– Что же все-таки случилось? – спросила она слишком высоким голосом.
Рённ достал носовой платок и начал вдумчиво, со знанием дела прочищать свой красный нос. Но Мартин Бек и не ждал от него большой помощи.
– Если у вас есть дома что-нибудь успокоительное, ну какие-нибудь таблетки, мне думается, вам следовало бы принять одну или две, – начал он.
Мальчик, сидевший на стуле перед пианино, встал.
– У папы есть… Есть коробочка мепробамата в ванной, в аптечке. Принести?
Мартин Бек кивнул, мальчик пошел в ванную и вернулся с таблетками и со стаканом воды. Мартин Бек взглянул на этикетку, высыпал две таблетки в крышку коробочки, фру Нюман послушно приняла их и запила глотком воды.
– Благодарю, – сказала она. – А теперь будьте так любезны, объясните мне цель своего визита. Стиг мертв, и мы не в силах что-либо здесь изменить – ни вы, ни я. – Она прижала платок к губам и произнесла придушенным голосом: – Почему мне не разрешили приехать к нему? В конце концов, это мой муж. Что они с ним сделали? Этот доктор… он такой странный…
Сын подошел к матери, сел на подлокотник ее кресла и обнял ее за плечи.
Мартин Бек повернулся так, чтобы сидеть лицом к лицу с женщиной, бросил взгляд на Рённа, помалкивавшего в уголке дивана, и сказал:
– Фру Нюман! Ваш муж умер не от болезни. Кто-то пробрался к нему в палату и убил его.
Женщина воззрилась на Мартина, и он увидел, что прошло несколько секунд, прежде чем до нее дошел смысл его слов. Она опустила руку со стиснутым в ней носовым платком, прижала ее к груди, побледнела.
– Убил? Его кто-то убил? Ничего не понимаю.
У мальчика побелели крылья носа, он еще крепче обхватил плечи матери.
– Кто? – спросила она.
– Мы не знаем. Сестра нашла его на полу, в палате, чуть после двух. Кто-то влез в окно и убил его штыком. Все это заняло буквально несколько секунд, я думаю, он не успел даже осознать, что происходит.
(Так сказал Мартин Бек. Великий утешитель.)
– Все указывает на то, что его застали врасплох, – вступил Рённ. – Если бы он успел как-то отреагировать, он бы попробовал защищаться, но мы не нашли никаких указаний на это.
Теперь женщина воззрилась на Рённа.
– Но за что? – спросила она.
– Мы не знаем, – ответил Рённ.
Больше он ничего не сказал.
– Фру Нюман, – снова заговорил Мартин Бек, – вы, вероятно, могли бы помочь нам это выяснить. Мы не хотим напрасно вас мучить, однако мы должны задать вам несколько вопросов. Прежде всего: вы сами никого не подозреваете?
Женщина беспомощно покачала головой.
– Вам не приходилось слышать, чтобы вашему мужу кто-нибудь угрожал? Или что у кого-нибудь есть причины желать его смерти? Словом, о каких-нибудь угрозах?
Женщина все так же качала головой.
– Нет, – сказала она. – Да и с какой стати кто-то стал бы ему угрожать?
– А может, его кто-то ненавидел…
– Почему его должны были ненавидеть?
– Подумайте хорошенько, – продолжал Бек. – Не было ли таких людей, которые могли считать, что ваш муж дурно с ними обошелся? Он ведь был полицейским, а занимаясь этим ремеслом, наживаешь себе врагов. Он вам никогда не говорил, что кто-то преследует его или угрожает ему?
Вдова растерянно поглядела на сына, потом на Рённа, потом на Мартина Бека.
– Не могу припомнить. А уж такое-то я бы запомнила, скажи он об этом.
– Папа редко говорил дома о своей работе, – сказал Стефан. – Вам лучше спросить в полицейском участке.
– Спросим и там, – сказал Мартин Бек. – Он долго болел?
– Долго, но точно я не помню, – ответил мальчик и поглядел на мать.
– С июня прошлого года, – сказала она. – Он заболел как раз перед Ивановым днем, у него начались страшные боли в животе, и он после праздника пошел к врачу. Доктор решил, что это язва желудка, и уложил его в постель. С тех пор он считался больным, побывал у многих врачей, каждый говорил свое и прописывал свое лекарство. Тогда он лег в Саббатсберг, это было три недели назад, а там они все время брали анализы и делали уйму всяких исследований, но так и не выяснили, в чем дело.
Возможность говорить перевела ее мысли в другое русло и помогла оправиться от потрясения.
– Сам папа думал, что у него рак, – вмешался мальчик. – Но врачи утверждали, что никакой это не рак. Только ему все равно было очень плохо.
– А чем он занимался все это время? Он совсем, выходит, не работал с прошлого лета?
– Нет, – ответила фру Нюман. – Ему и в самом деле было очень плохо. У него бывали приступы боли, которые длились по нескольку дней подряд. Тогда он просто не вставал с постели. Он принимал всякие лекарства, но без толку. Осенью он несколько раз наведывался в участок, чтобы посмотреть, как у них идут дела, – так он выражался, но работать он не мог.
– И вы, фру Нюман, не припоминаете, чтобы он сказал или сделал что-нибудь, что можно хоть как-то увязать со всем случившимся? – спросил Мартин.
Она покачала головой и начала всхлипывать без слез. Взгляд ее был устремлен мимо собеседника в пустоту.
– У тебя есть братья или