я в курсе того, о чем говорил вам Владимир Алексеевич! Ваши выплаты были снижены по причине переезда. В N-ске совершенно другой уровень пенсий и восстановить ее невозможно! Если только вы не захотите вернуться назад в Я-ск.
— То есть восстановить мне прежнюю пенсию невозможно?! — в гневной улыбке обратился к женщине Майский.
— Невозможно! Я еще раз говорю, что с вашей группой инвалидности вам полагается пять тысяч рублей — не больше!
— А региональные надбавки? — глаза у Майского вспыхнули. — Вы же можете устанавливать свои собственные коэффициенты на базовые выплаты, увеличивая, таким образом, размер пенсий. Все это есть в законе.
— Региональные коэффициенты сейчас не используются, — суетливо произнесла Литовская, отведя взгляд и мельком взглянув на юриста. — Мы не можем их применить!
— Почему это вы не можете их применить? Потому что в таком случае вы ухудшите показатели работы фонда и не получите премии в конце квартала?!
— Наша премия здесь абсолютно не причем…, — Литовская вдруг напряглась, так что даже сквозь отложившийся под щеками жир можно было разглядеть сведенные мышцы ее лица. — Мы же не можем увеличить выплаты в отношении отдельных граждан. Если сделать кому-то надбавку — допустим даже вам — придется поднимать пенсию всем! А этого фонд не сможет потянуть.
— Получается, что вы ни к кому не применяете эти коэффициенты? — испытующе уставился на нее Майский.
— Ни к кому, — насторожившись, ответила Литовская.
— И вы, — обратился он уже к Белокобыльскому, который смотрел на него прямо в упор, — наверное, считаете точно также?
Когда Майский задал свой вопрос, лицо юриста искривилось в омерзительной гримасе.
— Что же вы молчите? — снова спросил Майский. — Неужели ничего не хотите сказать Евгении Львовне?.. Тогда я расскажу некоторые подробности вашей деятельности на должности главного юриста! Например, как вы за особое вознаграждение устанавливаете отдельным гражданам повышающие коэффициенты, увеличивая их пенсии в несколько раз!
— Хватит нести эту ерунду! — разразился Белокобыльский. — Вы в чем меня обвиняете? Я вам что, мошенник какой-то?!
— Мошенник — это для вас комплемент! — еще резче продолжил Майский. — Так что, Евгения Львовна, я вам официально заявляю — повышающие коэффициенты вы активно применяете! И скажу даже больше: ваш главный юрист оформляет пенсии по инвалидности людям, которые и вовсе инвалидами не являются!
С этими словами Майский посмотрел на Литовскую: она сидела онемевшая, совсем опешившая, будто в ожидании чего-то; глаза ее бегали, но голова по-прежнему была повернута в его сторону — на Белокобыльского она, похоже, даже не взглянула.
Майский все понял.
— Вы в курсе! — с омерзением выговорил он. — Тоже во всем этом участвуете!.. Конечно! Как бы он без вас проделывал такие махинации!.. Что же вы за твари такие?! — сказал Майский, пристально глядя на Литовскую, которая, паникуя, уже не находила себе места.
Белокобыльский, между тем, тоже наблюдал сейчас за совсем потерявшейся и перепугавшейся начальницей. Сам он быстро догадался, что кроме этих общих обвинений у Майского ничего не было. «Скорее всего, Ванька снова натрепал по пьяни не того», — сходу сообразил