Читать интересную книгу «Мой бедный, бедный мастер…» - Михаил Булгаков

ЧАСТЬ ВТОРАЯ

Глава 19 МАРГАРИТА

Нет, нет, она не забыла его, как говорил он ночью в клинике бедно му Ивану. Кто скажет, что нет на свете настоящей любви? Пусть от режут лгуну его гнусный язык! Нет, она его не забыла.

Лишь только исчез грязный снег с тротуаров и мостовых, лишь только потянуло в форточки гниловатым волнующим ветром весны, Маргарита затосковала пуще, чем зимой. Ей стал сниться юг, и был он очень странен, и не бывает такого юга ни на Кавказе, ни в Крыму.

Чудо заключалось в том, что этот юг находился в полутора часах ез ды от Москвы и попасть туда было чрезвычайно легко, и лишь лени вые или лишенные фантазии люди не догадывались отправиться туда.

Полтора часа езды, а во сне и еще меньше, это ли не счастье, ах, это ли не восторг?

Второе, что поражало на этом юге, это что солнце не ходило по небу, а вечно стояло над головой в полдне, заливая светом море. И солнце это не изливало жара, нет, оно давало ровное тепло, всегда одинаковое тепло, и так же, как солнце, была тепла морская вода.

Да, как бы ни были прекрасны земные моря, а сонные еще пре краснее. Вода в них синего цвета, а дно золотого песку, песчинка к песчинке.

Сонное море не глубоко, в нем можно по дну идти, и плыть в нем легко. По морю во сне можно плыть в лодке без весел и паруса и с бы стротою автомобиля. На этом море не бывает волнений, и над ним не бегут облака.

Итак, всякую ночь Маргарита Николаевна, задыхаясь в волне нии, неслась в этой лодке, чертящей кормой стеклянную воду, ловко лавируя между бесчисленных островов. Она хохотала во сне от счас тья и если островок был маленький, просто поднимала лодку в воз дух и перелетала через камни, лежащие меж деревьями. Если же ост ров был велик, стоило пожелать, и море подходило к ней само. Не бурными валами, не с белой пеной, а тихой, не обрывающейся, не растекающейся все тою же массой своею жидкого синего стекла.

Вдоволь накатавшись, наплававшись, Маргарита гнала лодку к земле. Никто из москвичей, очевидно, не знал о существовании этого близкого юга, и белые домики были свободны. Можно было нанять любую комнату, раскрыть в ней окно, сесть на подоконнике и срывать вишни с ветвей, лезущих в комнату.

И наконец, последняя и величайшая прелесть юга была в том, что туда, к белым домикам и островам, приезжал он.

Он приезжал в трамвае, ведь полтора часа езды! И она его поджи дала. Вот он выехал, он едет. В мгновенье истекали эти полтора часа, и он уже идет от станции вниз, а станция тут же, и вот он подходит. Тогда Маргарита Николаевна начинала смеяться, и он смеялся ей в ответ, и глаза его были сини, а одежда бела.

А Маргарита кричала ему беззвучно:

– Ну вот, все эти ужасы кончились! Кончились! Ведь я говорила тебе, что выманю тебя на юг!

Оба они, перегоняя друг друга, в двух легких лодочках скользили по воде и смеялись. Маргарита – оттого, что вышло по ее, что кон чились ужасы. Да, смеялась Маргарита во сне, и за это, проснув шись, платила частым тихим и тайным плачем.

Положение ее было ужасно. Она не знала теперь, кого она любит: живого или мертвого, и чаще и упорнее ей приходила в серых сумер ках наяву мысль, что связана она с мертвым. Это с мертвым она ле тит в сонной лодке, с ним она плывет!

Вывод нетрудно было сделать. Нужно было или забыть его, или самой умереть. Влачить такую жизнь нельзя! Забыть его, за быть! Но он не забывается!

Нередко, оставшись одна зимою, а Маргарита пользовалась каж дым случаем, чтобы остаться одной, она, сидя у огня возле печки, в память того огня, что горел, когда писался Понтий Пилат, отдава ла себя на растерзание себе самой. Ах, как легко это было сделать! Стоило только сравнить ей себя с Левием Матвеем, хорошо ей изве стным и памятным, и мучения Маргариты становились жгучими. За пустив пальцы в волосы или сжав голову, она покачивалась у огня и бормотала:

– Да, да, да, такая же самая ошибка… Зачем, зачем я тогда ушла ночью от него? Зачем? Безумство! Я вернулась на другой день, но бы ло поздно. Я вернулась, как несчастный Левий, слишком поздно.

В таких бесполезных размышлениях о Левин Матвее, в таких му чениях прожила Маргарита Николаевна полтора года.

В тот самый день, когда происходила нелепая кутерьма с заведую щим учреждением, пустым костюмом и многое другое, вроде пения «Славного моря», Маргарита проснулась около одиннадцати часов утра в своей спальне, выходящей фонарем в башню причудливой ар хитектуры особняка в одном из переулков Арбата.

