Особенно девушке понравился анекдот об Ульвенах. Якобы Ульвены были сподвижниками Райдегурда, и после поражения герцога Белых Скал их род, как и все мятежные рода, был подвергнут репрессиям. Все женщины и девочки были заточены в монастыри, все мальчики старше четырнадцати – казнены. Из мужской части Ульвенов остался один мальчик, Гарет Ульвен, который должен был вечно оставаться в монастыре, но сбежал оттуда и отправился бродяжничать по острову, пока не был пойман и заточен в крепость в ожидании казни за побег. Но неожиданно к королю Генриху и его супруге, королеве Изелине, явилась девица Гвен Петерсон, и пожаловалась, что сирота и бесприданница, и по этой причине почти что уже старая дева. «Один нашелся хороший жених, – без обиняков заявила она королю, – и того вы хотите казнить, это что такое, ваше величество?!». Генрих Великий рассмеялся, и сказал, что так и быть, отдает ей жениха, и даже дает ей приданое. Приданым оказался замок Синий Камень близ Маскареля. Теперь, – кто-то сделал приписку карандашом на полях, Мария подозревала, что его высочество, – Ульвены являются графами Маскарельскими, вернувшими себе и славу, и влияние. Нынешний граф Маскарельский, Вильям Ульвен, женат на Алисе Хлоринг.
Мария прочитала этот анекдот, зацепившись за имя «Гарет». Как она по нему тосковала!.. Она была сильной и цельной натурой, и все ее чувства были такими же, как она сама: сильными, бескомпромиссными. Полюбив Гарета Хлоринга, она не думала о том, что выйдет из этой любви, и так корила себя теперь за то, что не скрыла, как ей казалось, своих чувств от него! Зачем они были ему нужны?.. Он ее не просил и не соблазнял, она сама влюбилась, потому, что его нельзя было не любить – так девушке казалось. Он был весь – сила, свет, тепло и соблазн… Он относился к ней бережно и деликатно, не смотря на то, кто она в его глазах. И в своих – тоже. Мария отложила книгу и, запрокинув лицо, зажмурилась, пережидая боль. Как научиться не думать о нем и о себе, не терзать свое сердце сожалениями и стыдом?! И грешными мечтами о том, как это: когда ЭТО происходит с любимым мужчиной?..
В какой-то момент ей почудилось, что кто-то на нее смотрит, и она оторвалась от книги и своих мечтаний, и оглянулась. Но угрозы не было, Мария ее не ощущала. Здесь, у этой березы, бывали эльфы – Мария иногда замечала новые шнурки на ее ветвях. Как и она сама, эльфы любили это дерево, очень старое, с непривычно толстым для березы стволом, и в то же время стройное, живое, без единого дупла или сухой ветви. Что-то неуловимое подсказало Марии, что это именно эльф.
– Я вам мешаю? – Спросила она вслух. – Простите. Это мое любимое место. Но если надо, я уйду.
Но ушел эльф – беззвучно, незаметно. Человек вообще ничего бы не ощутил и не заметил; Мария тоже ничего не слышала и не видела – это было именно чутье. Вздохнув, она чуть переменила позу и стала смотреть на Ригину. И на Хефлинуэлл. На окна, за которыми не было их обитателей. Но которые оставались манящими и давали какую-то иллюзию связи с ними – с обоими…
Шторм ушел, почти сбежал. Мария оказалась безумно похожа на их мать, такую, какой он увидел ее глазами своего умирающего отца. Янтарно-топазовой, прекрасной и сильной. Он не знал, что должен чувствовать при виде своей сестры, и должен ли; совершенно точно в нем не взыграли родственные чувства и не забил источник братской любви. Но он включил Марию в число избранных своего сурового сердца, и отныне у нее не было защитника отчаяннее и бескомпромисснее.
Гарет и Ганс Кальтенштайн обошли всю крепость, и Гарет обратил внимание на крестьян. Они здесь, похоже, собрались со всей округи: о подходе корнелитов знали, и люди поспешили под защиту крепостных стен на всякий случай, памятуя о печальной участи всех малых деревень и хуторов, которые попадались корнелитам по пути.
– Урожай нынче богатый был. – Спокойно и печально говорил Кальтенштайн, а Гарет смотрел на людей, которые безропотно устроились прямо под открытым небом, со всеми пожитками, детьми, стариками и домашней скотиной, даже готовили здесь же еду в котелках, на импровизированных жаровнях. Пара монахов-францисканцев бродила среди них и что-то раздавала, кажется, хлеб. – Корнелиты посевов не щадили. Шли прямо по нивам и покосам. Голод ждет Междуречье, вне зависимости от итогов войны.
– Для животных корм есть? – Спросил Гарет, хмурясь.
– Одну скирду успели в грангию заложить. – Кивнул Кальтенштайн. – На две недели хватит. Есть прошлогоднее сено, солома, овса довольно. Полно репы и моркови, горох прошлогодний есть.
– А дальше?..
– А дальше, – вздохнул тот, – скота станет меньше. И людям, и защитникам крепости нужно есть. Об этом не беспокойтесь, ваше высочество.
– Ты все-то не выпивай, сестре оставь, поросенок! – Услышал Гарет, мельком глянул: молодая женщина поила из глиняной кружки детей молоком только что подоенной козы. И снова задумался о том, куда мог отправиться за помощью Гэбриэл. Получалось: или к эльфам, или в Гармбург, встретить кардинала и привести его с людьми сюда. К эльфам было дальше, но безопаснее. В Гармбург было ближе, но теперь, понимая всю напряженность обстановки, учитывая близость Дракенфельда и Лавбурга, предательство Мэйхью, Гарет считал, что для Гэбриэла отправляться туда, даже вдвоем с эльфом – самоубийство.
– Могло быть гораздо хуже. – Видимо, чтобы подбодрить его, заметил Кальтенштайн. Гарет вздохнул. Как говорит его брат: могло, да. Каким бы ни был исход, герцогство ждут голод, смута, и масса сопутствующих проблем. И как герцог, он привычно начал рассчитывать про себя средства, возможности… И фоном для этих невеселых расчётов оставались напряженные мысли: куда рванет Гэбриэл? Он ведь отважен и дерзок до абсурдности. Он на все способен, его Младший. Абсолютно на все. Даже собрать небольшую ватагу из невесть, каких наемников, и заявиться под стены Кальтенштайна уже завтра. Гарет, не особенно на это надеясь, принялся подсчитывать в уме, сколько времени Гэбриэлу понадобится, чтобы привести сюда эльфов – если они пойдут, конечно, – и сколько – чтобы добраться до Гармбурга и привести сюда подмогу оттуда. Получалось – не меньше двух недель. Дождутся. Если, конечно, корнелиты не пойдут на приступ. А если пойдут – если они эти приступы переживут. А если переживут… От этих мыслей лицо Гарета постепенно становилось таким же, как у его спутника.
После долгих размышлений и разговоров, поступить решили так: друзья разделятся, и Марк, как наименее известная в лицо личность, с двумя