— Нет?
— Нет. Лейтенант, знамя переговоров с вами?
Отцовский знаменосец тревожно покосился на Байяза, потом обратно, потом сглотнул.
— Так точно, лорд-маршал.
— Не могли бы вы повесить его на флагшток, осторожно подъехать к Героям и выяснить, не пойдут ли северяне на переговоры.
От людей на расстоянии слышимости донёсся странный ропот. Горст сделал шаг вперёд.
— Маршал Крой, я считаю, ещё одной попыткой…
— Вы — королевский обозреватель. Обозревайте.
Горст некоторое время стоял неподвижно, бросив взгляд на Финри, затем рывком захлопнул рот и отступил.
Первый из магов наблюдал за подъёмом белого флага. Хмурь на его лице выросла в грозовую тучу, несмотря на прояснявшееся небо. Он продвинул коня вперёд, заставив пару измученных солдат, шаркая, отодвинуться с его пути.
— Его величество будет несказанно расстроен, лорд-маршал. — От него каким-то образом исходила грозная аура устрашения, которая никак не вязалась с плотным лысым старичком в мокром плаще. — Он ждёт, что каждый исполнит свой долг.
Отец Финри выпрямился перед конём Байяза, выставив грудь и вскинув голову под необоримую тяжесть немилости мага.
— Мой долг — позаботиться о жизни этих людей. Я просто не могу разрешить новое наступление. Ни за что, пока я командую.
— И как вы считаете, насколько долго это продлится?
— Вполне достаточно. Выезжай! — рявкнул он на знаменосца, и тот пришпорил коня, рванув белый флаг.
— Лорд-маршал. — Байяз наклонился ближе, каждый слог обрушивался подобно могучему камню. — Искренне надеюсь, вы взвесили все последствия…
— Я взвесил их, и я их принимаю. — Отец Финри и сам слегка наклонился, сузив глаза, будто подставил лицо ураганному ветру. Ей почудилось, что у него задрожала рука, хотя голос доносился размеренно и спокойно. — Предполагаю, моим глубочайшим раскаянием станет то, что я позволил делам так далеко зайти.
Брови мага сползлись, шипение в его голосе резало слух.
— О, у людей бывают раскаяния и поглубже, лорд-маршал…
— Разрешите? — Байязов слуга беспечно шагал к ним сквозь хаос. Он промок насквозь, словно переплывал реку, покрылся шлепками грязи, словно переходил вброд болото, вот только не выказывал ни малейшего неудобства. Байяз наклонился над ним, и слуга что-то шепнул ему на ухо, прикрываясь сложенной ковшиком ладонью. Мгла на лице мага постепенно развеивалась, пока он сначала слушал, а потом, в раздумьях, медленно выпрямлялся в седле. Наконец, он пожал плечами.
— Что ж, прекрасно, маршал Крой, — произнёс он. — Командуйте.
Отец Финри повернулся кругом.
— Мне понадобится переводчик. Кто говорит на их наречии?
Офицер с крепко забинтованной рукой вышел вперёд.
— Ищейка и несколько его северян были с нами в самом начале наступления, сэр, но… — Он выразительно посмотрел на раздробленное скопление раненого и обессилившего состава. Кто сейчас способен ответить, где находится кто-либо?
— Поверхностно, я, — вызвался Горст.
— Поверхностно — может вылиться в недопонимание. Это для нас недопустимо.
— Возьмите меня, — сказала Финри.
Отец уставился на неё, словно был ошарашен одним её присутствием, не говоря уж о возлагании на неё таких обязанностей.
— Ни в коем случае. Нельзя…
— …позволить себе ждать? — закончила она за него. — Только вчера я говорила с Чёрным Доу. Он меня знает. Он обсуждал со мной условия. Я подхожу лучше всех. Возьмите меня.
Он задержал на ней взгляд, а затем подарил легчайшую из улыбок.
— Что-ж, прекрасно.
— Я буду сопровождать вас, — пискнул дудочкой Горст, проявляя рыцарственность, до рвоты неуместную среди стольких мертвецов. — Можно позаимствовать ваш меч, полковник Фельнигг? Свой я оставил на вершине.
Итак, они отправились втроём под слабеющей моросью, сейчас из вершины холма отчётливо выступали Герои. Не успев высоко подняться, отец поскользнулся, неуклюже с выдохом упал, хватаясь за траву. Финри метнулась вперёд, чтобы помочь ему встать. Он улыбался и теребил её ладонь, но выглядел он неожиданно постаревшим. Как будто противостояние Байязу высосало из него десять лет. Конечно же, она всегда гордилась отцом. Но, кажется, ни разу не гордилась им так, как сейчас. Гордилась и одновременно печалилась.
Чудесная просунула иглу, следом протянула нить и плотно прижала. Обыкновенно, этим бы занимался Вирран, но к сожалению, Щелкунчик уже сметал свои последние стежки.
— К счастью, башка у тебя дубовая.
— Всю жизнь меня выручала. — Утроба пошутил, не задумываясь, не предлагая и не ожидая смеха, как раз когда из-за стены, обращённой к Детям, донёсся окрик. Оттуда, откуда положено доноситься окрикам при новом подходе Союза. Он встал, мир заколебался на огромных качелях, а его череп, похоже, собрался лопнуть.
Йон подхватил его под локоть.
— Ты как, ничё?
— Айе, по большому счёту. — И Утроба сглотнул рвотный позыв и протолкнулся сквозь толпу, перед ним раскидывалась долина — после уходящей бури небеса окрасились в необычные оттенки. — Они снова идут? — Не было уверенности, что он выдержит следующий натиск. Была уверенность, что нет.
Однако Доу весь ухмылялся.
— Образно выражаясь. — Он указал на три фигурки пробиравшиеся вверх по склону к Героям. Тем самым маршрутом, который несколько дней назад избрал Горбушка, когда пришёл просить обратно свой холм. Когда дюжина ещё была с Утробой в полном составе и надеялась, что он её сбережёт. — Видать, поговорить хотят.
— Поговорить?
— Пошли. — И Доу бросил покрытую кровавой коркой секиру Трясучке, расправил цепь на плечах и размашисто прошёл в пролом мшистой стены и далее вниз по склону.
— Не так быстро, — позвал Утроба, тронувшись следом. — Мои колени, боюсь, не выдержат!
Три фигурки приближались. Утроба почувствовал себя капельку веселее, когда узнал одну из них — женщину в солдатском плаще, ту, которую он вчера отвёл за мост. Однако благодать быстренько испарилась, когда он увидел, кто шёл третьим. Здоровенный союзный, тот который едва его не убил, с огромным перебинтованным лбом.
Они встретились где-то на полпути между Детьми и Героями. Там, где в землю воткнулись первые стрелы. Старик стоял, отведя назад плечи, сжимая за спиной в ладони кулак. Чисто выбрит, с короткими седыми волосами и острым взглядом, будто бы ему нечего терять. Он носил чёрную куртку с листьями, серебряной нитью нашитыми на воротник, сбоку меч, шишка навершия сделана из какого-то самоцвета — судя по виду, его никогда не извлекали из ножен. Девушка стояла подле него, безшеий солдат чуть дальше сзади, глаза прикованы к Утробе, один из белков весь покраснел, под другим — чернеет порез. Похоже, он потерял свой меч в грязи на вершине, зато обрёл другой. Тут за мечами далеко ходить не надо. Такие настали времена.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});