в стороны, словно не раз репетировали этот дуэт. Как две искусные кружевницы, они вплетали в танец движения рук и ног, и, отражаясь в зеркалах, создавали иллюзию массовости танца.
Такого прилива вдохновения Ромала уже давно не ощущала. Выплескивала в каждое движение свою тоску и боль, и именно о ней пела такая далекая и близкая Дженнифер Лопес. И лишь когда затихли последние аккорды, обе танцовщицы, опустив головы, замерли в разных углах комнаты. Вика ожила быстрее, подбежала к магнитофону и выключила музыку.
— Ой, Ромала Яковлевна! Я просто умираю! Как вы танцуете! Я даже удержаться не смогла!
— Ну, думаю, у нас неплохо получилось, — ответила, улыбнувшись, педагог.
— А как считаете, о чем песня?
— А как сама считаешь?
— О любви? — спросила Вика, заглядывая в глаза педагогу.
— Не только. О силе возрождения. О необходимости жить, даже несмотря на боль, — ответила девушка.
Ученица посмотрела на нее удивленными шоколадными глазами.
— Поздно, Вика. Иди домой. Мама, наверное, уже потеряла тебя, — сказала Ромала.
Она старалась улыбаться, но сейчас вдруг испугалась, что чувства могут вылезти наружу, и у нее не хватит мужества скрыть их от ребенка. Та, видимо, почувствовала это. Отвела глаза в сторону, а потом посмотрела вновь.
— Ромала Яковлевна, но ведь с этим можно справиться? — спросила она тихо.
— С этим нужно справиться! Иначе всё напрасно. Иди.
Девочка смутилась и вновь опустила голову.
— Вы справитесь, Ромала Яковлевна. Кто, если не вы?! — вдруг сказала она и выбежала из класса.
Ромала уставилась на дверь. Вот так. «Кто, если не вы?!» И даже несмотря на то, что сердце разбито вдребезги. Хотя нет. Она еще тогда Дмитрию сказала, что он ей нож по рукоятку загнал, а ведь она так ему доверяла!
— Ой, Ромала Яковлевна. А тут женщина какая-то вас ждет, — заглянув в класс, протараторила Вика.
Девушка вышла из комнаты и нос к носу столкнулась с Мариной.
— Ну и работа у тебя, я скажу! — проговорила та. — А я на паркете, ну, точно корова на льду! Ни петь, ни танцевать.
Ромала смотрела на Димину бывшую и глазам не верила. В первую секунду ее так и подмывало спросить о парне, но… Если бы с ним что-то случилось, Марина бы уже всё рассказала, значит, приехала она не из-за него. Марина всё прекрасно читала по лицу цыганочки и помалкивала. Она не скажет ей, какими глазами всего минуту назад Милославский смотрел на танцующую Ромалу, как и о том, что в них прочитала рыжая бестия. А в глазах тех было столько всего! Марина давно знала Диму, но таких эмоций и от него не ожидала.
— Димка, ты пропал! — только и выдохнула она ему на ухо.
Парень глянул на нее.
Побледневший, осунувшийся за эти последние дни. А в глазах — ничем не прикрытая тоска. Он не ответил, а просто развернулся и ушел. Сердце, словно горячий булыжник, ощутимо и даже больно ворочалось в груди. Не стучало, нет. Оно перестало биться в тот самый миг, когда Ромала сказала, чтобы он забыл о ней. В тот момент его сердце разбилось, и осколки до сих пор гремят в груди. Наверно, это от их уколов там так болит.
Они с Мариной приехали к дому Ромалы, но окна таращились на двор темными провалами. Дима даже поднялся и приложил ухо к двери. Нет, тишина.
«Значит, на работе. Так же, как я отводит душу, —подумал он и почему-то улыбнулся. — Если она так же отводит душу, значит, и переживает так же».
От этих мыслей стало как-то легче. Может, не всё еще потеряно? Может, они еще наладят отношения?
Воодушевленный непонятно чем, он слетел вниз и стал показывать Марине дорогу к месту, где работала Ромала. Они так друг за другом и въехали на парковку перед студией. Охранник узнал его и пропустил, дружески кивнув. И вот тут-то его ждал основной сюрприз. Она не плакала, не стенала, а с каким-то упоением танцевала. Затянутая во всё черное, закрутив волосы в шишку, кружилась по комнате, и в этих движениях было столько жизни, силы, какой-то несокрушимой воли, словно говорящей, что мне всё нипочем и ничто не может меня сломать и сломить. Такой красивой он ее ни разу не видел. Такой красивой и грациозной. Осколки заворочались в груди, да тут еще Маринка не вовремя встряла. Когда музыка затихла, он развернулся и ушел.
На улице он закурит тысячную или двухтысячную сигарету, поеживаясь от вечернего холода. Он прекрасно знал, что Марина не станет Ромале рассказывать о нем. Может, даже в какой-то мере таким образом отомстит той за его мучения. Он знал, что Ромала не выставит рыжую. Теперь его любимая была под присмотром. Маришка ее не оставит, и через нее парень будет в курсе всех дел. Ну, пусть не всех, но, во всяком случае, будет знать, что с Ромалой всё в порядке. А что ему еще нужно?
Глава 50.
— Слушай, Ромала, я правда не помешаю тебе? — в сотый раз спрашивала девушка, поднимаясь за Ромалой на ее этаж. Цыганочка несла Маринины сумки и тоже в сотый раз убеждала, что всё в порядке.
— Марина, у меня трехкомнатная квартира, так что хватит места всем, — отвечала та.
Конечно, Димина подруга несколько обескуражила ее своей просьбой. Но, как и предполагал парень, отказывать Марине Ромала не стала.
— Живи, сколько сочтешь нужным, — сказала она.
Стародубова виновато улыбалась и старалась говорить тише, чем вызвала улыбку у хозяйки. Когда она разденется в квартире, цыганочка заметила круглый еще совсем небольшой живот, который с такой любовью периодически поглаживала Марина. И легкая зависть закрадется в сердце. Когда ее жизнь посетит такое счастье?
Она отвела для гостьи маленькую спальню. Рыжая стала раскладывать вещи.
— Слушай, Ромала, а что мы будем есть на ужин? — спросила она.
Хозяйка спохватилась, что в холодильнике, скорее всего, шаром покати. Ну, еще бы! Последний раз продукты в этот дом приносил Дима, не желающий питаться йогуртами и одной капустой. Перспектива тащиться в магазин совсем не воодушевляла. Ромала стояла у холодильника и пыталась сообразить, что же можно приготовить из оставшихся продуктов.