назад.
– В самом деле, даже Бог бессилен, – согласилась Мариам. – Прошлое необратимо.
– А потом, кто знает, могло бы быть еще хуже, если бы не сон Иосифа.
– Значит, остается молча смириться с прошлым?
– И изумляться тому, как великие события вырастали из малого.
129
Они добрались до Кадеса перед самым заходом солнца. Город издалека казался одной сплошной глиняной стеной, над которой местами высились пальмы. Небо над городским силуэтом было освещено кровавым заревом. Незаметно наступили сумерки. Мариам и Элохим перебрались на дорогу, идущую в город.
– Дада, странный город, – заметила Мариам, – никаких ворот, никаких башен.
– Это не город, а скорее селение, – уточнил Элохим.
У въезда в Кадес дорога перешла в безлюдную улицу. Вдоль нее тянулись однообразные глиняные дома с плоскими кровлями, наводящие лишь тоску и скуку.
– Как только люди живут в столь невзрачном месте, – посетовала Мариам. – Никого нет… Не у кого даже дорогу спросить.
– Встретим уж кого-нибудь.
На первом перекрестке им навстречу вышел молодой араб с рябым лицом. Элохим уловил в его взгляде, брошенном на Мариам, сладострастный блеск. Они проехали мимо.
Впереди изредка стали попадаться старики, сидящие у ворот своих домов. С нескрываемым любопытством, не подобающим их возрасту, они встречали и провожали взглядом всадников. Было настолько неприятно ощущать их взгляды на себе, что Элохиму расхотелось спрашивать у них дорогу.
На другом перекрестке навстречу вышел пожилой араб. Элохим, поравнявшись с ним, остановил коня и спросил его про источник Мерибы. Оказалось, что они на верном пути. Источник находился на площади, куда вела улица, по которой они двигались. Вода считалась святой. Элохим с удивлением узнал, что местные арабы чтят память о Моисее, называя его на свой лад пророком Мусой.
Пожилой араб, в свою очередь, поинтересовался, откуда они и, узнав, что из Иудеи, сказал:
– Иудеев тут не любят. А вы приехали с ночевкой?
– Нет, а что?
– Не советую вам ночевать здесь.
Элохим заметил, как пожилой араб тревожно посмотрел туда, откуда они только что пришли. Он обернулся и увидел недалеко на углу скопление молодых арабов. Они делали вид, будто разговаривают между собой. Среди них Элохим узнал того парня, который первым вышел им на встречу. Ему стало ясно, что они все время шли следом.
Пожилой араб приблизился к Элохиму и тихо сказал:
– У меня дочь таких же лет. Понимаешь? Как бы это сказать? Неловко даже. Но у нас еще сохранился обычай насиловать иноземцев в первую ночь. Как когда-то в Содоме.
Слова араба прозвучали совершенно неожиданно. Не то что Элохим не знал об этом мерзком обычае. «Содомитское гостеприимство» ему было известно из Торы. В самой Иудее подобное происшествие последний раз случилось тысячу лет назад в дни последних судей, когда сыны Вениаминовы в Гиве изнасиловали наложницу одного левита-пришельца. Элохим думал, что этот обычай давно изжит на Востоке.
– У вас еще есть время до наступления ночи, – предупредил его пожилой араб.
Элохим поблагодарил его, и они двинулись дальше в сторону площади.
– Дада, а что он сказал?
– Предупредил насчет мразей, которые плетутся за нами. Только не оглядывайся. И не волнуйся.
– Хорошо, дада.
На площади у источника местные девицы, в черных абайях[81] и укутанные с головы до ног в черные хиджабы, наполняли свои кувшины водой.
– Адда, постарайся не задерживаться.
– Хорошо, дада.
Девицы расступились и пропустили их вперед. Они слезли с коней. Одна арабка набрала воду в глиняную чашу и подала ее Мариам.
Тем временем молодые арабы, шедшие следом, появились на площади. Их теперь было намного больше. У каждого из них за поясом торчал кривой бедуинский кинжал. Нельзя было терять времени.
Элохим быстро посадил дочь на коня.
– Держись рядом! – сказал он, вскочив на своего коня.
– Хорошо, дада.
Элохим оглянулся кругом. От площади расходились три улицы. Одна шла на восток, откуда они пришли, и теперь ее перекрывали кадесские парни, другая – на юг и третья – на запад. Не задумываясь, он выбрал вторую улицу. Однако парни опередили их и преградили им путь.
– А что уже уходим? – с ухмылкой спросил тот рябой парень, который первым в Кадесе вышел им навстречу. Развязность тона придавала его ухмылке зловещую наглость.
– Оставайтесь! – сказал другой парень. – Будьте нашими гостями!
Все громко заржали.
– Я первый! – вдруг воскликнул один из парней, подняв руку.
– Закрой пасть! – отрезал парень с рябым лицом, ударив того по руке. – Кто их первым увидел!? Я!
– Ты был первым в прошлый раз, – возразили ему хором.
Тот ответил действием, внезапно взяв коня Мариам за узду. Конь, недовольно фыркнув, попятился назад. Парень пошатнулся, но устоял на ногах, крепко вцепившись в узду.
– Тихо! Тихо! – сказал он, похлопав коня пару раз по шее.
Конь недовольно дернул головой.
– Красивый конь! Как хозяйка!
В его глазах больше не было слащавого блеска. Теперь ими он пожирал Мариам.
– Прочь с дороги! – спокойно сказал Элохим.
– Что ты сказал!? – огрызнулся парень и, поймав холодный пронзительный взгляд Элохима, невольно отпустил коня, но тут же ухватился за кинжал. Как бы по команде другие парни также выхватили свои кинжалы.
– Что он сказал? – переспросил еще кто-то.
– Не расслышали, – ответили другие.
Как свора диких собак парни обступили коней Мариам и Элохима со всех сторон. Элохим оглянулся. На площади кроме них уже никого не было. Девицы, почуяв неладное, исчезли.
– Слезьте с коней по-хорошему, – предложил угрожающе рябой, – не сделаем больно. Обещаю. Только побалуемся немножко и отпустим. И вам хорошо, и нам хорошо.
Элохим привстал на стременах, как бы собираясь спешиться, но вдруг резко поднял коня на дыбы и еще в воздухе вынул меч из ножен. Конь и меч опустились вниз одновременно. В мгновении ока голова рябого парня слетела с плеч. Все разом ахнули и отпрянули назад.
– Он убил его! – крикнул кто-то.
Элохим подстегнул обоих коней, ударив их плашмя мечом по бедрам. Кони рванулись вперед. Вся свора ринулась вдогонку. Конь Элохима задними копытами лягнул кого-то по лбу и отбросил назад. Другой парень успел прыгнуть на коня Мариам, но не успел схватить ее руками. Откуда-то стрела со свистом вонзилась ему в затылок и вышла из горла. Моментально он свалился с коня. Просвистело еще несколько стрел. Одна из них поцарапала Элохиму бедро. Другая попала прямо в ухо тому, кто, ухватившись за стремя, норовил прыгнуть на Элохима.
– Галлы! – дико завопил кто-то.
Элохим обернулся и увидел всадников в черном с красной повязкой на лбу, ураганом влетающих на площадь с западной улицы. Со всей силы он еще раз подстегнул коней, и они ринулись прочь с