— Ты выпил слишком много «Похвального», любовь моя, — возразил Янус. — Ты очень даже живой.
Гнев, как всегда, прибавил Маледикту сил и энергии:
— Да, но замурован здесь словно труп. Я не твоя любовница, или любовник, или придворный. Я твоя тайна, запертая в каменных стенах, спрятанная от слуг и живущая тем, что ты мне приносишь. Теперь ты женишься. Ты отправишься в свадебное путешествие, а кто, любовь моя, будет кормить меня? Кто, скажи на милость? Я всецело завишу от твоих прихотей. Доверишь ли ты кому-нибудь свою тайну — опасную, коварную тайну, которую я собой представляю? Или я буду ползать по твоему дому словно крыса, перебиваться украденным ломтем хлеба или куском колбасы и слушать, как лакеи да горничные обвиняют в пропаже друг друга?
— Мэл, довольно. — Янус поцеловал его в губы, прекращая поток жалоб.
Маледикт ответил на поцелуй протестующим укусом и постарался вырваться, жалея, что не может вскочить и выбежать из комнаты.
— Разве я не превратил твою тюрьму скорее в рай? У тебя тончайшее белье, самая красивая мебель, новые книги и лучшие лакомства. Ведь ты здесь не навсегда. Только пока о тебе не забудут.
Маледикт приподнялся на кровати. Длинные волосы рассыпались по бледным плечам, на скуле и груди выделялись лиловые шрамы. Он язвительно проговорил:
— Значит, меня так легко забыть?
Янус отвел темные волосы с лица Маледикта, но тот тряхнул головой, отталкивая прикосновение.
— Что, правдоподобный ответ в голову не приходит? — поинтересовался Маледикт. — Наверно, даже твой сын, если он у тебя родится, будет слышать мое имя, произносимое шепотом. Даже когда я умру по-настоящему, они все еще будут меня вспоминать. Ты об этом позаботился. Я чудовище, достойное быть воспетым в балладах.
— Не будет никакого свадебного путешествия. Даже если бы я сам мог перенести разлуку с тобой, Арис не желает упускать меня из виду. Я привезу жену сюда.
— Привезешь сюда… — эхом повторил Маледикт. Он поднялся и пошел к потайной комнате. — Какое приятное занятие: проводить время то с женой, то с мертвым любовником.
Маледикт совладал с защелкой, когда Янус почти догнал его, и не без удовольствия захлопнул дверь прямо у него перед носом. Будь он чуть крепче, он бы забаррикадировал вход столом — и пусть Янус потом сам ищет объяснения странному шуму в своих комнатах. Маледикт упал на матрац и уставился в пустой потолок. Его ладонь скользила по простыням в поисках забытого комфорта. Вдруг он рывком сел на кровати: боль отступила. Куда она делась?
Внутри него впервые с той ночи во дворце пробудилась голодная Ани.
Маледикт откинулся на подушку и закрыл глаза, вспоминая, как удобно лежала рукоять меча в его ладони, как смыкались над пальцами металлические перья, как хорошо отбалансированный клинок слушался, когда Маледикт делал взмах рукой или кистью. Юноша сжал пальцы и почувствовал холод металла; перекатился на бок, чтобы взглянуть на меч. Темный от грязи, мокрый, такой же призрак, как сам Маледикт. Юноша отер клинок о простыни, оставив на них ржавые следы засохшей крови и земли, и дунул на лезвие. Там, где его дыхание коснулось стали, капельки влаги испарились, и проступила матовая черная поверхность. Блеснули вороньи глаза, и Маледикт свернулся клубочком вокруг меча, вспоминая, как все было в первый раз. Как Миранда лежала, точно также свернувшись клубочком вокруг своей боли, а в ее сознании рос голос Ани.
* * *
Маледикт расслышал неловкое хихиканье, доносившееся откуда-то в тишине дома, и отодвинул поднос с едой. Изысканные блюда и сахарные украшения лучше, чем непривычное отсутствие Януса, подсказали, какой сегодня день. Маледикт встал с кровати и подошел к двери; осторожно приподнял защелку и выбрался из своей клетки. С мечом в руке он пересек пустую комнату Януса и отважился выйти в коридор.
Его внимание привлекла дверь напротив. Маледикт слышал, как слуги судачили, передвигая там мебель, и потому знал, кому предназначена комната. Он приоткрыл дверь совсем чуть-чуть, желая увидеть одним глазком, что за ней происходит. Янус поддразнивал и подбадривал Псайке, увлекая к кровати. Щеки девушки раскраснелись от вина и волнения. Янус остановился и поцеловал ее ладони, отчего она рассмеялась.
Стиснув рукоять меча, Маледикт наблюдал, как Янус повалил Псайке на кровать, с наслаждением соблазняя ее, обучая вещам, о которых она не имела ни малейшего представления, пока она не начала задыхаться и смеяться. Наконец она вскрикнула и поцеловала Януса в шею. Янус обвел комнату скучающим взором — и вдруг увидел Маледикта. Глаза Януса расширились от ужаса. Он прижал Псайке лицом к своему плечу, загораживая Маледикта.
Маледикт улыбнулся и взмахнул мечом — не для того, чтобы коснуться обнаженной плоти, а чтобы сорвать со стены портрет молодоженов. Картина с грохотом упала на пол. Маледикт скрылся в своей комнате раньше, чем Псайке успела завизжать, перекрывая его сдавленный смех.
* * *
Несколько дней женитьба Януса радовала Маледикта — наконец у него появилось развлечение. Хотя мысль о том, что бич королевского двора теперь должен довольствоваться лишь возможностью донимать скромную девушку, претила Маледикту, от жестоких шалостей он испытывал куда большее удовольствие, чем от наблюдений за двумя голубками. Маледикт будил Псайке по ночам, роняя подушку ей на лицо, касался ее ледяной рукой, заставлял возненавидеть Ластрест, возненавидеть мужа, который не желает увезти ее назад в город.
— Ты сводишь ее с ума, Мэл. — Янус ворвался в комнату, громко хлопнув дверью, не замечая, какой шум производит.
— Осторожней, — предупредил Маледикт. — Ты же не хочешь, чтобы твоя жена услышала, как ты орешь на привидение?
— Зачем ты все это делаешь? Я должен заботиться о том, чтобы Псайке была довольна, а вместо этого она уже подпрыгивает при виде каждой тени. Хуже того, Мэл, она начинает задавать вопросы. Опасные вопросы. Маленькая Псайке совсем не такая дурочка, какой кажется.
— Так почему бы тебе просто не убить ее? — поддразнил Маледикт. Огонь в глазах Януса разжег ответное пламя в его собственной груди; дыхание участилось, отчего рана снова заныла и запульсировала.
— Псайке принята при дворе. Арис благоволит к ней. Я не могу так поступить.
— Можешь, но не станешь. С беспомощным младенцем ты не церемонился. Или же ты просто боишься, что не на кого будет свалить вину за убийство? — ухмыльнулся Маледикт.
— Мэл! Прекрати.
Маледикт поднял меч, на трех коротких фехтовальных шагах проверяя, не утратил ли навыков. От боли зубы обнажились в оскале, и меч пришлось опустить.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});