Внезапно за спиной у Пересвета раздался чей-то сердитый окрик.
Он вздрогнул и обернулся, продолжая двигать челюстями, так как его рот был забит сочной яблочной массой.
В нескольких шагах от Пересвета стояла пожилая женщина в исконно прусской одежде. На ней была белая холщовая юбка почти до земли, спереди был передник, расшитый красными узорами, сверху была надета разноцветная безрукавка из мягкой ткани с глубоким вырезом, голову незнакомки покрывала темная полотняная лента, уложенная в виде круглой шапочки. Эта лента называлась намитка. Такие же ленты носили прусские рабыни, живущие в Рудавском замке. Косы женщины были уложены венцом на голове, поэтому были совершенно скрыты широкой намиткой. В руках женщина держала вилы, угрожающе направив тонкие металлические зубья в сторону Пересвета. Она с настороженной неприязнью взирала на непрошеного гостя, чуть сдвинув над переносьем свои тонкие светлые брови. Кожа на лице у незнакомки была очень белая, благодаря этому ее темно-синие очи казались почти черными.
Незнакомка заговорила с Пересветом на прусском наречии, которое напоминало язык литовцев и жемайтов обилием шипящих и свистящих звуков. Голос у нее был резкий и неприятный. Видя, что Пересвет не понимает прусскую речь, незнакомка перешла на ломаный немецкий.
– Ты кто такой? Откуда ты здесь взялся? – молвила женщина, с трудом выговаривая немецкие слова. – Не молчи, отвечай! Ну!..
Незнакомка сделала шаг вперед, поудобнее перехватив вилы, словно собираясь пустить их в ход.
Пересвет торопливо выплюнул изо рта остатки яблока, показывая незнакомке жестами рук, что он сейчас ей все объяснит.
– Я не враг тебе, поверь, – по-немецки промолвил Пересвет, прижав ладонь к груди и глядя в настороженные глаза незнакомки. – Я русич, а не немец. Я бежал из немецкого плена, теперь пробираюсь к Неману. Я почти ничего не ел два дня. Ежели у тебя есть лошадь, то я готов купить ее. У меня есть серебро.
Все сказанное Пересветом явно озадачило незнакомку. Она воткнула вилы в землю и оперлась на них локтем, продолжая разглядывать Пересвета, но уже без сердитого блеска в глазах.
– Коль ты русич, тогда скажи что-нибудь по-русски, – после долгой паузы обратилась к Пересвету незнакомка. – Назови свое имя.
Пересвет повторил все прежде сказанное на русском языке, после чего назвал свое имя и город на Руси, откуда он был родом.
По лицу незнакомки было видно, что она слышала про Русь, что ее отношение к русичам коренным образом отличается от явной неприязни, которую она питает к немцам. Доброжелательно махнув рукой, незнакомка пригласила Пересвета в свой дом.
– Меня зовут Дангуоле, – по-немецки сказала она. – Будь моим гостем, русич. Это хорошо, что ты сбежал от крестоносцев, значит, ты и впредь будешь сражаться с ними. Так?
– Конечно, – ответил Пересвет, направляясь в избу. – Я служу литовскому князю Корибуту Ольгердовичу, который ныне княжит в Брянске.
Оставив вилы в полутемных сенях, Дангуоле гостеприимно распахнула дверь в избу перед гостем. Пересвет переступил через высокий порог и очутился в просторной горнице с довольно низким потолком. Свет проникал сюда через два окна, затянутых бычьим пузырем. В дальнем углу возвышалась большая печь, сложенная из речных валунов и обмазанная глиной. Перед окнами стоял стол и две скамьи. Рядом с печью был дверной проем в другое помещение, завешанный грубой тканью. Из-за занавески выглянули две детские светловолосые головки, с любопытством взирая на Пересвета.
– Это мои младшие сыновья, – улыбнулась хозяйка, строгим жестом повелев детям исчезнуть.
Младший из мальчиков, которому на вид было не более семи лет, мигом исчез за пологом. Старший подчинился матери далеко не сразу, ему на вид было лет девять.
– Садись, где тебе удобно, молодец, – сказала Дангуоле. – Сейчас я угощу тебя, чем бог послал. Умыться можешь вон там. – Хозяйка кивнула Пересвету на ушат с водой, стоявший у стены, на которой были развешаны на прибитых крючках длинные льняные полотенца.
Помыв руки и ополоснув лицо, Пересвет сел к столу, на который расторопная Дангуоле уже выставила глиняные тарелки с тонко нарезанным свиным салом, ржаным хлебом, зеленым луком и чесноком, свежими огурцами и яблоками.
– А муж твой где? – поинтересовался у хозяйки Пересвет, оглядывая убранство избы и сознавая, что мужские руки тут давно ни к чему не прикасались.
– Супруга моего немцы угнали рыть канал возле города Кенигсберга еще десять лет тому назад, – с печальным вздохом ответила Дангуоле. – С той поры я его и не видела. Много мужчин из нашей деревни сгинули бесследно на подневольных работах: кто-то нашел свою погибель в каменоломнях, кто-то на добыче соли, кто-то на прокладке каналов… В нашем селении мужских рук-то почти не осталось, ежели не считать мальчишек и стариков. Все труды и тяготы выносят на своих плечах жены и вдовы.
– Как называется ваше селение? – спросил Пересвет. – И далече ли отсюда до ближайшего замка крестоносцев?
– Деревня наша называется Укмерге, – молвила хозяйка, наливая в кружку золотистый яблочный сок. – От нас до ближайшего немецкого замка полдня пути. Этот замок называется Лазен. Наше село и еще шесть прусских деревень в округе принадлежат барону Райнварту, владельцу Лазена.
– Далеко ли от Лазена до Рудавского замка? – допытывался Пересвет, уплетая за обе щеки сало с хлебом.
– Около пятнадцати верст, – проговорила Дангуоле, бросив на гостя внимательный взгляд. – Ты бежал из Рудавского замка?
Пересвет молча кивнул. Затем он негромко добавил, прожевав хлеб и сало:
– Я ведь не один бежал. Вместе со мной сбежала одна немка-монахиня.
– Где же она? – так же тихо спросила Дангуоле, присев на скамью рядом с Пересветом.
– Она дожидается меня в лесу недалеко отсюда, – помедлив, промолвил Пересвет. – Я же не знал, что меня ждет в вашей деревне, поэтому и не взял ее с собой. Можно, я приведу ее сюда? Она от усталости еле держится на ногах.
– Конечно, веди. О чем речь! – Дангуоле похлопала Пересвета по плечу. – Беги за своей подругой, а то она небось вся извелась от неизвестности. Беги, пока деревня не проснулась. Будет лучше, если никто, кроме меня, вас не увидит.
Гертруда и впрямь была на грани полного отчаяния от долгого отсутствия Пересвета. Она едва не разрыдалась от радости, когда Пересвет предстал перед ней живой и невредимый, да еще и с утешительным известием, что ему удалось найти в селе гостеприимную хозяйку.
Увидев Гертруду, Дангуоле сразу сказала, что та похожа лицом на ее старшую дочь. «Что ж, теперь у меня будет две дочери», – добавила с радушной улыбкой Дангуоле, обняв и поцеловав юную немку.