Читать интересную книгу «Мой бедный, бедный мастер…» - Михаил Булгаков

– Всенепременно, – отвечал бухгалтер.

– А если он был, так он должен был через бухгалтерию пройти?

– Обязательно, – отвечал несчастный Василий Степанович.

– И не проходил?!

– Никак нет, – отвечал бухгалтер, разводя руками.

То же подтверждали регистраторша, счетовод, машинистка.

Перелистали папку договоров: все налицо – и конькобежцы, и ве лосипедисты, и жонглеры, а черной магии нету и следов.

Как фамилия-то его? Мага то есть?

Капельдинеры не знают! Билетная кассирша наморщила лоб, ду мала, думала, наконец сказала:

– Кажись, Во… Воланд.

Опять «кажись»! А может, и не Воланд. А может, и Фаланд. Звони ли в иностранное бюро. Ни о маге, ни о каком Фаланде даже не слы хали, никакой маг не приезжал.

А тут еще с квартиры Лиходеева вернулись, сообщили, что ника кой артист там не поселялся, да и Лиходеева самого вчера уже не бы ло, а Груня, говорила соседка Аннушка, уехала в деревню под Воро неж к папане в отпуск. Аннушка тут же насплетничала, что Груня увезла с собою во какой мешок сахару рафинаду, потому что, конеч но, Лиходеев человек холостой, а Берлиоза задавило, ну, Грунька, ко нечно, и тащит… Ее бормотание и слушать не стали.

Выходило что-то совершенно несусветное: был вчера сеанс, а кто производил его – неизвестно!

А дело, между прочим, шло к полудню. Ну, тут, натурально, при шлось распорядиться ясно, безоговорочно и точно. Никакого спек такля сегодня не будет. На дверях Варьете тут же была вывешена крупная надпись тушью по картону: «По случаю срочного ремонта сегодняшний спектакль отменяется».

Послали и капельдинера, он об отмене объявил передовым в ги гантской очереди. Произошло волнение, но и кончилось. И очередь стала разрушаться от головы к хвосту, но еще час примерно наруша ла порядок и мешала движению по Садовой.

Двери Варьете заперли, следствие отбыло. Остались только де журные.

Бухгалтеру же Загривову предстояло выполнить две задачи. Срочно съездить в ведомство зрелищ и увеселений и доложить о том, что вот, мол, у нас какая история… Так вот, пришлите кого-ни будь на место Лиходеева… Тьфу ты! Навязалась забота! Второе: нуж но было в финзрелищном секторе сдать вчерашнюю кассу: 21 711 рублей.

Василий Степанович упаковал кассу в газетную бумагу, бечевкой обвязал пакет и, хорошо зная инструкцию, направился не к автобусу, а к таксомоторной стоянке, на которой стояло три машины.

Лишь только шоферы увидели пассажира, спешащего с туго наби тым портфелем к стоянке, как все трое сорвались с места и из-под носа у него уехали пустыми, почему-то при этом злобно оглядываясь. Загривов рот раскрыл. У стоянки он стоял дурак дураком, сообра жая, что бы значило такое бегство шоферов.

Через три минуты подкатила пустая машина на стоянку, и лицо шофера сразу перекосило, лишь только он увидел пассажира.

– Свободна машина? – изумленно кашлянув, спросил Василий Степанович.

– Деньги покажите, – со злобой сказал шофер, не глядя на бух галтера.

Пораженный бухгалтер вытащил, зажав портфель под мышкой, бумажник, показал шоферу червонец.

Шофер даже в лице изменился от злобы.

– Не поеду! – сказал он и отвернулся.

– Я извиняюсь… – начал бухгалтер, моргая глазами.

– Трешки есть? – буркнул шофер.

Пораженный изумлением бухгалтер вынул из бумажника две трешки.

– Садитесь! – крикнул шофер так, как будто кричал «Вон!», и хлопнул по флажку счетчика так, что чуть не сломал его.

Поехали. Набравшись смелости, бухгалтер спросил у свирепого возницы:

– Сдачи, что ль, нету?

– Полный карман сдачи, – заорал шофер, и в зеркальце бухгал тер увидел его налившиеся кровью глаза, – третий случай со мною сегодня… Да и с другими было! Дает какой-то сукин сын червонец… я ему сдачи шесть пятьдесят… Вылез, сволочь!.. Через минут пять смотрю: бумажка с нарзанной бутылки! – Тут шофер произнес совер шенно непечатные слова. – Другой на Зубовской… червонец… даю сдачи семь целковых… ушел… полез в кошелек… оттуда пчела… тяп за палец… ах ты… – шофер произнес непечатные слова, отняв от ру ля руку, показал распухший палец, – а червонца нету! (непечатные слова)… Товарища моего на двадцать два рубля нагрели, другого еще на тринадцать с полтиной… (непечатные слова)… Вчера в этом Варь ете (непечатные слова) какая-то гадюка-фокусник с червонцами сеансик сделал (непечатные слова).

Бухгалтер обомлел, съежился и сделал такой вид, будто он самое слово «Варьете» слышит в первый раз, а сам подумал: «Ну и ну…»

Приехали на Ильинку, расплатился Василий Степанович. Шофер мял трешку, смотрел на свет, наконец с ворчанием засунул в кошель. По счетчику выходило два семьдесят, но у Василия Степановича не хватило духу потребовать сдачи.

Хорошо зная дорогу, бухгалтер затрусил по коридору управления, устремляясь туда, где находился кабинет заведующего, и уже по до роге понял, что попал не вовремя. Какая-то суматоха царила в управ лении. Мимо бухгалтера пролетела курьерша со сбившимся на заты лок платочком и с вытаращенными глазами. Она кричала:

– Нету, нету, пиджак, штаны, и ничегошеньки в пиджаке нету!

