тысяч фунтов.
– Небольшой салон, – повторил Джолион, – это, конечно, скромное желание; но твой дедушка предвидел это.
– Я считаю, – воскликнула Джун решительно, – что все эти заботы о деньгах ужасны, когда столько талантов на свете просто погибают из-за того, что лишены самого необходимого! Я никогда не выйду замуж, и у меня не будет детей; почему не дать мне возможность сделать что-то полезное, вместо того чтобы все это лежало неприкосновенно впредь до того, чего никогда не случится?
– Мы носим имя Форсайтов, моя дорогая, – возразил Джолион тем ироническим тоном, к которому его своенравная дочка до сих пор не могла вполне привыкнуть, – а Форсайты, ты знаешь, это такие люди, которые распоряжаются своим капиталом с тем расчетом, чтобы их внуки, если им пришлось бы умереть раньше своих родителей, вынуждены были составить завещание на свое имущество, которое, однако, переходит в их владение только после смерти их родителей. Тебе это понятно? Ну и мне тоже нет, но, как бы там ни было, это факт; мы живем по принципу: покуда есть возможность удержать капитал в семье, он не должен из нее уходить; если ты умрешь незамужней, твой капитал перейдет к Джолли и Холли и к их детям, если у них будут дети. Разве не приятно сознавать, что, что́ бы вы ни делали, никто из вас никогда не может обеднеть?
– Но разве я не могу занять денег?
Джолион покачал головой.
– Ты, конечно, можешь снять салон, если на это хватит твоих доходов.
Джун презрительно усмехнулась.
– Да; и останусь после этого без средств и никому уже не смогу помогать.
– Милая моя девочка, – тихо сказал Джолион, – а разве это не одно и то же?
– Нет, – сказала Джун деловито. – Я могу купить салон за десять тысяч; это выходит только четыреста фунтов в год. А платить за аренду мне пришлось бы тысячу в год, и у меня осталось бы тогда всего пятьсот фунтов. Если бы у меня была своя галерея, папа, подумать только, что бы я могла сделать! Я могла бы в один миг создать имя Эрику Коббли и стольким еще другим!
– Имена, достойные существовать, создаются сами, в свое время.
– После смерти человека!
– А знаешь ли ты кого-нибудь из живых, дорогая, кому имя при жизни принесло бы пользу?
– Да, тебе, – сказала Джун, сжав его руку повыше кисти.
Джолион отшатнулся. «Мне? Ах, ну да, она хочет меня о чем-то попросить, – подумал он. – Мы, Форсайты, приступаем к этому каждый по-своему».
Джун пододвинулась к нему поближе и прижалась к его плечу.
– Папа, милый, – сказала она, – ты купи галерею, а я буду выплачивать тебе четыреста фунтов в год. Тогда никому из нас не будет убытка. Кроме того, это прекрасное помещение денег.
Джолион поежился.
– Не кажется ли тебе, – сказал он, – что художнику покупать выставочный салон как-то не совсем удобно? Кроме того, десять тысяч фунтов – это изрядная сумма, а я ведь не коммерсант.
Джун взглянула на него восхищенно-понимающим взглядом.
– Конечно, ты не коммерсант, но ты замечательно деловой человек. И я уверена, что мы сможем поставить дело так, что это окупится. А как приятно будет натянуть нос всем этим гнусным торгашам и прочей публике. – И она снова сжала руку отца.
На лице Джолиона изобразилось комическое отчаяние.
– Где же находится эта несравненная галерея? В каком-нибудь роскошном районе, надо полагать?
– Сейчас же за Корк-стрит.
«Ах, – подумал Джолион, – так и знал, что она окажется сейчас же за чем-нибудь. Ну теперь я могу попросить о том, что мне нужно от нее».
– Хорошо, я подумаю об этом, но только не сейчас. Ты помнишь Ирэн? Я хочу, чтобы ты со мной сейчас поехала к ней. Сомс ее опять преследует. Для нее было бы безопасней, если бы мы могли дать ей где-нибудь приют.
Слово «приют», которое он употребил случайно, оказалось как раз самым подходящим для того, чтобы вызвать сочувствие Джун.
– Ирэн! Я не встречалась с ней с тех пор, как… Ну конечно! Я буду рада помочь ей.
Теперь пришла очередь Джолиона пожать руку Джун с чувством теплого восхищения перед этим пылким великодушным маленьким существом его собственного производства.
– Ирэн гордый человек, – сказал он, искоса поглядывая на Джун, внезапно усомнившись, сумеет ли она проявить достаточно такта. – Ей трудно помочь. С ней нужно обращаться очень бережно. Ну вот мы и приехали. Я ей телеграфировал, чтобы она нас ждала. Пошлем ей наши карточки.
– Я не выношу Сомса, – сказала Джун, выходя из кеба. – Он всегда издевается над всем, что не имеет успеха.
Ирэн находилась в комнате, которая в отеле «Пьемонт» носила название «дамской гостиной».
Джун нельзя было упрекнуть в недостатке морального мужества: она прямо подошла к своей бывшей подруге и поцеловала ее в щеку, и они обе уселись на диван, на котором с самого основания отеля никто никогда не сидел. Джолион заметил, что Ирэн глубоко потрясена этим простым прощением.
– Итак, Сомс опять являлся к вам? – сказал он.
– Он был у меня вчера вечером; он хочет, чтобы я вернулась к нему.
– Но вы, конечно, не вернетесь? – воскликнула Джун.
Ирэн чуть улыбнулась и покачала головой.
– Но его положение ужасно, – прошептала она.
– Он сам виноват, он должен был развестись с вами, когда у него была возможность.
Джолион вспомнил, как в те прежние дни Джун пламенно надеялась, что память ее неверного возлюбленного не будет опозорена разводом.
– Послушаем, что думает делать Ирэн, – сказал он.
Губы Ирэн дрожали, но она сказала спокойно:
– Я предпочла бы дать ему новый повод освободиться от меня.
– Какой ужас! – воскликнула Джун.
– А что же мне делать?
– Ну, об этом, во всяком случае, не стоит и говорить, – сказал Джолион очень спокойным тоном, – sans amour[24].
Ему показалось, что она сейчас заплачет, но она быстро встала и, отвернувшись от них, стояла молча, стараясь овладеть собой.
Джун неожиданно сказала:
– Вот что, я пойду к Сомсу и скажу, чтобы он оставил вас в покое. Что ему нужно в его годы?
– Ребенка. В этом нет ничего неестественного.
– Ребенка! – с презрением воскликнула Джун. – Ну разумеется, чтобы было кому оставить капитал. Если ему уж так нужен ребенок, пусть он себе возьмет кого-нибудь и заведет ребенка, тогда вы можете развестись с ним, и он женится на той.
Джолион подумал, что он сделал ошибку, привезя Джун, – ее пылкое выступление только выгораживало Сомса.
– Лучше всего было бы для Ирэн переехать спокойно к нам в Робин-Хилл и посмотреть, как все это повернется.
– Конечно, – сказала Джун, – только…
Ирэн посмотрела Джолиону прямо в глаза. Сколько раз он потом пытался объяснить себе ее взгляд, и всегда безуспешно!
– Нет! От этого выйдут только неприятности для всех вас. Я уеду за границу.
Он понял по ее голосу, что это решено окончательно. Неизвестно почему у него мелькнула мысль: «Я мог бы там видеться с ней». Но он сказал:
– Вам не