отказываются даже называть свою фамилию, как было с той бедной женщиной, оказавшейся даже невиновной, о которой я рассказывал выше.
Бывают и такие, которые начинают бессмысленно лгать, называть себя вымышленными именами, давать ложные адреса, но вовсе не потому, что они были виновны.
Очень часто в таких случаях ложь ровно ничего не доказывает. Есть люди, которые чувствуют непреодолимую потребность лгать, когда судьба почему-либо приведет их в столкновение с судом или полицией. Так и кажется, что они воображают, будто правосудие подставляет им ловушку. На моих глазах перебывали сотни таких примеров.
Помню одну курьезную парочку овернцев, которых обвиняли в сбыте довольно значительного количества будто бы заведомо краденого сыра.
Было документально доказано, что они получали большие партии сыра, но обвиненные с бессмысленным упрямством отрицали очевидность факта. Между прочим, собранные о них справки характеризовали их как вполне честных людей. Напрасно я старался им доказать, что если они по невниманию купили сыр у воров, то это еще не составляет преступления. Потерянные слова! Они с ослиным упрямством уперлись на своем и ни с места!
Три месяца они просидели в тюрьме, а на суде было установлено ясно как божий день, что они купили сыр по нормальной цене, отнюдь не подозревая, что продавцы — воры. Само собой разумеется, овернцы были оправданы.
Но если бы они с самого начала не стали лгать и просто, бесхитростно рассказали правду, им ни единого дня не пришлось бы пробыть в тюрьме.
Но вот другой случай, еще ярче и нагляднее доказывающий, к каким трагическим последствиям может привести ложь в показаниях на судебном следствии.
Однажды суд получил анонимное письмо с доносом на одного рабочего В., будто он совершил убийство незадолго перед тем в окрестностях Макона.
Действительно, в чаще леса был найден страшно обезображенный труп молодой женщины с перерезанным горлом.
Для установления личности убитой не было других указаний, кроме ее костюма. На ней было очень простенькое черное платье, такая же шляпка с пером и белье, помеченное инициалами «М. Р.». Наконец интересная подробность: около трупа была найдена челюсть искусственных зубов американской фирмы А., вырванная изо рта убитой.
Инициалы возлюбленной субъекта, на которого был сделан донос, также были «М. Р.», и эта женщина исчезла довольно таинственным образом.
Говорили также, что сам В. покинул Макон накануне того дня, когда труп был найден в лесу. Нашлись даже свидетели, утверждавшие, что В. не раз грозил убить свою приятельницу, покинувшую его ради возлюбленного, некоего Г.
В., само собой разумеется, энергично отрицал свою виновность в убийстве, но он начал лгать с весьма опасной для него последовательностью.
По мнению врачей, производивших осмотр трупа, преступление было совершено 14 июля, а В. утверждает, что он уехал из Макона 12-го, потом останавливался в Дижоне и в Фонтенбло и приехал в Париж в ночь с 13 на 14 июля.
Это алиби было легко проверить, так как он указывал на знаменательное число национального праздника. Тотчас же были сделаны запросы по телеграфу, и очень скоро выяснилось, что В. нагло лгал, так как из Макона он уехал только 14-го вечером.
С другой стороны, очень многие свидетели признали в обезображенном трупе женщины госпожу M. Р., бывшую возлюбленную В.
В тот день, когда все они видели ее в последний раз, на ней было черное платье и шляпка с пером, совершенно так же, как на убитой. Наконец, всем было известно, и сам В. не отрицал, что его любовница носила вставные зубы, купленные у американской фирмы А.
С каждым днем В. все более и более запутывался во лжи. Положение его было незавидно, по обыкновению, присяжные относятся беспощадно к подсудимым, которые с глупым упрямством отрицают свою виновность.
Я готов был держать пари на что угодно, что его голова предназначена для гильотины, а все местные газеты называли В. не иначе как убийцей в N-ском лесу, как вдруг нежданно-негаданно мы получаем телеграмму из одного южного городка с уведомлением, что госпожа M. Р., здравая и невредимая и отнюдь не похожая на видение из загробного мира, лично явилась к прокурору республики, в сопровождении господина Г., своего нового возлюбленного.
— Я прочла в газетах, — говорила она, — будто убита моим бывшим сожителем. Я протестую, так как вовсе не желаю считаться мертвой и чтобы из-за меня казнили человека, который сильно меня любил.
Конечно, В. был немедленно отпущен на свободу, а правосудию пришлось разыскивать настоящего виновника.
В этой истории всего курьезнее то, что В., придя со мной попрощаться и поблагодарить за некоторые маленькие снисхождения, которые я для него разрешал, признался мне, что он сам был автором анонимного письма.
Любовница покинула его внезапно, не сказав, куда отправляется, и вот он задумал воспользоваться случайным сходством костюма, а главное, тем, что у убитой была вставная челюсть, чтобы разыскать свою Дульцинею при посредстве правосудия. Потом он уже сам испугался, видя, что все обстоятельства складываются против него и что он действительно может быть признан убийцей, тогда он начал лгать, отчаянно лгать, даже не отдавая себе отчета в свой лжи, и, понятно, все более и более запутывался.
У него была еще другая мысль, довольно подленькая: он хотел навлечь серьезные неприятности на своего соперника господина Г.
На всех допросах он постоянно повторял:
— Почему это должен быть непременно я, а не он убийца?
Он с таким упрямством настаивал на этом пункте, что, несмотря на всю очевидность складывавшихся против него улик, я все-таки приказал разыскать странного поклонника, который точно в воду канул с тех пор, как заговорили об убийстве его дамы сердца.
Кстати, я должен сказать, что некоторые из моих агентов были твердо уверены, что В. убил также и этого человека и что труп его, по всей вероятности, скоро будет найден.
Мне кажется, что не нужно даже иметь пылкого воображения, чтобы представить себе, в какую страшную драму могла превратиться эта юридическая буффонада.
Допустим, например, госпожа M. Р. имела какую-нибудь причину тайно покинуть Францию и что новый друг увез ее в Китай или Японию, допустим также, что оба заехали в такую местность, где по несколько месяцев нельзя найти ни одной французской газеты. Этого времени было бы вполне достаточно, чтобы суд приговорил В. к смертной казни и чтобы она была совершена над невинным человеком.
Однако возвращусь к мирным занятиям начальника сыскной полиции, когда ему не нужно разыскивать убийц.
Наконец, в исходе девятого часа вечера мне удалось пообедать, потом я облекаюсь во фрак и отправляюсь в оперу, где сажусь