школярами отправится в порт, чтобы нанять рыбачью шхуну до Валены. Эта шхуна будет ждать в бухте неподалеку от университетских стен, и Гарри, Кир и Флер сядут на нее в последний момент. Тоже переодетые разумеется – девочку переодели в мальчика, даже подстригли. Флер притихла. Она имела собственное мнение о происходящем, о чем, разумеется, никому не сообщала. Девочка привыкла к тому, что ее считают глупой девчонкой и не слушают, распоряжаются ею: иди туда, сюда, будь здесь… А она уже не глупая девчонка, она не дура! Она достаточно большая, чтобы спуститься со скалы на веревке – а кто бы знал, как это страшно! Она ведь справилась, и брата нашла, и всех спасла. И что?! А ничего! Ей не только спасибо не сказали, ее вообще ни во что никто не ставит! Когда она открывает рот, чтобы что-то сказать, ее или вообще не слышат, словно она место пустое, или одергивают, иди, мол, не мешай. И Флер для себя все решила. Она вернется к маме. Пусть Гарри и его друзья делают, что хотят, а она будет с мамой. Мама в плену, среди чужих и злых людей, и у девочки больно сжималось сердечко, когда она думала об этом. Мама у нее такая хорошая! Добрая, веселая, любящая. Она знает столько волшебных сказок, большую часть которых сочиняет сама! И все ее сказки такие добрые, волшебные, и в то же время трогательные; они рождают в сердце ее дочки огромное желание маму защитить и беречь. Даже ее акцент вызывал во Флер недетскую нежность, усиливая ощущение хрупкости, ощущение «не от мира сего». Флер порой даже злилась на Фиби, которая, становясь взрослее, все чаще ссорилась с мамой и даже ее гобелен пренебрежительно называла «пылевой тряпкой», утверждая, что никогда в жизни не станет тратить время и силы на столь бесполезное занятие. А Флер восхищалась маминым гобеленом. На нем их замок даже лучше, чем настоящий! Мамочка переживает о ней, Флер. – Думала девочка, и слезы текли по щекам. – Она в плену, и не знает, что ее дочка и сын живы. Пусть Гарри делает, что хочет, ищет союзников, зовет на помощь – а она, Флер, будет с мамой! Она ее успокоит и защитит.
Привести план в исполнение оказалось невероятно легко. Шагая с нею и Киром по узкой улочке Фьесангервена, ведущей к бухте, Гарри про нее словно бы и вообще забыл, вполголоса переговариваясь со своими спутниками – Папаша Ури выделил им четверых сопровождающих, – и обсуждая какие-то подробности их дальнейших планов. Флер осторожно отстранилась от брата, готовясь. И как только появилась такая возможность, бросилась со всех ног в боковую улочку.
– Флер, стой!!! – Опрометчиво закричал Гарри. Девочка даже не обернулась.
В деревеньку Дичь Клык и Ветер, неразлучная парочка, приехали под вечер. Вообще-то, они знали, что поживиться там особо нечем, слишком близко она была от Найнпорта и Редстоуна. Там и кур-то почти не осталось. Народ бежал из нее со страшной силой, больше половины домов стояли заколоченными. Но их последний рейд по дальним деревням вышел настолько неудачным, что с собой они почти ничего не везли, и надеялись разжиться хотя бы свежими овощами. Огурцы, горох, ревень – все это уже вовсю плодоносило, а с паршивой овцы, как говорится, хоть шерсти клок. Ягодный для Поймы Ригины год для юга обернулся настоящим бедствием: чем ближе к Красной Скале, тем хуже взошли посевы, и тем больше всякой вредоносной нечисти угрызало деревья и скудные всходы. Вокруг замка, на скале, на кустарник и даже на лопухи напали какие-то странные жуки, большие, продолговатые, с металлическим блеском и специфическим запахом; они обглодали дочиста все, что росло, начиная с сирени и заканчивая подорожником. Барон отправлял слуг и даже своих любимцев собирать и жечь этих жуков, но тщетно: зелень не спасли. И Барр ничего сделать не смогла, не углядев здесь никакой магии. В самом замке было как-то особенно много нынче пауков, многоножек, двухвосток, мокриц и какой-то еще неведомой кусачей твари, они заползали в постели, падали в еду и питье. Барр грешила на лесную ведьму. Пусть та не может видеть ничего за пределами своего леса, но отправлять оттуда своих вредителей вполне способна. Вот только опознать ее магию и найти способ борьбы с нею Барр пока так и не смогла. Она могла их сжечь, но горели они, гады, вместе с тем, на чем сидели и по чему ползали.
Деревенька Дичь, находясь так близко к Красной Скале, страдала от нашествия ползучих тварей так же, как и Редстоун. И, спешившись на окраине и привычно нырнув через полосу лопухов и лебеды на грядки, Ветер скоро издал разочарованный возглас:
– Вот «»», а?!
– Эй! – Окликнул его Клык, и таким голосом, что Ветер проглотил все вопросы и споро вернулся на дорогу.
– Тихо! – Поднял руку Клык. Ветер прислушался. На другом конце деревни выла собака.
– Ну, и че? – Спросил Ветер. – Собачатина воет. Ты че, я собак не ем и есть не буду, иди на фиг!
– Да ты что, не понимаешь?! – Клык выглядел озадаченным. – Нет? Еще послушай!
– Ничего не слышу. – Признался Ветер, но и он вдруг ощутил какую-то тревогу. Что-то было не так, прав Клык – тишина какая-то… неправильная. Вообще-то, как только они появлялись на улицах любой деревеньки в Пустошах, – а Клык и Ветер оставили себе привычную униформу Красной Скалы, – как вся деревня вымирала, люди прятались, прятали детей и животных. Но полукровки чувствовали живое присутствие, страх, общую напряженную эмоцию. Здесь же все словно вымерло.
Не совсем. Собака выла. И чувствовалось какое-то присутствие, какое-то недоброе внимание.
– О, кошак! – Снимая напряжение, обрадовался Ветер. Их в башне осаждали крысы, наглые до ужаса, воровавшие и портившие значительную часть их добычи, и Ветер давно хотел обзавестись кошкой. Даже припас для этого торбу с завязками – те кошки и коты, которых он ловил и пытался привезти домой прежде, удирали от него ловко и изобретательно.
– Держи торбу наготове! – Азартно сунул ее Ветер Клыку, и направился к крупному черно-белому котяре с умильным:
– Кыся-кыся-кыся! Иди сюда, поганец, вкусняшку дам!
Кот, о, диво, бросился к нему, как к родному, с отчаянным плачем. И вырываться и не подумал, напротив, прижался к нему, норовя втиснуться подмышку или еще куда. В торбе отчаянно закричал, но быстро притих.
– Он же чей-то! – осуждающе произнес Клык.
– Да ну тебя, – фыркнул Ветер, – достал ты с совестью своей… И откуда ты среди нас взялся-то такой, а? – Он оглядывался.