— Я мог бы заточить тебя в тюрьму или казнить, но в нашей семье больше никого не осталось. Если род Ласта продолжится, то лишь через тебя. — Арис стоял, бессмысленно сжимая и разжимая кулаки. — Что же до изгнания, Итарус с радостью примет тебя в свои объятья, чтобы использовать против Антира. Как тогда быть Адирану? Я не перенесу второй войны за мой трон.
Арис протянул руку; лицо его было мрачно. Янус осторожно взял протянутую ладонь и стиснул ее, и привлек племянника к себе.
— Это мой грех — и моя вина. Я виновен в том, что скорее предпочту видеть на своем троне отцеубийцу и заговорщика, чем допущу очередное кровопролитие, которое повлечет моя смерть в отсутствие дееспособного наследника. Так что ты выиграл, Янус. В какой-то мере. Ты останешься при моем дворе. Моим третьим советником. Но лишь посмей приблизиться к Адирану — и по моей команде псы перегрызут тебе глотку. Без колебаний. Теперь твоя и его жизни неразрывно связаны. Если мой сын подхватит лихорадку или даже просто ударится, ты за это заплатишь. Ты хорошо понял меня, племянник?
В глазах Ариса стояла ледяная синева зимнего неба, и впервые в жизни Янус отвел взгляд.
— Я бы никогда не причинил зла Адирану, — проговорил он, обретя наконец дар речи. Впрочем, вредить Адирану и не требовалось: его присутствие было только на руку. Если Янус станет регентом глупого и доверчивого молодого человека, в которого должен был вырасти Адиран, его положение не будет отличаться от положения короля на троне. Но все эти мысли отступили перед настоятельной потребностью вернуться к Маледикту, удостовериться, что шов не разошелся после прекращения действия снадобья, облегчить его боль…
— Янус, меня тошнит от твоего пустословия. Отправляйся наверх и не смей покидать своих покоев, пока мы не завершим обыск.
Янус подавил готовую вырваться наружу ярость, еще раз напоминая себе, что они ищут продажного мальчишку — всего лишь подделку. Наверху захлопали двери, и он вперил взгляд в пол, опускаясь в поклоне, хотя все его тело пронизывала тревога. Он ожидал, что гвардейцы ограничатся поисками на землях Ластреста и не станут обшаривать дом. Бросив последний взгляд на опустошенное лицо Ариса, на стражников на подъездной аллее, разбирающих лопаты, Янус как бы неохотно покинул комнату, хотя кровь пульсировала в его жилах, подгоняя: скорее, скорее.
Дверь в его покои стояла настежь, шкафы — тоже: гвардейцы вели обыск. Янус открыл рот, собираясь возразить, и тут кровь застыла у него в жилах. Обойдя дверцу шкафа, скрывавшую часть стены, он увидел, что потайная дверь широко распахнута.
— На кровати и на полу кровь, — заметил один из гвардейцев.
— Я тоже был ранен. Когда защищал Аурона. — Янус не мог контролировать собственный голос; все его существо дрожало от единственного желания — захлопнуть дверь в потайную комнату, хотя он прекрасно понимал, что уже слишком поздно.
Гвардейцы переглянулись и ушли, заперев Януса снаружи. Он, спотыкаясь, заковылял в потайную комнату, но в крошечном тесном помещении его ждали только мрак и тени. Потухшие свечи были холодными.
Янус ощупью побрел к пыльной кушетке, на которой оставил Маледикта. Не может быть, чтобы он встал и опять начал играть в смертельные «кошки-мышки» с гвардейцами… У Януса перехватило дух; он подавил рыдания, представляя, как находка стражников превзошла все их ожидания — ведь они обнаружили не труп, а выжившего, пусть и слабого, пропавшего Маледикта. Он был легкой добычей. Янус упал на колени, простирая руки в мольбе, и вдруг его ладони коснулись липкой, потной плоти. До его слуха донесся едва слышный стон. Поднеся ладони к глазам, Янус увидел на них кровь.
Дело рук Ани, понял Янус. Пустая комната на самом деле оказалась вовсе не пустой; та же паутина теней, что поймала в капкан Ласта, теперь спасла вместилище Ани. Янус истерически захохотал, но тут же испуганно смолк. Какой же силой обладала Ани — и Миранда вместе с ней? С такой мощью он мог бы добиться чего угодно… Он и Маледикт будут править этой страной, как правили Развалинами, и никто не осмелится пойти против их воли. Если Маледикт выживет.
Янус приник к кушетке, стиснул холодные, скрюченные пальцы в своих ладонях.
* * *
Во рту был привкус пыли и крови, и едва ощутимый запах промасленной стали словно поднимался от раны сквозь вены. Пульсация боли, опустошающей, смертоносной, из одной точки волнами распространялась по всему телу. Миранда с трудом открыла затуманенные глаза. Ее окутывали неясные тени, по сторонам поднимались крутые стены — слишком крутые и высокие, в склепах таких не бывает. Маледикт мертв, это она точно знала. Янус убил его, и даже Ани он загнал в глубину его тела, где Она сжалась в комочек, затаилась.
Неимоверным усилием воли Миранда приподняла руку — и уронила на грудь, на тугой льняной шов над самым центром боли. Тени сомкнулись над ней, веки смежились. Комната закружилась, выписывая затейливые повороты, словно танцевальные фигуры, которым когда-то учил ее в садах Арис. Когда Миранда набралась сил, чтобы снова открыть глаза, стены стали обычным неподвижным камнем.
Из темноты к ней выплыл мертвенно-бледный отсвет, квадрат тьмы породил златовласую фигуру в белой рубашке.
— Не прикасайся. Рана у самого сердца. Я боялся, что ты не выживешь.
— Янус… — едва слышно выдохнула Миранда. Почти незаметное движение груди вызвало жар и мучительную одышку.
— Тише. — Янус опустился возле нее на колени, взял забинтованную ладонь в свои. Миранда ощутила новый запах — густой, кисловатый дух мокрой земли и листвы. Он возобладал даже над запахом крови, исходившим от ее кожи, и смертельной усталости Януса. Черная почва и суглинок — холодная земля, поднятая из глубины, куда никогда не проникал солнечный луч. Миранда знала этот запах, она ощутила его на похоронах Ворнатти. Янус копал могилу.
— Я же все спланировал, Мэл. Зачем ты пошевелился тогда, на крыше? Я чуть не убил тебя.
Маледикт вздохнул. Попытался вздохнуть. С усилием заставил губы шевелиться, а язык прижаться к губам, и беззвучно выговорил:
— Ани никогда не прекращает борьбу. Я не мог прекратить борьбу. Даже с тобой. Думал, что ты собираешься убить меня.
Маледикт позволил тьме поглотить себя, заглушить ощущения. Пальцы на груди онемели, ноги стали свинцовыми.
— Я бы никогда не причинил тебе зла. — Ладонь Януса, такая горячая на его холодной плоти, обожгла, вернула из забытья.
— Сейчас больно…
— Я надеялся, что Она залечит тебя гораздо быстрее. Что это займет каких-нибудь несколько минут. Я не ожидал такого. Янус поник головой; с его волос на подушку, капая на лицо Маледикту и вызывая крошечные взрывы ощущений, стекал ручеек мутной воды. Когда Янус поднял голову, Маледикт увидел, что его перепачканное лицо исполосовано мокрыми бороздками слез. Янус выудил из кармана бутыль.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});