“Why, John, you’re not afraid (Джон, неужели вы боитесь)?” asked Dr. Livesey.
“Doctor, I’m no coward (доктор, я не трус); no, not I — not so much (не настолько даже)!” and he snapped his fingers (и он щелкнул пальцами). “If I was I wouldn’t say it (если бы боялся, я бы так не сказал). But I’ll own up fairly, I’ve the shakes upon me for the gallows (но я откровенно говорю, меня трясет при мысли о виселице; to own up — откровенно признаваться; fairly — беспристрастно, объективно, справедливо). You’re a good man and a true (вы добрый человек и правдивый); I never seen a better man (я никогда не видал лучшего)! And you’ll not forget what I done good (и вы не забудете /о том/, что я сделал хорошего), not any more than you’ll forget the bad, I know (хотя, конечно, и плохого не забудете, я знаю; not any more — не более, чем). And I step aside — see here — and leave you and Jim alone (я отхожу в сторону — видите — и оставляю вас с Джимом наедине; to step aside — сторониться, уступать дорогу: «ступить в сторону»). And you’ll put that down for me, too, for it’s a long stretch, is that (и вы также зачтете мне это, да, поскольку это длинное растягивание = это все, на что вытягивается веревка = я делаю для вас все, что могу; to put down — класть; записывать, записывать на счет; stretch — вытягивание, преувеличение, период, отрезок)!”
coward [`kauqd] true [trH] leave [lJv]
Silver was a changed man, once he was out there and had his back to his friends and the block-house; his cheeks seemed to have fallen in, his voice trembled; never was a soul more dead in earnest.
“Why, John, you’re not afraid?” asked Dr. Livesey.
“Doctor, I’m no coward; no, not I — not so much!” and he snapped his fingers. “If I was I wouldn’t say it. But I’ll own up fairly, I’ve the shakes upon me for the gallows. You’re a good man and a true; I never seen a better man! And you’ll not forget what I done good, not any more than you’ll forget the bad, I know. And I step aside — see here — and leave you and Jim alone. And you’ll put that down for me, too, for it’s a long stretch, is that!”
So saying, he stepped back a little way, till he was out of earshot (так говоря, он отступил немного /в сторону/, пока был вне пределов слышимости = настолько, чтобы нас не слышать), and there sat down upon a tree-stump and began to whistle (сел на пень и принялся свистеть); spinning round now and again upon his seat so as to command a sight (он вертелся время от времени на своем месте, чтобы следить; to command — властвовать, управлять; sight — зрение, поле зрения; вид, зрелище), sometimes of me and the doctor, and sometimes of his unruly ruffians (то за нами с доктором, то за своими необузданными бандитами; unruly — неуправляемый, непокорный, буйный) as they went to and fro in the sand, between the fire (когда они ходили туда-сюда по песку между костром) — which they were busy rekindling (который они снова разжигали; to rekindle — вновь зажечь, разжечь) — and the house, from which they brought forth pork and bread to make the breakfast (и домом, из которого они приносили свинину и сухари для завтрака: «чтобы сделать завтрак»; forth — вперед; вовне, наружу).
“So, Jim (итак, Джим),” said the doctor, sadly (сказал доктор грустно), “here you are (вот, получи: «вот ты и здесь»; here you are — вот вам, вот, пожалуйста, возьмите). As you have brewed, so shall you drink, my boy (что посеешь, то и пожнешь, мой мальчик: «как заварил, так и выпьешь»; to brew — варить /пиво/, заваривать /чай/; затевать). Heaven knows, I cannot find it in my heart to blame you (одному Богу известно: «небеса знают», что я не могу решиться осуждать тебя; to find it in one’s heart to do something — быть в силах сделать что-то, решиться на что-то); but this much I will say, be it kind or unkind (но я скажу только вот что, будь это доброй или недоброй /вестью/): when Captain Smollett was well, you dared not have gone off (если бы капитан Смоллетт был здоров, ты не посмел бы удрать); and when he was ill, and couldn’t help it, by George, it was downright cowardly (а если он был болен, и не мог удержать /тебя/, ей-богу, это было прямо-таки трусливо; couldn’t help — не мог предотвратить, не мог ничего поделать)!”
