Читать интересную книгу «Мой бедный, бедный мастер…» - Михаил Булгаков

Позиция была удобная, да, впрочем, лестница была все время пу стынной. Один только молодой человек прошел на улицу, напевая что-то.

Наконец послышался высоко звук отпираемой двери, Радужный замер за дверью каморки. Да, шажки. «Идет вниз». Друггш дверь пониже этажом открылась. Шажки стихли. Женский голос… голос че ловечка… да, его голос… Сказал что-то вроде «оставь ты меня Хрис та ради…»

Женский смех. Шаги. Вниз, вниз; вот мелькнула и ее спина, она вышла, эта женщина, с клеенчатой сумкой. А шажки теперь вверх… «Странно, назад возвращается…» Да… Опять вверху открыли дверь. «Ну что ж, подождем еще».

На этот раз пришлось ждать недолго. Дверь. Шажки. Шажки стихли. Крик. Мяуканье кошки. Шажки быстрые, дробные, вниз, вниз.

В разбитом стекле круглый глаз дяди Берлиоза. Он дождался! Ми мо каморки, крестясь и что-то бормоча, пролетел как пуля печаль ный человечек без шляпы с совершенно безумным лицом, исцара панной лысиной и в мокрых штанах. Он рвал некоторое время дверь, не соображая, куда она открывается, к себе или от себя, нако нец совладал с нею и вылетел на солнце, во двор.

Не думая больше ни о покойном племяннике, ни о квартире, Ра дужный выглянул, вышел во двор… Через несколько минут он уже был в автобусе, уносившем его к Киевскому вокзалу.

С маленьким же человечком, пока экономист сидел под лестни цей, приключилось вот что. Человечек этот назывался Андрей Фо кич Соков и был буфетчиком в Варьете.

Пока шло следствие в Варьете, Андрей Фокич держался в сторон ке от происходящего, и замечено было только одно, что он стал еще грустнее, чем был всегда, и, кроме того, что узнавал у курьера Карпо ва, где остановился приезжий маг.

Итак, расставшись с экономистом, буфетчик добрался до пятого этажа и позвонил в квартиру № 50.

Ему открыли немедленно, но буфетчик вздрогнул и попятился и не сразу вошел. Это было понятно. Ему открыла девица, на кото рой ничего не было кроме кокетливого фартучка и белой наколки на голове. На ногах, впрочем, были золотые туфельки. Сложением де вица отличалась безукоризненным, и ее мало портил багровый шрам на шее.

– Ну что ж, входите, раз звоните! – сказала девица, уставив на бу фетчика зеленые распутные глаза.

Буфетчик заморгал, охнул и шагнул в переднюю, сняв шляпу.

Тут зазвенел в передней телефон. Бесстыжая горничная, поста вив одну ногу на стул, сняла трубку и сказала в нее: «Алло?»

Буфетчик, не зная, куда девать глаза, переминался с ноги на ногу, думал: «Ай да заграничная горничная! Тьфу ты, пакость какая!»

Он стал глядеть по сторонам. Вся большая полутемная перед няя, как разглядел смущенный буфетчик, была загромождена не обычными предметами и одеянием. Так, на спинку стула был на брошен траурный плащ, подбитый огненного цвета материей, на подзеркальном столике лежала длинная шпага с поблескиваю щей золотою рукоятью. Три шпаги с рукоятями серебряными стояли в углу. На оленьих рогах висели береты с орлиными перь ями.

– Да, – говорила девица в телефон, – как? Барон Майгель? Слу шаю… Да… господин маг сегодня выступать не будет… Да, он будет рад вас видеть… Да, будут гости… Фрак… Впрочем, если угодно, пид жак… к двенадцати…

Повесив трубку, она обратилась к буфетчику:

– Вам что угодно?

– Мне необходимо видеть, – робко сказал Андрей Фокич, – гос подина артиста.

Девица подняла бровь.

– Как? Так-таки его самого?

– Его, – ответил буфетчик.

– Спрошу, – сказала, колеблясь, девица и, приоткрыв дверь в ка бинет Берлиоза, спросила:

– Рыцарь, тут явился маленький человек, который говорит, что ему нужен мессир…

– А пусть войдет, – раздался из кабинета разбитый голос Коровьева.

– Пожалуйста, в гостиную, – сказала девица так, как будто была одета, и приоткрыла дверь, а сама покинула переднюю.

Войдя в гостиную без вести пропавшей де Фужере, буфетчик даже про дело свое забыл, до того его поразило убранство комнаты.

Сквозь цветные стекла итальянских окон лился мягкий, вечер ний, похожий на церковный свет. В старинном громадном камине пылали дрова. Перед камином на тигровой шкуре сидел, щурясь на огонь, черный котище. В стороне стоял стол, покрытый церковной парчой и уставленный бутылками, большею частью пузатыми, за плесневевшими и пыльными. Между бутылок [поблескивало блюдо и по тому], как оно поблескивало, видно было, что оно, пожалуй, чи стого золота.