Затем в отдалении кто-то разбил поднос с посудой, из секретар ской комнаты, помещавшейся перед желанным кабинетом, выбежа ла вторая курьерша с пустым подносом и ложечкой, а за ней знако мый бухгалтеру заведующий 1-м сектором. Заведующий был в таком состоянии, что не узнавал людей, и куда-то брызнул.

Ноги донесли удивленного бухгалтера до секретарской комнаты, у дверей которой оказался один из служащих, прижавшийся к стене и глядящий на бухгалтера бессмысленно. У ног служащего валялась папка и рядом вывалившиеся из нее докладные бумаги.

Бухгалтер заглянул в секретарскую и поразился. Первое, что он увидел, это припавшего к щели в полураскрытой двери кабинета ка кого-то служащего, который, присев на корточки, глядел в кабинет с таким страшным лицом, что бухгалтер остановился, колеблясь – входить ли ему?

Из кабинета доносился грозный голос, несомненно принадлежа щий Прохору Петровичу, самому заведующему.

«Распекает, что ли?..» – подумал смятенный бухгалтер.

И тут увидел другое: в кожаном кресле, закинув голову на спинку, безудержно рыдая, с мокрым платком в руке, лежала, вытянув ноги почти до средины секретарской, личный секретарь Прохора Петро вича, красавица Сусанна Ричардовна Брокар.

Весь подбородок Сусанны Ричардовны был вымазан губной пома дой, а по персиковым щекам ползли с глаз черные потоки реснич ной краски. Увидев, что кто-то вошел, секретарь вскочила, кинулась к бухгалтеру, вцепилась в лацканы его пиджака, стала трясти и кри чать:

– Слава богу! Хоть один храбрый! Идите, идите к нему! Все раз бежались, все предали! Все испугались! Я не знаю, что делать!

И она потащила бухгалтера в кабинет, причем рот ее полез к уху, а черная краска, смешанная со слезами, добежала до подбородка.

Вовлеченный в кабинет бухгалтер первым долгом уронил порт фель и сейчас же его поднял, затем все мысли его перевернулись кверху ногами. И надо сказать, было от чего.

За огромным письменным столом с массивной чернильницей, в роскошно недавно и заново отделанном кабинете с дубовой мебе лью, кожей и занавесками на окнах сидел пустой костюм и не об макнутым в чернила сухим пером водил по бумагам. При костюме был галстук, в кармашке самопишущее перо, но не было над ворот ником головы, равно как из манжет не выглядывали кисти рук. Ко стюм был погружен в работу и не замечал той кутерьмы, что цари ла кругом.

Услышав шаги, костюм откинулся в кресле, и над воротником прозвучал хорошо знакомый бухгалтеру голос Прохора Петровича:

– В чем дело, товарищ? Ведь на дверях же написано, что я не при нимаю!

Красавица-секретарь взвизгнула и, ломая руки, вскричала:

– Вы видите? Видите? Нету его! Нету! Верните! Что же это та кое?

В дверь кабинета кто-то сунулся, охнул и вылетел вон. Бухгалтер сидел на краешке кресла и чувствовал, как дрожат его ноги. Сусанна Ричардовна прыгала возле бухгалтера, терзая его пиджак, вскрики вала:

– Я всегда, всегда останавливала его, когда он чертыхался, вот и дочертыхался!

Красавица оставила пиджак бухгалтера, подбежала к письменно му столу и музыкальным нежным голосом, немного гнусавым от слез, воскликнула:

– Проша! Где вы?

– Это кто же вам тут «Проша»? – осведомился костюм надменно.

– Не узнает! Не узнает! Доктора! – взрыдала секретарь.

– Попрошу не рыдать в кабинете! – уже злясь, сказал вспыльчи вый костюм в полоску и подтянул к себе свежую пачку бумаг, подце пив ее отсутствующими пальцами.

– Нет, не могу видеть этого! – закричала Сусанна Ричардовна и выбежала в секретарскую, а за нею, как пуля, вылетел и бух галтер.

– Вообразите, сижу, – рассказывала Сусанна Ричардовна, вце пившись в рукав бухгалтера и мотая Василия Степановича из сторо ны в сторону, – и входит кот. Черный, здоровый, как бегемот. Я, ко нечно, кричу ему «брысь». Он – вон, и вдруг входит толстяк тоже с какой-то кошачьей мордой и говорит: «Это что же вы, гражданоч ка, посетителям «брысь» кричите?» И прямо в кабинет к Прохору Петровичу, я за ним: «Вы с ума сошли?!» А он прямо, наглец, к Про хору Петровичу. Ну, тот, он добрейшей души человек, но нервный. Вспылил! Не спорю. Нервозный человек, работает, как вол. Вспы лил! «Вы чего, – говорит, – без доклада лезете? Я занят!» А тот, на хал, вообразите, развалился в кресле, улыбнулся и говорит: «А я, – говорит, – с вами по дельцу пришел поговорить…» А? Ну, тут, знаете, терпение Прохора Петровича лопнуло, и он вскричал: «Да что же это такое? Вывести его, черти б меня взяли!» А этот, вообразите, улыбнулся и говорит: «Черти чтоб взяли? А что ж, это можно!» И трах, я не успела вскрикнуть, смотрю: нету этого оборванца и костюм… Геее… – распялив совершенно потерявший всякие очертания рот, зарыдала Сусанна Ричардовна…