whistle [wIsl] rekindling [rJ`kIndlIng] brewed [brHd] cowardly [`kauqdlI]
So saying, he stepped back a little way, till he was out of earshot, and there sat down upon a tree-stump and began to whistle; spinning round now and again upon his seat so as to command a sight, sometimes of me and the doctor, and sometimes of his unruly ruffians as they went to and fro in the sand, between the fire — which they were busy rekindling — and the house, from which they brought forth pork and bread to make the breakfast.
“So, Jim,” said the doctor, sadly, “here you are. As you have brewed, so shall you drink, my boy. Heaven knows, I cannot find it in my heart to blame you; but this much I will say, be it kind or unkind: when Captain Smollett was well, you dared not have gone off; and when he was ill, and couldn’t help it, by George, it was downright cowardly!”
I will own that I here began to weep (признаюсь, тут я начал плакать; to weep — плакать, рыдать). “Doctor,” I said, “you might spare me (вы могли бы пожалеть меня = пожалуйста, не ругайте меня). I have blamed myself enough (я винил сам себя достаточно); my life’s forfeit anyway, and I should have been dead by now, if Silver hadn’t stood for me (моя жизнь утрачена, так или иначе = висит на волоске, и я был бы уже мертв, если бы Сильвер не заступился за меня; forfeit — расплата /за проступок и т. п./; to forfeit — поплатиться чем-л.; проиграть, лишиться чего-л.); and doctor, believe this, I can die (доктор, поверьте, я могу умереть = готов к смерти) — and I daresay I deserve it (и, полагаю, я заслуживаю ее) — but what I fear is torture (но чего я боюсь, так это пытки). If they come to torture me (если они начнут пытать меня; to come to — дойти до, приступить к) — ”
“Jim,” the doctor interrupted, and his voice was quite changed (перебил доктор, и его голос сильно изменился), “Jim I can’t have this (Джим, я не могу допустить этого). Whip over, and we’ll run for it (перелезь через /забор/, и мы убежим; to whip — хлестать, взбивать /сливки/; действовать быстро, юркнуть, выскочить; to run for it — удирать, мчаться изо всех сил).”
“Doctor,” said I, “I passed my word (я дал /честное/ слово).”
“I know, I know (знаю, знаю),” he cried (воскликнул он). “We can’t help that, Jim, now (мы не можем, Джим, теперь этого избежать = ничего не поделаешь). I’ll take it on my shoulders, holus bolus, blame and shame, my boy (я взвалю это на свои плечи = возьму этот грех на себя, одним махом, вину и позор, мой мальчик; holus-bolus — одним глотком; одним махом; сразу, целиком); but stay here, I cannot let you (но остаться здесь я не могу тебе позволить). Jump (прыгай)! One jump, and you’re out, and we’ll run for it like antelopes (один прыжок — и ты за /частоколом/ = на свободе, и мы помчимся, как антилопы).”
forfeit [`fLfIt] deserve [dI`zq:v] torture [`tLtSq] holus-bolus [`hqulqs`bqulqs] antelopes [`xntIlqups]
I will own that I here began to weep. “Doctor,” I said, “you might spare me. I have blamed myself enough; my life’s forfeit anyway, and I should have been dead by now, if Silver hadn’t stood for me; and doctor, believe this, I can die — and I daresay I deserve it — but what I fear is torture. If they come to torture me — ”
“Jim,” the doctor interrupted, and his voice was quite changed, “Jim I can’t have this. Whip over, and we’ll run for it.”
“Doctor,” said I, “I passed my word.”
“I know, I know,” he cried. “We can’t help that, Jim, now. I’ll take it on my shoulders, holus bolus, blame and shame, my boy; but stay here, I cannot let you. Jump! One jump, and you’re out, and we’ll run for it like antelopes.”