У камина маленький рыжий с ножом за поясом на длинной сталь ной шпаге жарил куски баранины, и сок капал на огонь, в дымоход уходил дым. Пахло бараниной, какими-то крепчайшими духами и ла даном, отчего у буфетчика мелькнула мысль о том, что уж не служи ли ли по Берлиозу церковную панихиду, каковую мысль он тут же отогнал как заведомо нелепую.

Неприятнейшим образом пораженный церковным покровом на обеденном столе, религиозный…* и тут услышал тяжелый бас:

– Ну-с, чем я вам могу быть полезен?

И тотчас буфетчик обнаружил хозяина квартиры.

Тот раскинулся на каком-то необъятном диване, низком, с разбро санными подушками. Как показалось буфетчику, на артисте было только черное белье и черные же востроносые туфли.

– Да, так чем же я могу вам быть полезен? – повторил артист.

– Я, – растерянно заговорил буфетчик, – являюсь заведующим буфетом театра «Варьете»…

Артист вытянул вперед руку, на пальцах которой сверкали камни, как бы заграждая уста буфетчику, и заговорил с большим жаром: * Обрыв текста.

– Нет, нет, нет! Ни слова больше! Ни в каком случае и никогда! В рот ничего не возьму в вашем буфете! Я, почтеннейший, проходил мимо вашего буфета и до сих пор забыть не могу ни вашей осетрины, ни брынзы. Драгоценный мой! Брынза не бывает зеленого цвета. Она – белая! Да, а чай? Ведь это же помои! Я своими глазами видел, как какая-то неопрятная девушка подливала из ведра в ваш громад ный самовар сырую воду, а чай, между тем, продолжали разливать. Нет, милейший, так невозможно!

– Я извиняюсь, – заговорил буфетчик, ошеломленный этим вне запным нападением, – я не по этому делу, и осетрина здесь ни при чем…

– То есть как ни при чем, если она испорченная!

– Осетрину прислали второй свежести, – сообщил буфетчик.

– Голубчик! Это вздор!

– Чего вздор?

– Второй свежести – вот что вздор. Это все равно что безобраз ная красавица или трусливый храбрец. Свежесть бывает только од на – первая. Она же последняя. А если осетрина второй свежести, то это означает, что она тухлая!

– Я извиняюсь… – попробовал опять начать буфетчик, не зная уж, как и отделаться от придиры гастронома.

– Извинить не могу, – твердо сказал артист.

– Я не по этому делу пришел, – расстраиваясь, сказал буфетчик.

– Не по этому? – удивился иностранный маг. – А какое еще дело могло вас привести ко мне? Если память не изменяет мне, из лиц, близких вам по профессии, я знался только с одною маркитанткою, да и то давно-давно. Впрочем, я рад. Азазелло! Табурет господину за ведующему буфетом!

Тот, жаривший баранину, повернулся, причем ужаснул буфетчика своими клыками, и ловко подал буфетчику один из темных дубовых низеньких табуретов. Других сидений в комнате не было. Буфетчик вымолвил:

– Покорнейше благодарю… – и опустился на скамеечку. Задняя ножка скамеечки тотчас подломилась, и буфетчик, охнув, преболь но треснулся задом об пол.

Падая, он поддал ногой скамеечку, стоявшую перед ним, и с нее опрокинул себе на брюки полную чашу красного вина.

Артист воскликнул:

– Ах! Не ушиблись ли вы?

Азазелло помог буфетчику подняться, подал другую скамеечку. Бу фетчик кислым голосом отказался от предложения хозяина снять штаны и просушить их перед огнем и, чувствуя себя невыносимо не удобно в мокром белье и платье, огорченно считая убыток от испор ченных брюк, на другую скамеечку сел с опаской.

– Я люблю сидеть низко, – заговорил артист, – с низкого не так опасно падать. Да, итак, мы остановились на осетрине? Голубчик мой! Свежесть, свежесть и свежесть! Прошу это запомнить! Да вот не угодно ли попробовать… – Тут в багровом свете от камина перед буфетчиком блеснула шпага, и Азазелло выложил на золотую тарелочку шипящий кусок мяса и тут же полил его лимонным соком и по дал золотую вилку.

– Прошу, без церемоний…

– Покорнейше… я…

– Нет, нет, отведайте!..

Буфетчик из вежливости положил кусок в рот и понял, что жует что-то действительно ослепительно вкусное…

– Прошу обратить внимание, каков продукт, а? – сказал госте приимный артист.

Но здесь буфетчик едва не подавился и не упал вторично. Из со седней комнаты в эту комнату шарахнулась большая темная птица, задев крыльями лысину буфетчика. Она села на каминную полку и оказалась совой.

«Господи боже мой! – подумал нервный, как все буфетчики, Анд рей Фокич. – Вот квартирка!»

– Чашу вина, – предлагал маг, – белое, красное? Вино какой стра ны вы предпочитаете в это время дня?

– Покорнейше… я не пью…

– Э, вот это напрасно, – неодобрительно заметил хозяин, – муж чина, не пьющий вина… В этом есть что-то неприятное… Так не при кажете ли партию в кости? Или вы любите другие игры? Пикет?