Проснувшись, Маргарита не заплакала, что бывало очень часто. Она проснулась с предчувствием, что сегодня произойдет что-то, на конец что-то произойдет.

Лишь только Маргарита ощутила это предчувствие, она стала по догревать и растить его в своей душе, опасаясь, чтобы оно ее не по кинуло.

– Я верую! – шептала Маргарита торжественно. – Я верую! Чтото произойдет! Не может не произойти, потому что за что же, в самом деле, мне послана пожизненная мука? Да, я лгала и обманывала, но нельзя же наказывать так жестоко. Произойдет что-то непремен но, потому что не бывает так, чтобы что-нибудь тянулось вечно. Кро ме того, сон был вещий, за это я ручаюсь!

Так шептала Маргарита Николаевна, глядя на пунцовые шторы, наливающиеся солнцем, одеваясь, беспокойно расчесывая перед большим зеркалом короткие завитые волосы.

Сон, который приснился Маргарите, был необычен. Отсутство вали в нем летающая лодка и мелководное море с золотым дном. Приснилось странное темного дуба помещение, какая-то комната, почему-то очень душная. Вдруг дверь раскрылась, и она увидела мас тера. Он не был в белой одежде. Он был оборван, обросший боро дою, босой. Но глаза были очень живые, решительные, к чему-то призывающие. И он, поманив пальцем Маргариту, тотчас скрылся. Маргарита побежала за ним и выбежала на крыльцо, увидела оголен ную рощу и над нею беспокойную стаю грачей. Поняла, что это ран няя весна где-то далеко в деревне, в глуши. Вон мостик через узень кую речушку. Тут дунуло волнующим ветром, мастера она потеряла и проснулась.

– Сон этот может значить только одно из двух, – рассуждала Маргарита Николаевна, – если он мертв и поманил меня, то это зна чит, что он приходил за мною и я скоро умру. Это хорошо. Мучениям пришел бы тогда конец. Или он жив и напоминает мне о себе. Зна чит, мы еще увидимся. Увидимся скоро, непременно увидимся.

Итак, сегодня я не имею права мечтать о том, чтобы забыть его, а наоборот, весь сегодняшний день посвятить воспоминанию о нем, потому что сегодняшний день – день годовщины. Встретились мы как раз в этот день.

И вскоре Маргарита была одета. Находясь все в том же возбужде нии из-за сна, Маргарита думала о том, что все, в сущности, склады вается очень удачно и надо ловить такие удачные моменты и уметь пользоваться ими. Муж уехал в командировку на целых три дня. Це лых три дня она предоставлена самой себе, целых три дня никто не помешает ей думать, мечтать. Все пять комнат в ее распоряжении. Маргарита пила чай в столовой, глядя, как солнце играет на хрус тальном графине в буфете.

Напившись чаю, она ушла в темную без окон комнату, где храни лись чемоданы и разное старье в двух шкафах. Присев на корточки, она открыла нижний ящик первого из шкафов и из-под груды шелко вых обрезков достала то самое ценное, что имела в жизни. Старый альбом коричневой кожи, в котором была фотография мастера, книжка сберегательной кассы со вкладом в девять тысяч рублей, за сохшие распластанные розы между листками папиросной бумаги и часть тетради в целый лист с обгоревшими нижними краями.

Немногое было у Маргариты Николаевны, но что-то все-таки бы ло. Перейдя в спальню к себе, Маргарита установила фотографию вертикально на трюмо, подняла штору и просидела около часа, дер жа на коленях испорченную огнем тетрадь, перебирая листы, пере читывая то, в чем после сожжения не было ни начала, ни конца.

«…Гроза гнула и ломала гранатовые деревья в саду, трепала розо вые кусты, и в колоннаду влетали тучи водяной пыли. Фонтана не было слышно, все звуки сожрала гроза, обрушившаяся на Ершала им…»

Дальше не было ничего. Огонь добрался до верху почти послед ней страницы и сожрал слова. Дальше ничего нет, кроме неровной угольной бахромы, а оборот предыдущей страницы желт.

Утирая слезы, Маргарита Николаевна оставила тетрадь, локти положила на трюмо и, отражаясь в трехстворчатом зеркале, сидела, не спуская глаз с фотографии. Потом слезы высохли. Маргарита сло жила свое имущество аккуратно, и через несколько минут оно скры лось под шелковыми тряпками, и со звоном закрылся замок.

Маргарита надевала в передней пальто, чтобы идти гулять.

Тут ее задержала домработница Наташа. Осведомившись о том, что сделать на второе, и получив ответ, что это безразлично, Ната ша, чтобы развлечь себя, вступила с хозяйкой в разговор и рассказа ла ей бог знает что, вроде того, что вчера в театре фокусник такие фокусы показывал, что все ахнули. Духи раздавал всем по два флако на и чулки, а потом ночью вся публика вышла – и, хвать, все голые оказались!