– Теперь я знаю то же, что знает он, – ответила Оливия. – Или, вернее, знал.
Чоу уставился на нее озадаченно.
Оливия отвернулась и посмотрела на море, соображая, не лукавит ли Чоу. Мог ли он не слышать выстрелов? В таких местах и в такую погоду звук распространяется непредсказуемо. Насколько она понимала, Чоу ждал в такси, закрыв двери и подняв от дождя стекла, то есть в самом деле мог ничего не заметить.
Так или иначе, Оливия собиралась придержать информацию, пока не окажется в безопасном месте – лучше всего в Лондоне.
– Давайте поедем. – Она торопливо ухватилась за ручку двери, прежде чем Чоу успел ей открыть. – Не стоит здесь мешкать.
Чоу сел рядом и, пока такси разворачивалось в сторону аэропорта, удивленно смотрел на Оливию; та некоторое время сосредоточенно наблюдала за дорогой через лобовое стекло, затем обернулась и, глядя Чоу в лицо, спросила:
– Ничего не хотите мне рассказать?
– Разве только вы подскажете, о чем именно.
– Если вы работаете на Китай – застрелите меня прямо тут. Если нет – включите, пожалуйста, мозг, иначе от вас в лучшем случае ни хрена нет толку.
– Оливия! – воскликнул Чоу тоном обиженного профессора. – Насколько мне известно, план сработал безупречно. Если же у вас иные данные, буду признателен…
– Конечно, будете. Вот только кто бы объяснил мне суть этого вашего дрянного плана?!
Чоу закрыл рот и молчал до самого аэропорта, то есть, учитывая размеры острова, не очень долго. Потом они покупали билеты, проходили досмотр, сидели в зале ожидания. Чоу пытался завлечь Оливию в укромный уголок на разговор, однако она не видела смысла говорить ему хоть что-нибудь, пока не окажется вдали от Китая.
Они отправились в Тайбэй ближайшим бортом.
Там Джордж Чоу сопроводил Оливию в зал вылета – ей предстоял рейс в Сингапур, а оттуда – напрямую в Лондон.
Судя по всему, Чоу прислали последние новости. Оливия молилась, чтобы отправители догадались воспользоваться непробиваемым кодом.
– Мистер Игрек, – объявил Чоу, – так и не появился.
– Не появился где?
– На контейнеровозе до Лонг-Бич.
– Не идиот же он садиться на этот корабль, учитывая…
– И очень хорошо, поскольку на выходе из порта судно остановили и обыскали китайские военные.
– То есть провалилась вообще вся операция.
– Да. И вы, по-видимому, знали об этом с самого начала.
Черт. Теперь он хочет свалить все на Оливию.
– Там, на берегу, устроили перестрелку, как в гангстерском кино; думаете, я поверю, что вы ничего не слышали?
– Не слышал. Но если слышали вы, то должны были сообщить. Тогда мы могли бы…
– Убедиться, доведено ли дело до конца?
– Что?!
– Или доконать беднягу своим профессионализмом?
Молчание.
– Без вас он справится лучше, если, конечно, еще жив. А это, при здравом размышлении, маловероятно.
Джордж Чоу вспыхнул.
Впрочем, не Оливии его упрекать.
– Только теперь я понимаю, – произнес он, – насколько личной стала для вас эта история.
Оливия задумалась и наконец сказала примирительно:
– Мне просто досадно – хотелось бы справиться лучше.
– Обычное желание в нашей работе. Добро пожаловать в профессию.
– Объявили посадку.
– Бон вояж, – сказал Чоу. – Выпейте рюмочку за мое здоровье.
– Уж я выпью. И не одну.
* * *
Придя в себя, Зула обнаружила, что ее руки и ноги связаны за спиной, видимо, кусками простыни. На голове – наволочка от подушки: примотана плотно, но не слишком туго – сквозь ткань пробивается холодный розоватый свет. Зула повертелась на месте, вслепую потыкалась лицом по сторонам и решила, что он идет из иллюминаторов.
Свет замельтешил. Двигатели то выли, то низко рокотали. Глухо стукнуло в днище, лайнер подбросило, затем кинуло вниз, снова раздался удар, и началась самая жесткая посадка в жизни Зулы. Подпрыгивая и грохоча, самолет остановился, нисходящий рев моторов заглушили крики «Аллах акбар!», из салона донесся шум, словно там шла потасовка.
Кто-то вошел. Джонс. Зула уже узнавала его по запаху и манере двигаться. Он разрезал импровизированную веревку, связывавшую ее лодыжки с запястьями, ухватил Зулу за ноги, подтянул на край постели и посадил. Затем развязал шнур на горле и сорвал с ее головы наволочку. Зула проморгалась, повертела головой и дунула уголком рта, убирая с глаз локон. Вместо того чтобы помочь, Джонс с интересом наблюдал.
В иллюминатор упиралась заснеженная сосновая лапа.
Халид так и лежал на полу. Крови разлилось неимоверное количество. Джонс стоял посреди этой лужи и смотрел Зуле в глаза.
– Павел и Сергей погибли, – объявил он.
– Во время посадки или?..
– Павла, должен сообщить, прикончила ветка – она разбила окно и проткнула ему горло. Сергей протянул несколько дольше, пока один мой коллега не пришел в кабину и не зарезал его.
Джонс внимательно следил за реакцией Зулы.
– Ты знала, что так и будет. И понимала почему. Они оба в прошлом – военные летчики. Таких, как я, бомбили напалмом. Трогательно, что они особо просили за тебя, – русским надо отдать должное. Я ненавижу их и мечтаю целиком зачистить их страну, однако обращаться с дамами они действительно умеют.
Зула посмотрела ему в глаза – молча, с очевидным встречным вопросом.
– Теперь на повестке ты, – вздохнув, признал Джонс и слегка повернулся, показывая правую руку, в которой держал полуавтоматический пистолет. Зула вздрогнула, и Джонс тут же поднял ствол. Ее исключительно хорошо приучили к тому, как надо себя вести рядом с оружием, и вид дула пугал ее куда сильнее, чем любого, кто не часто сталкивался с пистолетами. – Было крайне приятно познакомиться, – сказал Джонс так, словно провожал ее на поезд. – В самом деле приятно. В идеальном… нет, хотя бы в лучшем мире я произнес бы что-то вроде: «Зула, прими ислам, вступи в ряды моджахедов, давай сражаться бок о бок», – а ты ответила бы: «Конечно, я узрела свет веры, и да будет так». Но не выйдет: всего несколько часов назад ты искренне и вполне убедительно пообещала вести себя покорно и сотрудничать, а потом взяла и убила моего лучшего человека диском.
Она отвела взгляд. Есть ли смысл испытывать вину?
– И каким – «Реальной любовью»! Фильмом, к которому я втайне питал слабость и который уже никогда не принесет мне того же кайфа. И потому, как это для меня ни прискорбно, ради пользы дела я обязан…
– У моего дяди – шестьсот миллионов долларов.
Джонс оторопел.
– Не может быть, – помешкав, сказал он.
– Может. Сомневаешься – проверь. Если вру – пусть меня постигнет казнь Халида.
– В смысле то, как его наказала ты, или то, как он наказал ту учительницу?