— Терпимо, — сказал ее муж, не открывая глаза.
Гермиона невольно отступила на шаг, чувствуя, как ее охватывает ледяной ужас…
* * *
Она вылетела из домика и наложила на комнаты сильные защитные чары.
— Ева Бенедиктовна, всё нормально? На тебе лица нет! — спросил Тихон Федорович, распиливавший во дворе какие‑то доски.
— Нет, — не останавливаясь, бросила Гермиона, почти бегом устремляясь к участку. — Я скоро вернусь!
Лёшка курил, сидя в теньке около жующей сено Артемиды. Увидав Гермиону, он вскочил и побледнел.
— Что случилось?!
— Лёша, ты можешь отвезти меня в монастырь? — спросила Гермиона, протягивая ему ключи от машины. — Герман заболел, а мне нужно сделать это быстро и срочно.
— К–конечно, сейчас только Дмитрия Сергеича предупрежу, — кивнул Лёшка и поспешил в здание участка.
Гермиона нервно переступила с ноги на ногу. Она чувствовала, как внутренности сжимает леденящая рука ужаса, к тому же всё еще болел от быстрой скачки живот, и жар кулона Когтевран раздражал кожу — но снять его она даже не пыталась.
— Давайте на нашей! — крикнул Лёшка, спускаясь с крыльца и кивая в сторону видавшего виды «Запорожца».
— Ты только, пожалуйста, быстрее! — попросила ведьма, послушно усаживаясь в салон.
Но машина, к вящему изумлению Алексея, заводиться не пожелала.
— Лёшенька, прошу тебя! — простонала Гермиона. — Бросай эту рухлядь! Поедем на нашей.
— Да он всегда отлично работал! — обиделся на «рухлядь» парень.
Но Гермиона не слушала — она уже бежала ко двору Петушиных к новенькому джипу, на котором они с Генри приехали в Васильковку.
Но только и эта машина не завелась. У Гермионы мелькнула страшная мысль. Лёша был в смятении.
— Что‑то не пойму… Да вы подождите: я нашу старушку починю, с ней всё в порядке!
— Мне нужна лошадь, — быстро решила Гермиона, — я возьму Артемиду.
— Помилуйте, Ева Бенедиктовна! Она ж издохла вся! Я вам хорошего коня дам, свежего.
— Хорошо, — нетерпеливо кивнула женщина. — Только быстрее! Пойдем.
Через десять минут Лёша ввел во двор участка двух красивых скакунов белой масти.
— Я поеду с вами, — сообщил парень.
— Нет, — отрезала Гермиона. — Лучше оставайся здесь и постарайся найти какой‑нибудь работающий транспорт. На всякий случай.
— Но, Ева Бенедиктовна!..
— От этого будет куда больше пользы, — прервала женщина. — И я очень спешу.
— Хорошо. Это — Вихрь, — он похлопал по спине более крупного коня. — Очень быстрый, но смирный. Идет гладко.
— Спасибо, Лёша, — кивнула Гермиона. — Я скоро вернусь. Германа Федоровича не тревожь. И, умоляю, отыщи машину!
* * *
До монастыря она добралась минут за сорок — ни на миг не сбавляя карьера. Вихрь действительно шел гладко и быстро, но ребенок всё равно был недоволен. К концу путешествия у Гермионы глаза слезились от резкой боли внутри.
Она спешилась у ограды и стала энергично стучать в ворота.
Только минут через пятнадцать, когда молодая женщина находилась уже на грани истерики, тяжелые створки наконец отворились, и на нее воззрился старый игумен отец Филарет. Он выглядел взволновано, а, увидав ее, рассердился.
— Мне нужен брат Гавриил! — сообщила Гермиона вместо приветствия.
— Сие невозможно, дочь моя, — перекрестился священник, окидывая женщину осуждающим взглядом. Выглядела она действительно колоритно: длинное, до щиколоток, расклешенное платье с открытым верхом, глубокое декольте, босоножки на каблучках провалились в вялую листву, серая мантия распахнута, волосы растрепались…
— Почему? — похолодела Гермиона.
— Брату Гавриилу не должно говорить с женщиной, — уклончиво ответил священник.
— Послушайте, это очень важно! — угрожающе сказала ведьма. — Мой супруг болен, и он требует к своей постели именно брата Гавриила.
— Болен? — потерялся святой отец. Ему было сложно возражать такому аргументу. — Но разве ваш супруг глубоко верующий?..
— Неужто степенью глубины веры измеряется христианское бескорыстие? — прищурилась Гермиона. — Неужели брат Гавриил откажется поехать к больному, если тот зовет его?
— Хорошо, дочь моя, пойдем со мной, — после некоторого раздумья нехотя сказал игумен. — Но только Христом Богом прошу: запахни свой халат!
Гермиона досадливо закуталась в мантию и пошла за священником.
К ее удовольствию, игумен велел ждать в беседке и сам ушел за Гавриилом, не посчитав необходимым сопровождать того назад.
— Пресвятая Богородица, миссис Саузвильт! — перекрестился старый монах, увидев женщину. — Вы ли это?! На что ж явились сюда в этом ведьмовском наряде? Да еще средь бела дня! А писали про завтрашний…
— Лорд Генри отравлен, — перебила его Гермиона.
— Господи Иисусе, как отравлен?! — отступил монах.
— Я думала, вы мне скажете это.
— Помилуйте, откуда мне…
— Легилименс! — не слушая его слов, вскинула палочку Гермиона.
Каскад мыслей и образов перешел в поток воспоминаний. Она не опускала руки, пока не подняла со дна души старого монаха каждую затаенную думу, каждое чувство, каждую самую сокровенную мечту. Она узнала о брате Гаврииле больше, чем он сам знал о себе, она проникла в его забытое прошлое, в его закрытое сердце, в самую глубину его сознания.
Монах был абсолютно невиновен перед ней, он не имел никакого представления о причинах происходящего, искренне пытался спасти окружавших его людей…
Гермиона опустила палочку.
— ДА КАК ВЫ СМЕЕТЕ?!! — взвыл старик, отпрянув и потрясая кулаками. — Гнусная ведьма! — его трясло от ярости. — Вы нарушили не только неписаный закон совести, попрали святую веру! Вы нарушили свои же законы, законы волшебников, права человека! Растоптали мою честь! Вы, как вы смели, как у вас рука поднялась…
— Брат Гавриил, я приношу вам свои самые искренние извинения, — оборвала старца Гермиона. — Здесь, этими событиями, меня и лорда Генри заманили в ловушку, из которой мы пока не можем выбраться. Мой муж отравлен. А вы оставались до сей поры главным нашим подозреваемым. Я приношу вам свои самые глубочайшие извинения за то, что сомневалась в вашей искренности и чести. Я только что коснулась вашей души и склоняю голову. Вы должны простить меня и понять: в текущих обстоятельствах я не могла терять времени и рисковать.
— О, леди Саузвильт! — заломил руки монах. — Что может слабый против сильного? Но нельзя же… Вы же имеете дело с людьми! Есть вещи, которые просто не может позволить себе один человек по отношению к другому! Можно измучить, погубить тело — но всегда останется чистая, невинная душа! А вы, волшебники, научились марать эту душу руками — и без зазрения совести…
— Брат Гавриил, у меня нет времени, — резко оборвала женщина. — Именно потому, что у меня нет времени, я вынуждена была так поступить. Почему вы так переживаете? Я не увидела ничего ужасного или предосудительного…
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});