того чтобы подчиниться, громко закричал:
— Дорогу дочери правителя Удида, принцессе Дзаморе Айн Фаибе эль Гарбхи.
— Простите, но у меня приказ подвергать досмотру всех, кто въезжает в Алжир. Это приказ бея.
— И принцесс? Я пожалуюсь султану Марокко, господин, на то, как принимают его подданных в Алжире.
— Это приказ.
— Тогда сами скажите принцессе, чтобы она сняла вуаль, если осмелитесь.
— Мне достаточно будет убедиться, что в носилках действительно находится женщина.
— Смотрите сами.
Офицер приблизился к окошку и посмотрел на барона, который немного приспустил вуаль, так что виден был только лоб.
Носилки миновали ворота и вошли в город.
— Проезжайте, — сказал офицер, делая солдатам знак отойти в сторону. — И да пребудете вы в добром здравии!
Носилки миновали ворота и вошли в город. Нормандец ехал впереди, кабилы по бокам, а негр сзади.
— Вот мы их и провели, — пробормотал фрегатар, вздохнув с облегчением. — Ждите теперь барона ди Сант-Эльмо.
Чтобы не возбудить подозрений и опасаясь, что за ними следят, они спустились к порту, где легко было затеряться в толпе моряков, солдат и купцов.
Ужасное зрелище ожидало их у пирса, ведущего к рейду. Оно заставило содрогнуться и Нормандца, и барона.
Это были пять белых рабов, посаженные на кол, которые еще бились в последней агонии, продлившейся очень долго. Чтобы усилить их мучения, палачи с дьявольской изобретательностью намазали их медом, и мухи и осы сделали их муки совершенно невыносимыми.
Насекомые роились вокруг несчастных, у которых не было сил, чтобы поднять руки, уже охваченные смертным холодом.
Табличка, прибитая у ног одного из них, гласила: «Они посажены на кол как убийцы главнокомандующего флотом Кулькелуби».
— Негодяи! — едва слышно сказал Нормандец, смертельно побледнев. — Недаром вас, проклятые мусульмане, называют пантерами Алжира.
Он подстегнул мулов, криками разгоняя толпу и извергая ругательства по адресу убийц Кулькелуби, и поторопился убраться подальше от этой ужасной картины, которая вызывала в нем дрожь и тошноту.
Они добрались до площади балистана, рынка рабов, и направились к верхней части города, к Касбе, в окрестностях которой, как мы знаем, находилось полуразвалившееся жилище ренегата.
Туда они добрались на закате. Нормандец, прежде чем войти, осмотрел округу и прошел назад по улице, чтобы удостовериться, что за ними не было слежки. Потом он вошел во двор, поскольку дверь была открыта.
Ренегат, как обычно, полулежал на куче старых ковров и любовался большой бутылью вина, уже наполовину пустой.
Таким образом он утешался. Это помогало ему переносить презрение рабов-христиан за то, что он отрекся от своей веры, и оскорбления мусульман, которые редко переступали порог его таверны, считая его нечистым созданием.
Когда он увидел, что в его двор входит группа марокканцев и богатые носилки, бедолага так удивился, что вместо того, чтобы бежать им навстречу, собрался прятаться в своей хижине. Его остановил окрик Нормандца.
— Вот так ты встречаешь друзей? — закричал фрегатар. — Тебя уже крест пугает?
— Микеле! — завопил испанец, приближаясь к нему на неверных ногах, все еще не веря своим глазам.
— Оставь в покое свою бутылку и помоги нам. Мы голодны, хотим пить и спать. С нами марокканская принцесса, которую ты должен будешь разместить в своей халупе. Прежде всего пойди закрой дверь на засов, потом принеси светильник.
— Но это действительно ты?
— Да, на этот раз в марокканской шкуре.
— А ты знаешь, что мираб…
— Что его нет в его хижине? Да, знаю. Это уже не новость. Ну давай пошевеливайся!
Ренегат от выпитого вина и удивления долго не мог прийти в себя, но потом повиновался.
Когда он вернулся со светильником, то чуть было его не уронил, потому что увидел богато одетую девушку, спокойно сидевшую без вуали на лице на груде ковров.
— Знатная дама в моем доме! — вскричал он, вытаращив глаза.
— Молчи, не ори так громко, — сказал ему Микеле. — Ты эту даму уже принимал в своем доме, она пила с тобой старое аликанте, которое совсем лишило тебя разума.
— Вы меня не узнаете? — спросил дворянин, снимая тюрбан, украшенный жемчугом.
— Это голос господина барона ди Сант-Эльмо! А я боялся, что вас убили! Если бы вы знали…
— Мы и это знаем, — сказал Нормандец. — Вместо того чтобы болтать, как попугай, принеси ужин голодным людям. Неси все самое лучшее. А потом поговорим. Вот тебе десять цехинов, чтобы пополнить твой погреб, он ведь, должно быть, совсем опустел.
При виде золота ренегат обрел крылья. Он убежал и вернулся, неся бутылку старого хереса, лучше которого, как он уверял, не найти во всей Испании, а в его погребе он еще сохранился.
— Давайте ужинать, — сказал Нормандец.
Глава XXXI
Миссия ренегата
Когда они утолили голод и жажду, Нормандец пошел сам лично удостовериться, что вокруг дома нет посторонних. Это легко было сделать, поскольку с террасы были видны как на ладони все ближайшие улочки и переулки, а халупа ренегата стояла в отдалении от ближайших разрушенных домов.
Чтобы быть совершенно уверенным, что их не захватят врасплох, он поставил на самую высокую стену негра-часового с приказом немедленно поднять тревогу, если кто-нибудь появится на улице, которая спускалась в город, или на той, что поднималась к Касбе.
Приняв все меры предосторожности, он вернулся во двор, где барон уже рассказал ренегату обо всем, что произошло с ним в эти дни.
— Скажи мне, — сказал фрегатар, усаживаясь рядом с испанцем, — никто не приходил сюда справляться о нас?
— С того дня, как вы ушли, я не видел здесь никого, ни христианина, ни мусульманина. Даже те негры, которые меня похитили, больше не показывались, — ответил ренегат.
— Тогда твой дом безопасен?
— Никто вас здесь не побеспокоит. Ты ведь знаешь, что в мою таверну приходит очень мало народу. Они меня избегают, как прокаженного.
— Так даже лучше, — сказал Нормандец. — Мы остановимся у тебя и будем здесь жить, пока не покончим с нашими делами. Близость Касбы делает твой дом особенно удобным для нас.
— Он в вашем распоряжении. А мираба я так больше и не видел. Я ходил к нему в хижину, но там никого не было.
— Не беспокойся о нем. Старик в безопасности.
— Его исчезновение наделало много шума в Алжире. Поползли слухи, что его убили христиане.
— Кружащиеся дервиши обойдутся без своего главы. Он больше не вернется к ним, я посоветую ему отплыть вместе с нами, когда мы будем поднимать якорь. Для доброго старика воздух Алжира становится опасным. Ты знаешь дворец Бен-Абадов?
— Его все знают.
— Если ты увидишь негров, которые тебя похитили, ты сможешь их узнать?