От себя же ещё плюсом добавлю - да и весь ты таков, словно мастер некий видел как-то в жизни красоту истинную и воплотил её во всех твоих чертах, пропорциях тела, всю, без издержек неких и без изъяна единого.
- Хорошо же, раз считаешь ты меня красавцем таким, то и мне легче будет быть с тобою, мой бог, Квотриус.
Северусу показалось сейчас тело Квотриуса очень схожим с отмытым, но столь желанным телом Гарри.
- Возляжем же на ложе, ибо хочу я доказать тебе, что люблю тебя с каждым днём жизни своей всё больше, мой желанный, единственный мой.
И в момент произнесения фразы профессор безоговорочно верил в правдивость своих слов и нерушимость слова чести графа Снейп.
… Снейп прижимался в исступлении страсти, давно не имевшей никакого выхода, к выгнутой в экстазе спине брата. Он едва лишь сделал в нём несколько движений, когда Квотриус захрипел от вожделения и жажды более глубокого проникновения, а Северус, как и хотел брат, двигался быстро, то выходя из него на всю длину ствола, то неистово толкаясь внутрь, то обводя в его анусе невидимые глазу окружности, полукружия и части их.
И вот уже Северус ложится на брата, лежащего на спине, сверху, тот сам в пылу неистовом раздвигает ноги, и ставит их, как женщина, полусогнутыми, на ложе любви, а после столь желанного проникновения обхватывает ими старшего брата за поясницу, и они снова сплетаются, как змий Уроборос, без начала и конца, в своего рода живое, трепещущее, беспрестанное, ни на миг не останавливающееся, кружащееся кольцо.
А вот Северус лежит на спине, а на него, сидя спиною, насаживается само греческое Светило, прекрасный бог Аполлон, коему надлежит не заниматься низкой, недостойной самого имени его любовью со смертным, а гнать квадригу впереди солнышка… пока оба не задрожали в судорожных движениях наслаждения. Снейп, приподнявшись слегка на локте, ласкает лицо, шею, грудь, соски, живот, пах, бёдра, спину - всё, до чего может дотянуться - возлюбленного, а тот томно стонет от неги. Но… Северус даже в эти чудеснейшие минуты долгожданной, упоительной, такой разнообразной близости думал о… Гарри.
- Так не может быть и никогда не будет со мной и Гарри. Он невинен. Не обольщён. Ему было бы больно и неприятно, если только не дать пососать «конфетку» или не пососать, что лучше позабавит и раззадорит парня, эту самую «конфетку» у него самого. Но Квотриус бы точно отказался, а все остальные домочадцы мужеска пола скорее дали бы себе отрезать эту самую «конфетку», чем сунуть свою драгоценность в рот дикарю. Да и сосать немытую «конфетку» точно бы отказались. Так устроен свет. И с этим нужно смириться…
И потом… Слово графа Снейп... Как смею я изменить не изменявшему мне ни разу Квотриусу? Какой повод дал он мне для измены ему? Карра? Но это было давно, Квотриус сам говорил, что не спал с нею года за два-три до меня, но обходился рукою. Так в чём же мне упрекнуть его? В том, что я тоже в одиночестве, грубо говоря, сливал, гоняя лысого?
Потом братья падают рядом друг с другом, и Северус чувствует такое густое, осязаемое, можно представить, словно руками уловимое, мягкое, податливое, давно желаемое насыщение близостью.
Всё произошло, как хотел он, и Квотриус ни разу не обмолвился о возможности своего доминирования в любовной игре. Это было славно - не слушать упрёков, не выслушивать и не опровергать претензии. Снейпу было очень… спокойно рядом именно вот с таким Квотриусом. Брат чрезвычайно отчётливо откликался на каждое поглаживание, полизывание, укус, полу-прикусывание, нежный или, напротив, глубокий, словно ранящий поцелуй, а от излюбленной своей ласки вскрикивал не хуже Северуса в похожей ситуации, но с несколько иным, только его, Сева, странно эрогенным местом, о котором Квотриус знал, но на это раз почему-то не коснулся его. Наверное потому, что они рьяно бросились друг другу в объятия, почти что не разлепляя их до самого окончания любовных игр, особенно Квотриус, который не особенно-то ласкал Северуса. Это Северус не забывал нежно обращаться с возлюбленным во время соитий. Квотриус же забывал обо всём.
- Значит, в очередной раз да будет мир меж нами?
- Да будет так.
- Скажи честно, когда больше понравилось тебе - сейчас или в те разы, в кои овладевал ты мною?
- Я видел, что не нравилось тебе проникновение моё в тебя, поэтому - точно, что сейчас и только сейчас.
- Только потому, что не нравилось мне? А тебе?
- Мне лучше и приятнее, когда двигаешься ты во мне. Сия роль пассивная более подходит ко нраву моему. Ежели овладевал тобою я, всегда делал что-нибудь не так, не вовремя или попросту забывал сделать, ведаю я сие. Поэтому ты, если сочтёшь, разумеется, нужным навещать меня и после женитьбы, просто лобзай меня горячее, а после - овладевай смелее. Не стану строить тебе препон ни в чём, что касается отношений законных меж тобой и твоей высокорожденной будущей супру…
- Какая, к Мордреду в кишки, женитьба?! Какая, к демонам Аида и ламиям, супруга?! Квотриус! - Северус даже приподнялся с ложа на локте.
Но хитрый брат тут же изогнулся и пощекотал ему языком пупок. Северус сразу же развалился на спине, и пока брат орудовал над его эрогенными зонами, предавался неге, которой, казалось, не будет конца. Никогда ещё Квотриус не ласкал его тело с такой заботой даже к мелочам, вроде чувствительного щипка за сосок или облизывания внутренней поверхности нежных бёдер. Он делал так нарочно, чтобы продлить ласки, не касаясь члена, хотя тот уже вовсю подавал знаки внимания. Северус покачивал им, чтобы привлечь внимание к обделённому лаской органу. И профессор на время передумал насчёт неопытного Гарри в пользу, пусть и не всегда, но божественно красивого Квотриуса:
- Но Квотриус действительно занялся «вылизыванием», как выражался этот несносный Поттер, вздумавший, что за хорошее знание расхожих фраз его родного языка я просто обязан вознаградить несмышлёного юношу по полной программе, включающей в себя его растление, хоть и разница в возрасте у нас в данный момент мизерно мала. Мне сейчас, судя даже по медному, далеко неточному зеркалу, от силы двадцать пять-двадцать три. Скоро такими темпами превращусь в младенчика. А что после? Да нет, не успею я помереть, превратившись в зародыш или, хуже того, в оплодотворённую яйцеклетку, и лишившись чуть позже вместе с отцовским сперматозоидом, материнского лона… Гарри что-нибудь да придумает. Ему - двадцать один или уже двадцать два исполнилось. Не помню я, чтобы гриффиндорская башня была украшена подсвеченными плакатами и искрящимися шариками в честь Избранного. Хотя же и не особо любили его… там. Избранный… Ну, что тут попишешь, если ты такой особенный?